Проходит некоторое время, и Ольга просит «зделать милость брату Василию», то есть отпустить на волю и его. Калашниковы же принадлежали родителям Пушкина, и, чтобы распорядиться их судьбой, поэт должен был сначала приобрести право на владение ими. Безусловно, при прохладных семейных отношениях Пушкину едва ли хотелось заниматься этим. Однако Ольга прекрасно чувствовала отношение Пушкина к ней и его желание каким-то образом искупить вину. Что ж! – она решила предоставить ему такую возможность. «Вы можете упросить матушку взять нашу всю семью к себе и тогда зделаете свою великую милость, за что вас и Бог наградит...»

Едва получив вольную, Ольга выходит замуж. Михайло Калашников написал Пушкину, что выдал дочь «с великим трудом». Однако дело того стоило: Ольга стала женой не абы кого, а дворянина, титулярного советника Павла Сергеевича Ключарева. Надо признать, что такая партия для крестьянки, даже и барином «порченной», достойна удивления. Ключарев служил дворянским заседателем в земском суде, по тому времени был для округи начальством, а кроме того, имел имение с тридцатью душами крестьян. Таким образом, Ольга сама стала дворянкой, барыней и владелицей крепостных.

В начале января 1833 года Пушкин получил письмо – «кудрявое», как он выразился, – уже от ее супруга. Тот от имени Ольги просил две тысячи рублей на выкуп заложенного имения. Требуемую и, надо сказать, очень существенную по тем временам сумму Пушкин не дал, но написал Ольге письмо.

В ответе, видимо, чувствуя, что немного переборщила в своих притязаниях, госпожа Ключарева сообщает Пушкину, что недовольна своим супружеством. Муж – «пьяница и самой развратной жизни человек... У меня – вся надежда на вас, милостивый государь», – пишет она. Вдоволь поплакавшись, бедная жена обращается с просьбой. Во-первых, она снова беременна и просит, чтобы Пушкин был крестным. Во-вторых, чтобы он защитил ее отца, продолжавшего воровать, от Пушкина-старшего, Сергея Львовича. Видимо, того мошенник управляющий допек, и он посадил над ним белорусского дворянина Пеньковского. Тем не менее просьбы Ольги за отца были успешны. Недаром Пеньковский с некоторым намеком сообщает Пушкину весной 1834 года: «Ольга Михайловна с большою уверенностью утверждает, что она меня, как грязь с лопаты, с должности сбросит, только бы приехал Александр Сергеевич в Болдино, тогда что она захочет, все для нее сделает Александр Сергеевич».

«Сбросить Пеньковского, – пишет пушкинский биограф В.В.Вересаев, – ей не удалось, но своего «блудного тестя», грабителя и мошенника Калашникова, Пушкин до конца своей жизни продолжал держать в качестве управляющего в принадлежащем лично ему Кистиневе».

Проворная и хваткая дворянка Ключарева не стала терпеть «беспечного человека», как она называла мужа. Стоило тому разориться, как она развелась с ним на весьма выгодных по всему условиях. Ибо, жалуясь Пушкину, что останется, видимо, «без куска хлеба», купила-таки себе не только удобный дом в уездном городишке Аукоянове, но и для престижа – несколько крепостных.

Сходство Ольги с пушкинской героиней, замучившей золотую рыбку просьбами, очевидно. Однако «крестьянская любовь» поэта сумела остаться отнюдь не у разбитого корыта.

...Генералу Петру Петровичу Ланскому уже перевалило за сорок – возраст весьма почтительный по меркам XIX века. Однако семьей он так и не обзавелся.

Такому застарелому холостячеству имелась своя причина. Ланской очень давно, молодым, пленился одной замужней дамой. Он – любил, она – позволяла любить себя. Ему приходилось довольствоваться лишь ее снисходительностью. Мужу своему она изменяла легко, со многими, и генерал понимал, что предмет его воздыханий, в сущности, бездушное, испорченное создание.

Время шло, и ему казалось, что искоренить эту страсть сможет лишь его смерть. Видя, что его красавица заводит все новые и новые романы, Ланской не раз пытался порвать с мучительной связью. Но ничего не выходило – красавица не выпускала его из маленьких цепких ручек: так иногда не хотят расстаться с совершенно ненужной вещью, полагая, что когда-нибудь она еще пригодится.

В характере Ланского имелась черта, которая мешала ему быть счастливым любовником. Эта черта, которая называется верностью, составляла суть его натуры.

Петр Петрович не понимал, что увлекательного находят другие, бросаясь от одной привязанности к другой. Этот импозантный, мужественного вида, уже начинавший седеть генерал каким-то образом ухитрился сохранить в себе романтические представления о тех узах, которые должны соединять мужчину и женщину. Просто беда!

Его возлюбленная потешалась над такими старомодными взглядами. Она отлично усвоила, что Ланской не вертопрах, человек щепетильный в вопросах мужской порядочности, а к тому же терпеливый, как мул, и никуда от нее не денется. Однажды, когда Петр Петрович уж особенно допек ее упреками в непростительном пренебрежении к его чувствам, жестокая дама в очередной раз посмеялась над ним:

– С сентиментальностью вашего ума и верностью привязанностей, соперничающей с плющом, во всем мире существует только одна женщина, способная составить ваше счастье, – это Наталья Пушкина, и на ней-то вам следовало бы жениться!

О Наталье Пушкиной тут было помянуто не случайно.

Идалия Полетика – так звали мучительницу Ланского – доводилась Наталье Николаевне родней, хоть и дальней, а кроме того, подругой, хоть и коварной. На совести этой дамы осталось преступное желание сблизить Натали с Дантесом, и тем насолить Пушкину, которого по причинам, так и невыясненным, Идалия ненавидела. В кровавой развязке драмы, сделавшей жену поэта вдовой, она, увы, сыграла весьма неблаговидную роль. Этого Наталья Николаевна не могла не понимать. Она сначала отдалилась, а потом вовсе прервала всякие связи с бывшей подругой.

Едва ли верный рыцарь Идалии так уж интересовался подробностями истории, закончившейся дуэлью на Черной речке. Ланской по своему характеру не принадлежал к тем, кто любит всяческие слухи и сплетни, которых в том черном январе 1837 года ходило множество. Между тем среди добрых знакомых Ланского был любимый брат Натали – Иван Николаевич, поэтому известие о несчастье, переживаемом в семье Гончаровых, отложилось в сознании Ланского. Но, возможно, для него смертельный поединок, лишивший Россию Пушкина, не выходил за рамки финала достаточно банальной истории: ревнивый муж, настырный поклонник, кокетливая жена. Слава бесподобно красивой Натали Пушкиной оставляла его равнодушным: он был целиком во власти многолетнего чувства к Идалии. Прямой и честный, он, ненавидя свое положение тайного любовника, считал, что эта страсть – его крест по гроб жизни. И не мог допустить даже мысли, что может что-то измениться, а слова его легкомысленной подруги окажутся пророческими...

Наталья Николаевна овдовела в двадцать четыре года. Пушкин оставил ей свое великое имя, долги, которые взял на себя царь, и четверых рожденных ею за шесть лет супружества детей. Старшей – Маше – было неполных пять лет, младшей – Наташе – восемь месяцев.

Александра Сергеевича не стало 29 января 1837 года, а 16 февраля его вдова покинула дом на Мойке, где так страшно, мучительно он умирал. Уезжала она спешно, ничего не собирая, ничем не распорядясь. Их с Пушкиным квартира в доме на Мойке – последнее семейное гнездо – оставалось не разоренным. Уже после отъезда Натальи Николаевны друзья поэта позаботятся о том, чтобы сберечь обстановку квартиры и драгоценную пушкинскую библиотеку. Все будет сдано на двухлетнее хранение на склад.

... По зимней дороге вдову с детьми лошади везли в родовое гончаровское имение Полотняный Завод. Здесь, вместе с сестрой Александриной, Наталья Николаевна предполагала не только переждать тяжелое для себя время, опомниться от удара, но и остаться на постоянное житье. Мысль о Петербурге была ей невыносима. Подальше от людей! Среди родных стен, книг, которым она с радостью предалась, в окружении детей, еще не осознававших своего сиротства, ей было легче.