Но здесь Роман увидел, как один из шведских гренадер завернул прямо к нему и Ивлеву — должно, обшарить карманы, и тут он сразу вскочил на ноги. Вскакивая, он перехватил взгляд шведа и увидел, что шведа занимает не он, Роман, а занимает полковое знамя в руках убитого Ивлева.
В гудевшей от контузии голове яркой вспышкой мелькнула мысль: «Надобно спасать знамя!» С этой мыслью к Роману точно вернулась его прежняя сноровка. Стремительно метнувшись к знамени, он быстро подхватил его и побежал со знаменем к лесу, в сторону от идущих в атаку шведских гренадер. Бегущий за знаменем швед поначалу оторопел, когда один из убитых русских вдруг ожил и перехватил желанный трофей. Потом шведский гренадер принялся суетливо вывинчивать из дула своего мушкета крепко насаженный на него багинет, насыпать порох, забивать в ствол заряд... Когда же он навел тяжелый мушкет и выстрелил, Роман был уже далеко. Пуля просвистела в стороне, и лес прикрыл беглеца своим шатром. Роман долго продирался через самую чащобу густого подлеска, пока не скатился в глубокий буерак, густо устланный павшей листвой. Он лежал, вслушиваясь в звуки погони, но погони не было, и на него надвинулась и со всех сторон окружила удивительная прозрачная тишина осеннего леса. Было странно представлять, что где-то в полутора верстах отсюда люди жестоко убивают друг друга. Роман с минуту лежал, глубоко вдыхая запахи павших пряных листьев, и ему почудилось на миг, что и сам он такой же опавший от порывов ветра листок, словно растворившийся в тихой осенней благости. Но в сей же миг задул ветер и донес в ^ишину лесного буерака звуки отдаленной канонады и ружейных выстрелов. Роман поднялся и побрел не спеша, слегка пошатываясь, как солдат, токмо что выписанный из лазарета. Он возвращался навстречу выстрелам, сражению, смерти, потому что там было его место воина, выполняющего свой долг перед отечеством. Сотни русских офицеров и солдат, опрокинутых было первой атакой шведов в лес, так же как и Роман, не отсиживались в кустах и буераках, а возвращались, чтобы снова встать в строй. И все страхи генералов из немцев, что русские солдаты, как то сделали бы наемники, разбегутся по лесу, и потому никак нельзя давать баталии в лесной местности, были развеяны именно битвой при Лесной.
Когда летучий корволант двинулся к главной позиции шведов, в рядах его снова стояли Невский и Ингер-манландский полки, смятые было первой атакой шведов. Выбравшись из лесной чащобы, Роман разыскал стоявших уже в строю невских драгун. Толстый подполковник Мякотин, взявший на себя команду после того, как полковой командир был ранен в первой же атаке, обнял его от всего сердца перед строем своих драгун и троекратно расцеловал.
— Спасибо, голубчик! От всего полка спасибо! Спасши знамя, ты спас и честь знамени, и честь полка!
И Мякотин приказал развернуть знамя перед фронтом драгун. Так что в атаку на главную силу шведов невцы пошли в общем строю корволанта под спасенным полковым знаменем.
Выходящие из перелеска русские полки (драгуны спешивались и шли в общем строю) были встречены шведами столь жестоким артиллерийским огнем, что поначалу попятились в перелесок, под прикрытием которого снова выстроили свои линии. Выйдя из леса уже правильными рядами, они прямо двинулись на сближение со шведами и, подойдя на сто саженей, ответили на огонь неприятеля дружными залпами. Обе армии стояли теперь не более нежели в ста метрах друг от друга, выстроенные каждая в четыре линии, и меж ними пошел тот огневой бой, который и почитался регулярным боем по тогдашней линейной тактике. Солдаты задних рядов перезаряжали ружья и передавали их в первый ряд, по приказу взводных офицеров плутонги давали залп, и стрельба та так и именовалась — стрельба плутонгами. Места убитых и раненых спешно заполняли солдаты задних рядов, и судьба баталии зависела от того, кто устоит под частым огнем противника.
Пальба та продолжалась без малого более двух часов, да, видать, нашла шведская коса на русский кремень. Вопреки суждению Левенгаупта, что русские солдаты не выдержат регулярного огневого боя, — они стояли неколебимо, отвечая огнем на огонь, выстрелом на выстрел. Многократные залпы шведов опустошали русские ряды, так же как и залпы русских — ряды шведов.
— Это настоящая бойня, а не баталия! Прикажите моим драгунам атаковать русских в конном строю, и я ручаюсь, что прорву их строй! — подскакал к Левенгаупту Шлиппенбах.
Но шведский командующий отрицательно покачал головой:
— Я начну атаку, только когда возратится наш авангард! Сторожите мост, Шлиппенбах! И помните: там ключ ко всей баталии!
Адам Людвиг сердито натянул поглубже шляпу: пошел снег, задул ледяной ветер, начиналась не осенняя даже, а настоящая зимняя круговерть.
Невольно вспоминалась та первая Нарва, когда метель сыграла на руку шведам и уже через час был прорван центр русской позиции. Правда, теперь ветер бил шведам в лицо и русские залпы сверкали в метели, как молнии.
— Государь! У солдат так раскалились ружья, что больше невозможно стрелять! Прикажи ударить в штыки на шведа!— подскакал к Петру разгоряченный боем Голицын.
Это потом, уже после Лесной и Полтавы, побед Румянцева и Суворова, трехгранный штык стал заветным оружием русской армии. А в ту кампанию 1708 года русская армия впервые заменила неуклюжие багинеты на своих ружьях знаменитым трехгранным штыком. И не было еще ведомо, сколь отличится сей штык в рукопашном бою. Потому трудно было решиться и бросить полки в страшный штыковой бой: а вдруг швед устоит и сломает хребет русской пехоте?
Словно уловив колебания Петра, Голицын рубанул рукой:
— Ручаюсь, пройдем на штыках—сквозь шведскую линию!
Петр помедлил и согласно наклонил голову.
И вот в час дня барабаны ударили атаку, и, точно подгоняемые северным ветром, бившим им в спины, русские батальоны пошли в штыковую. Шведы успели сделать только один залп, как русские уже налетели и опрокинули первую линию, вторую, третью. Левенгаупт двинул в бой резервную линию, но русские на штыках прошли и ее и ворвались на шведские батареи. К трем часам дня главная позиция шведов была взята, и расстроенная шведская пехота спешила укрыться в вагенбурге, составленном из четырех тысяч повозок и фур (еще четыре тысячи повозок с боеприпасами были предупредительно отправлены Левенгауптом к Пропойску). Сгоряча преображенцы и семеновцы бросились было к вагенбургу, но отхлынули под картечью оставшихся шведских пушек, густо покрыв побеленное снегом поле зелеными солдатскими мундирами (один Семеновский полк под Лесной потерял добрую половину своего состава).
Отойдя на ружейный выстрел, русские выстроились насупротив вагенбурга, упиравшегося тылом в реку Деснянку. Влево от вагенбурга был единственный мост через Леснянку, охраняемый драгунами Шлиппенбаха. Петр, так же как и Левенгаупт, понимал, что мост этот — ключ к виктории. Взяв мост, русские лишали шведа последнего пути к ретираде. Но Петр решил повременить с атакой моста, так как вынырнувший из снежной пелены драгунский офицер доложил, что на скором подходе конная дивизия Боура.
— Успел-таки, чертов немец! — весело рассмеялся позади царя Меншиков.
А у Петра словно рукой сняло страшное напряжение боя.
— Дать войскам роздых!— приказал он Меншикову.
— И то верно, мин херц! Люди с четырех часов утра не спавши, не евши, валятся с ног!— Меншиков был весьма доволен царским приказом.
— Дождемся Боура, тогда и ударим на мост! — решил Петр. — Только бы швед прежде сего не вышел из вагенбурга и не контратаковал!
Но шведы словно приняли русское «приглашение» к роздыху. В вагенбурге царила такая путаница и сумятица, что надобно было сначала разобраться в частях, смешавшихся при отступлении, прежде чем идти в контратаку. Стонали тысячи раненых, помещенных за повозками, ржали укрытые здесь же лошади. Под покровом усиливающейся метели шведские гренадеры самовольно, не слушая офицеров, разбили несколько фур с бочонками рома и, пьяные, шатались меж раненых. Генералы и полковники не могли найти свои части, и единственно, о чем сейчас молил фортуну шведский командующий, был скорый возврат трех тысяч рейтар своего авангарда, с помощью которых можно было контратаковать русских. Однако первыми пришли не рейтары, первым пришел Боур с пятью тысячами русских драгун.
