Привели собаку. Окидзима выстроил спецрабочих внутри ограды.

— Должен сделать одно предупреждение, которого не хотел бы делать, — жестко сказал он им по-китайски. — Вы, конечно, попытаетесь бежать. Сейчас вам наверняка не до этого, но завтра вы начнете подумывать о побеге. Так вот, бежать не пытайтесь, далеко не убежите.

Окидзима дал знак, и помощник-китаец швырнул собаку на колючую проволоку. Вспышка, дым, вонь горелого мяса…

Спецрабочие стояли молча. Покорные, безразличные, ничего не выражающие лица…

22

— Ни одного трудоспособного. Полагаю, им необходимо дать месячный отдых.

Директор сидел отвернувшись, упорно отводя взгляд от изодранного в клочья костюма и воспаленных, налитых кровью глаз Кадзи.

— Мы — не лагерь, мы — рудник. Мы взяли пленных для того, чтобы они у нас работали. Рудник не имеет возможности кормить их даром.

— Но поймите, они истощены до предела, это не люди, тени.

— Послушай, Кадзи, это военнопленные, следовательно — враги Японии, антияпонский элемент. В конце концов, по их вине мы, японский народ, несем эти огромные жертвы. Их труд — только частичное искупление…

— Я не собираюсь вам противоречить, но очень сожалею, что вы не изволили пожаловать вместе с нами на место приемки, на разъезд… Может быть, вы сочтете возможным проследовать сейчас в бараки, где их разместили?

Директора бесило присутствие Кадзи. И все-таки он не решался взглянуть на него.

Кадзи придвинулся ближе, пытаясь перехватить взгляд Куроки.

— Конечно же, они пленные. Только этим и можно оправдать, что двенадцать задохнулись в наглухо закупоренных товарных вагонах, а пятьсот девяносто два еле ноги волочат… И это тоже вполне естественно, потому что они пленные. Если вам угодно их прикончить — это проще простого: прикажите им выдать сегодня на ужин по четверть кило соевых жмыхов, и за два-три дня больше половины отправится на тот свет. Они пленные, это сразу видно…

— Хватит! — директор раздраженно хлестнул по столу сводкой добычи. — Я уступаю тебе в последний раз!

— В последний раз?

— Да, в последний раз! — и директор наконец поднял на Кадзи неодобрительный, суровый взгляд.

— Можно узнать причину?

— Можно. Тебе не занимать самоуверенности. Ты развернулся здесь вовсю, а последствия? Что случилось с рабочими артелей, которые ты распустил, ты знаешь?

— Совсем недавно удостоился за это похвалы господина директора. Надеюсь, вы не забыли?

— Да, помню. И виню себя за легкомысленную поспешность. Ты выплатил подрядчикам компенсацию и взял на себя управление рабочей силой, так? А то, что за эти самые денежки рабочих переманили на сторону, ты знаешь?

— Когда? — только и выдавил из себя Кадзи.

— Сегодня. Фуруя только что докладывал.

— Сколько увели?

— По словам Фуруя, человек сто пятьдесят. Из казармы западного участка. Тех самых рабочих, которых ты перевел в непосредственное подчинение конторы. Идеальная система!.. Вот мы и получили твою «идеальную систему»! Я-то понимаю, улучили, мерзавцы, момент, когда тебя и Окидзимы не было на месте, и увели. Но ты-то обязан был предвидеть такую опасность!

Кадзи не отвечал. К безмерной усталости, валившей его с ног, к печали прибавился новый гнет — чувство бессильной ярости. То, чего он втайне опасался, свершилось. Не поняли рабочие его добрых намерений, предали его. Да, видимо, они сами перестали считать себя за людей. Просто немыслимо! Люди сами продали себя, как товар, сами доверили свои жизни кровососу-подрядчику… Так оставайтесь же рабами! Пусть выжимают из вас соки, пока не сдохнете где-нибудь под кустом!

— Если о всей этой истории узнают в правлении, тебе не сдобровать, — предупредил директор.

— Должен ли я понимать вас так, что всю ответственность мне следует принять на себя?

— Я не это хотел сказать. На сей раз я постараюсь замять дело. Но в дальнейшем будь осторожен, понял?

Великодушие директора не обмануло Кадзи. За красивым жестом крылась боязнь за собственную шкуру. Если потянут к ответу начальника отдела рабочей силы, пострадает и репутация директора рудника. Кадзи захотелось хлопнуть дверью и уйти. Не оглядываясь и не возвращаясь.

Но со стороны это выглядело совершенно иначе: он приоткрыл дверь и, осторожно затворив ее за собой, вышел, ступая бесшумно и почтительно.

23

— А за пленными присматривать легко. Никакой тебе канители, — мечтательно сказал заведующий продовольственным складом для рабочих Мацуда.

— Хорошо бы сговориться с военными и всех рабочих на нашем руднике перевести в пленные. Вот бы денежек сэкономили!

Фуруя, забредший к Мацуде поболтать, и второй собеседник, десятник с одного из участков, одобрительно закивали.

— Правильно! — поддержал десятник. — А деньжата эти подкинули бы нам. И работалось бы веселей. Больше толку-то будет, чем горланить с утра до вечера: «Увеличим добычу, увеличим добычу!»

Конторка, где Мацуда выдавал пайки, находилась в углу продовольственного склада, за невысокой перегородкой. Мацуда просиживал там большую часть дня, водрузив на стол ноги, зудевшие от какой-то непонятной болезни.

— Пленные должны скоро подойти, — напомнил Фуруя, взглянув на стенные часы.

Мацуда спустил ноги со стола.

— Пожалуй, вам лучше убраться отсюда. Неровен час, этот придира сюда сунется, — и он показал глазами на увязанный в головной платок большой сверток на полу, у ног десятника.

В свертке была мука. Японцы, служившие на руднике, регулярно заглядывали к Мацуде и потаскивали муку из рабочих пайков. Раньше Мацуда щедро сбывал на сторону и муку, и сахар, и масло, но с приездом Кадзи жить стало труднее. Этот ворчливый субъект совал свой нос во все щели. Мацуда долго ломал голову над тем, как усыпить бдительность нового начальника отдела, пока не додумался до одной хитрости. На листе бумаги из служебного блокнота, которым он почти не пользовался, Мацуда, основательно попотев, сочинил докладную записку: «В порядке поощрения за увеличение добычи предлагаю выдавать спецпаек служащим-японцам…» Мацуда был неглуп. Ни у одного из двухсот служащих-японцев, которые время от времени получали бы незаконный «спецпаек» из фондов, отпускаемых для рабочих, язык не повернется упрекнуть Мацуду в недостаче. Служащие будут ему благодарны, — рассчитал Мацуда, и директор будет доволен — как-никак, это вклад в дело подъема добычи… Мацуда целился убить трех зайцев! Все равно, рассуждал он, продукты эти отпускаются в таком количестве, что рабочим не достанется и по крупице, поэтому их не выдавали вообще. Запасы из месяца в месяц возрастали, сейчас их накопилось довольно.

Но беда была в том, что это блестящее предложение могло попасть в главное правление только по инстанции, через Кадзи. Так и получилось. Доклад Мацуды, стоивший ему нескольких дней труда, попал на стол Кадзи, но дальше не пошел и через два дня вернулся к автору с резолюцией, начертанной красным карандашом.

Он и сейчас лежал перед Мацудой на конторке. Красные иероглифы, начертанные Кадзи, гласили: «Поощрение служащих-японцев относится к компетенции общего отдела Главного управления».

Так Мацуда по вине Кадзи потерял возможность отличиться перед начальством. Он в сердцах обругал Кадзи скотиной и решил разбазаривать продукты старым способом.

Мацуда беспокойно глянул на часы. Как только на углу квадратной площадки перед зданием отдела рабочей силы появится Кадзи, все сотрудники отдела снова почувствуют на себе его властную руку.

— Сматывайтесь, — поторопил он десятника.

Но было уже поздно. Дверь распахнулась и в склад вошел Окидзима. Растерянно пряча глаза, десятник, собравшийся было уходить, снова опустился на стул.

— Папаша Мацуда, — сказал Окидзима, обежав конторку свирепым взглядом и мигом сообразив, что тут происходит, — попрошу с сегодняшнего вечера выдавать на спецрабочих муку и пшено.

— Это пленным-то? Тогда вольным рабочим ничего не останется! — запротестовал было Мацуда.