–А-ха-ха-ха-ха-а-а-а-а! Никто не сможе-е-ет! – заревел тот, схватил колоду, накоторой сидел, и швырнул в коня. Лошадь свалилась как подкошенная и забила вконвульсиях копытами. – Видал?

   – Пожалейменя, господин, не то я умру от страха, так и не успев рассказать тебе тайну,которую не смог выведать у меня сам Каган! Как же он тогда поверит тебе, что яготов был во всем сознаться, если я умру? Он скажет тебе: и даже ты не смогодолеть этого руса!

   Великанзадумался и велел снять с перекладины Беловского. Горцы бросились исполнять,аккуратно сняли его и бережно посадили в траву. Шамуил сходил за колодой иопять уселся на нее перед Михаилом.

   – Ну,говори свою тайну! – почти нежно сказал он.

   – Я бежалот итильского купца Мордахея Рыжего.

   – ОтРыжего? Знаю я эту шельму…

   –Редкостная шельма, мой господин, этот Мордахей!

   – Да, да,правильно ты сказал – редкостная шельма!

   – Грехслужить такому хозяину, который заставляет раба участвовать в своих преступлениях,обманывая почтенных и уважаемых всеми господ! – почувствовав ситуацию, на ходуимпровизировал Беловский.

   – Да, да,рус! Хороший ты рус! – одобрительно ревел Шамуил.

   – Убежал яот Мордахея, так как не в силах был больше помогать набивать ему мешки золотом,полученным обманом и хитростью! Грех обманывать почтенных господ!

   – Правильно– грех!

   – Я нехотел сознаться Кагану в том, что принадлежу этому недостойному человеку! Каганне смог вытащить из меня ни слова, так как для меня лучше смерть, чем службаРыжему! Но, увидев тебя, затряслось мое сердце, подогнулись колени, о Великий Шамуил!И я признался тебе во всем…

   – Ну иправильно сделал! Все равно бы у меня заговорил, – довольным львом проурчалШамуил.

   – Безсомнения, Великий Шамуил!

   Гигант явнопришел в хорошее расположение духа. Он что-то крикнул в открытое окно избы, ииз нее выбежали мальчики с блюдами и кувшинами. Они поставили еду прямо натраву перед Михаилом. Шамуил схватил кусок вареной конины, засунул в огромнуюпасть и жестом предложил сделать то же самое Беловскому. Тот с видом самойблагодарности, рассыпаясь в комплиментах о беспримерной милости и великодушииШамуила, с немалым удовольствием перекусил. Когда они закончили трапезу, одиниз сидевших в сторонке горцев, всячески угождая, как будто совсем недавно и неоскорблял, посадил Беловского в седло, а сам побежал пешком, держа повод. Онидобежали до лагеря, где была яма, но его не спустили в нее, а завели в шатер,где грудами лежало разное награбленное барахло. Горец порылся в нем, выбралрасшитую шелком рубаху, красные атласные шаровары и дал их Беловскому, одежда которогопосле поездки по лугу превратилась в лохмотья грязно-зеленого цвета.

   Приодевшись,Михаил, осознав свое положение, сел на большой сундук и приказал горцуподобрать ему сапоги. Горец с большой готовностью метнулся выбирать обувь,поднося разные пары для примерки. Он помогал Михаилу обуваться, разуваться,участливо советовал и был очень счастлив, когда Михаил выбрал наконец мягкиеваряжские башмаки с косыми нахлестами, инкрустированные бронзовыми бляшками. Состороны могло показаться, что они очень дружны и невозможно было дажепредставить, что этот разлюбезный человек еще совсем недавно глумился надБеловским. Когда горец ползал перед ним на коленях, помогая сдернуть тесныйсапог, Михаила так и подмывало желание помочь ему, упершись в него другой ногой.Хотелось высказать ему тоже что-нибудь гадкое, обидное. Ведь Беловский искреннепрезирал этого двуличного и ничтожного человека. Презирал до брезгливости, доомерзения. Но он сдержался, не захотев уподобляться больному слепой злобойдикарю. Он не мог заставить себя полюбить этого человека, но в его силах былосдержать к нему ненависть и презрение. Не дать им вырваться из души, пережав еекак воду из рвущегося из рук шланга.

   Беловскогопереправили в ставку на большой ладье с подарками от Шамуила. Каган встретилего милостиво, отругав, однако за скрытность. Он тоже в весьма обтекаемой инеконкретной форме одобрил побег от Рыжего, который, видимо, успел надуть нетолько простака Шамуила, но даже самого Кагана. Ему даже было весьма приятнодосадить Мордахею, силой приобретя у него ученого раба. Он радостно предвкушал,как будет грызть и складывать в тряпицу свои желтые ногти от досады Мордахей, иэта радость была связана в сознании Кагана с Беловским.

   ПоложениеМихаила в ставке Кагана нельзя было назвать удручающим. Его даже расковывалиднем, когда уплыть незамеченными с острова было невозможно, и надевалибронзовые браслеты только на ночь. Ему выделили старую палатку и позволилисвободно ходить, правда, в сопровождении двух стражников. Иногда Каган вызывалБеловского к себе на беседу. Он хорошо угощал его и даже позволял забирать ссобой еду, которую Михаил относил Ратко, сидевшему в отдельной землянке. Каганрасспрашивал про русов, про варягов, про славян. Он хотел понять, чем одниотличаются от других и от третьих. Беловский сам не знал этого толком, что-тоуклончиво отвечал, а потом искусно переводил разговор на другие темы.

Ему былопозволено приходить к вождю, и вечерами он сам спрашивал у Ратко, стараясь какможно больше понять историю Руси. Выяснилось, что русы – это такие же варяги,только живущие не на море, а на реках. Раньше они говорили на одном языке, нопотом с юга и запада пришли славяне. Они не враждовали с русами, жили в лесах,полях, занимались земледелием, бортничеством и охотой. Русы же сидели наберегах рек, строили мощные города на высоких откосах, ходили в дальние походына ладьях и защищали славян, а славяне кормили русов. Постепенно два народасмешались так, что сейчас уже стало невозможно отличить руса от славянина. Языкпостепенно стал у всех один – славянский, и название стало общим – русы. Варягиже весьма часто наведывались в Русь. Иногда погостить, отдохнуть от бесконечныхвойн, иногда выбрать невесту, чтобы увезти к себе за море. Но чаще всего ониприходили торговать у русов хлеб, мед и пушнину. Или проходили купеческимикараванами на Волгу и Днепр, чтобы добраться до дальних восточных стран.Относились к ним тепло, так как и те и другие прекрасно знали, что русы иваряги – один народ. Тем более что варяги еще помнили, что вышли на север, заморе, именно отсюда. Здесь была их прародина. Время от времени онидоговаривались объединенными силами выступать против врагов или свершить набегна дальние страны, обогащавший их на несколько лет. Вот и сейчас, говорилРатко, должны прийти варяги, чтобы защитить Русь от хазарского нашествия. Немогли не прийти, верил Ратко!

   ТакжеБеловский узнал, что сам Ратко выходец с верховьев Волги, с устья Дубны. Егоотец в поисках нового удела лет сорок назад пришел в мордовские земли. Он хотелпостроить со временем в Кадницах город и закрепиться на этих берегах. Местныенароды – мордва, мурома и мещера, тоже не враждовали с русами. Они прекрасноуживались, не имея точек пересечения. Русам не нужны были их поля и леса.

Несколько летвсе было хорошо. Кадницы росли как на дрожжах. Прослышав о новом поселении, сверховьев Волги и Оки приходили новые и новые русы, женились, строили дома.Случалось, что оставались жить ограбленные по пути купцы, бежавшие из пленаразличные славяне, они женились на местных девушках, растили детей. Коренныежители этих мест тоже селились поближе к Кадницам, чтобы было удобней торговатьс русами, искать у них защиты, и были всегда рады породниться. Но в последнеевремя стали сильно беспокоить булгары и хазары. Несколько раз чудом удавалосьвовремя спастись, уводя в глухие леса скот и людей, унося весь скарб. Хазарыжгли постройки, которые приходилось каждый раз восстанавливать. Для постройкигорода еще не хватало сил, поэтому о том, чтобы попробовать держать оборону,нечего было и думать.

   Теперь жевсе было уничтожено. От его мира не осталось ровно ничего. Ратко сильно этопереживал. Единственное, что его хоть немного приободряло, – это то, что егодочь Венеслава, скорее всего, жива и находится где-то близко. Он видел, как Каганобратил на нее внимание и что-то шепнул слуге. Скорее всего, ее не убили, апленили за ее необыкновенную красоту.