– Михаи-и-ил!
Черезнекоторое время послышалось опять:
– Михаи-и-ил!
Беловский сВенеславой привстали.
– Михаи-и-ил!– простонал голос опять.
Мишка сошел наберег, прислушиваясь к голосу.
– Михаи-и-ил!
Осторожноступая по песку, он пошел на голос. Венеслава вцепилась в его руку.
– Не ходи, мнестрашно!
– Кто-то менязовет. Ты слышишь?
– Слышу, номне страшно!
– Оставайсяздесь, я один схожу.
– Нет! Нет! Яне смогу! Одной мне еще страшней!
– Ничего небойся. Подожди меня здесь. Я скоро вернусь.
– Нет, неоставляй меня одну, – вцепившись похолодевшими пальцами в его запястье, шепталаВенеслава, – это русалки тебя зовут. Не ходи!
– Нет, япойду. Ничего не бойся. Это не русалки!
– Я не отпущутебя! Ты не знаешь, русалки по ночам зазывают разными голосами молодцев, чтобыутопить и выпить горячую кровь. Им всегда холодно в воде. Они кровьюсогреваются!
– Сказки этовсе! Жди меня тут!
– Нет, я пойдус тобой! Мне страшно…
– Ну, пойдемвместе. Только не смотри на них.
– На кого, а?На кого не смотреть? Кто там? – дрожала она.
– Напокойников не смотри. Смотри в ноги, поняла?
– Ага… Поняла…Не буду смотреть. Ты только меня не отпускай! Не отпускай меня, ладно?
– Ладно,ладно! Отпустишь тебя! Вцепилась как щука! Пойдем, только тихо! Хазары заметят– несдобровать нам!
Они осторожно,с остановками стали красться к крестам. Голос продолжал уныло звать:
– Михаи-и-ил…
Кресты стояличетырьмя рядами на расстоянии шести-семи шагов друг от друга. Резко пахловытекшими из тел испражнениями, кровью и еще чем-то. Каким-то смертельнымужасом, холодным, обильным потом страха. Венеслава, дрожа всем телом, уткнувшисьлицом в Михаила, брела, спотыкаясь в полуобморочном состоянии.
– Под ногисмотри!
Но она была нев состоянии оторвать лицо от него. Беловский это понял и прижал ее к себе. Онимедленно проходили между крестов, ища голос. Стояла абсолютная тишина, лишьизредка кто-то еле слышно шевелился или вздыхал. Ему вспомнилось, что подобноеощущение было у него в ночной полевой казарме, где, вымотавшиеся за день,мертвым сном спали две сотни человек. В душной тишине помещения иногда кто-то поворачивался,чмокал или сопел. Вот и тут все как будто спят и изредка шевелятся во сне.
– Михаи-и-ил…– послышалось уже ближе.
Михаилпристально всматривался в тела на крестах, ища источник голоса. Но вдруг Венеславаспоткнулась. От неожиданности она вскрикнула. Вслед за ней и Беловскийпочувствовал под ногами что-то мягкое и тяжелое. Они чуть не упали. Присмотревшись,увидели, человека, который пытался ползти.
– Михаил, тыпришел? – спросил он с трудом на черкасском наречии.
– Ты кто?
– Я – рабБожий Захария.
– Ты звалменя, Захария?
– Я большеникого не знаю из русов… К тому же ты крещеный. Я видел у тебя крест, – онзамолчал, тяжело дыша. – У меня порвались руки, я упал с креста. Когда падал,порвались и ноги. Гвозди тонкие… Плохо приколотили… Я не могу ползти. Дайтеводы…
– У нас нетводы…
– Отнеситеменя к воде… Ради Бога…
До берега былонедалеко, шагов двести, не более. Но там спали русы. В темноте можно былонаскочить на кого-нибудь и поднять весь лагерь. Можно было вернуться тем жепутем. Но там были корабли, на которых тоже спали русы. Да и нужно ли? Можноли? Он не имел права вмешиваться в историю! Если допустить, что Михаила нет вэтом времени, то, значит, и Захарию некому тащить к реке. Вдруг он выживет?Тогда он продолжит фигурировать в истории. А это было не по правилам троянцев.
Беловскиймучительно думал, что ему делать. Он был в растерянности. Венеслава немногопришла в себя, убедилась, что перед ней не вурдалак, не покойник, а живой черкас.Она спросила:
– Что онговорит?
– Он проситотнести его к реке.
– Так давай жеотнесем.
– Тыпонимаешь, что он казнен судом Великого Кагана и суд этот одобрен русскимвечем?
– Да, понимаю.
– Если увидят,то подумают, что мы его сняли с креста и помогаем бежать…
– Не увидят,мы тихонечко!
– Тыпонимаешь, что он тебе враг? Почему ты хочешь ему помочь?
– Тырассказывал сегодня про Иисуса. Я представила. Мне стало очень жалко Его. Емуникто не помог! Его все-все оставили! Горько ему было… Да и какой он сейчасвраг? Враг – когда сильный. А когда немощный – какой враг?
– Добрая ты,Венеславушка. Настоящая русская у тебя душа.
– А какая же?Конечно, русская.
– Я не в томсмысле… ты не поймешь, о чем я….
Захариязастонал. Кажется, он терял сознание и просил воды.
– Если мы егопонесем и он будет так стонать, то нас все равно заметят…
– Подожди меняздесь, Мишенька, я сбегаю одна и принесу воды. Мы его напоим. Если ему станетлегче, то отнесем к воде. А нет – как Богу угодно!
– Какому Богу?
– Какому,какому! Его Богу, конечно! Иисусу! Не Перуну же?
– Почему неПеруну?
– Потому чтоПерун наш, а не его. У него есть свой Бог.
– И ты небоишься идти одна?
– Теперь небоюсь…
– Почему?
– Мне его Богпоможет.
– А почему неПерун? Он же твой бог?
– Потому что ясейчас не его делом занимаюсь. Какая ему разница – выживет черкас или невыживет? У него своих детей хватает…
– Ну, идитогда. Помоги тебе Бог!
Венеславаисчезла в темноте. Беловский остался один с Захарией. Тот тяжело дышал и большене говорил. Что же делать? Может, Изволь поможет? И она незамедлительноответила:
– Ты правильносделал, что вспомнил меня. Никогда не забывай, кто ты есть. Ты не отсюда. Тебяэто все не касается. Да и девчонок сильно не прижимай!
– Я и неприжимал.
– Я видела! Неприжимал он…
– Ты что,ревнуешь?
– Чего? Яревную? Ну, ты и сказанул! – фыркнула Изволь.
– А чего же тыволнуешься?
– Мне подолжности волноваться положено! А вот тебе девчонок прижимать не положено!
– Ты говорила,что не замечаешь плохого, помнишь?
– Ну, да,говорила, ну и что? Я действительно не замечаю плохого.
– А то, что ядрожащую Венеславу прижал, заметила?
– Заметила…
– Значит, вэтом нет ничего плохого!
– Ну, ты идемагог!
– С тобой –только так!
– Ладно-ладно,дамский угодник, вспомню я тебе…
– Ты лучшескажи – долго мне еще тут командироваться?
– Да нет,немного уже осталось, – как-то грустно пробормотала она. – Скоро домой…
– Я так и неполучил задание. Зачем меня сюда засунули?
– Это твояпервая миссия, Миша, тут нет специального задания. Просто проекту был необходимдополнительный компонент в данной ситуации. Ты им и стал. Без тебя всепроизошло бы точно так же, кроме маленьких деталей.
– Например?
– Это не моякомпетенция. Да и рано тебе это знать. Ты еще находишься в том времени. Вотвернешься к себе – кое-что узнаешь. А теперь я должна тебя оставить. Высшиесилы прерывают связь.
– Какоставить? Мне же говорили, что ты всегда будешь со мной?
– Да, я всегдас тобой. Мы всегда с тобой. Нас много. Ты – не один, помни это. Не забывай, чтотебя никогда-никогда не оставят! Не забывай этого!
– Что тыговоришь, Изволь! Изволь!
Она уже неотвечала. Михаил потряс оберег, но он молчал. Эх, так и не спросил, что сЗахарией делать. Вдруг откуда-то рядом послышался голос:
– Ничего покане делай.
– Кто тут? –закрутил головой Беловский.
– Это я,Тимофей.
– Тимофей,здравствуй! Как я рад! Где ты?
– Я тут, передтобой…
– Где? Невижу!
Появился свет.Перед Михаилом действительно проявился стоящий на коленях Тимофей. Свет опятьисходил из него. Между ними лежал Захария с рваными руками и ногами. Тимофейсклонился над ним и гладил спутанные волосы черкаса.
– Это мой сын…
– Захария –твой сын?!
– Да.
Михаилрассмотрел Захарию и увидел, что тот был еще совсем молод. Над верхней губойтолько начали пробиваться черные усы.
– Это онзатеял драку с русами.
– Почему?
– Он мстил заменя. Он любил меня.
Беловскийзаметил, что Тимофей плачет.