Люди стояли, повернувшись лицом к центру комнаты, непринужденно болтая и высматривая знакомых или тех, на кого стоит посмотреть. Это выглядело достаточно логично, поскольку в комнатах, полных народа, не стоят, подобно осажденному войску, спинами к центру, а лицами к врагу, чтобы отразить натиск. Логично, но неправильно. Картины висели вокруг них по стенам, словно простолюдинки, танцующие на улице.

Доусон взял бокал вина и совершил экскурсию по выставке, поскольку ему не пришло в голову, что тут можно делать еще. В начале своего второго обхода он наткнулся на ту блондинку. Она была потрясающе хороша: водопад волос пшеничного цвета, падающий больше на одну сторону, глаза с поволокой, крохотная родинка над верхней губой.

– Вы знаете этого художника? – спросил Доусон.

Она смотрела на него некоторое время, словно медленно переводила его фразу, и ответила:

– Нет.

Она подняла руку, держа в ней незажженную сигарету. Пока Доусон обшаривал карманы в поисках спичек, она убрала сигарету обратно в пачку, а пачку – в сумку.

– Могу я предложить вам бокал вина? – спросил он.

Она улыбнулась, а потом ее улыбка расширилась и она негромко рассмеялась.

– Слушай-ка, – сказала она, – отвали. Хорошо?

Он вернулся к бару – длинному столу, покрытому белой скатертью. Служебное помещение было как раз за ним. Какая-то женщина обновляла целую кучу отпечатанных на фотостате прейскурантов картин.

– Где бы я мог найти Ральфа Портера? – спросил Доусон.

– Вот там, – она кивнула в направлении беседующей троицы: двоих мужчин, один из которых был в таком дорогом костюме, что он всегда должен выглядеть помятым, и длинноногой женщины, которая по какой-то причине была в шляпе. Доусон встал рядом, превращая этот треугольник в кривобокий крест.

– Ральф Портер? – вопросительно проговорил он.

Портер оказался более высоким из этих двух мужчин, на нем был костюм куда более шаблонного покроя, хотя он и привнес в него фатовской штришок, засунув шелковый носовой платок в рукав пиджака. У него было широкое лицо с мясистой нижней челюстью, густые темные волосы, зачесанные назад, и кустистые брови, похожие на птицу, как ее рисуют дети. Когда он повернулся взглянуть на Доусона, «птица» сделала ленивый взмах крыльями.

– Я тут смотрел на номер четырнадцатый, – сказал Доусон. – «Водяной луг».

Парочка, беседовавшая с Портером, отчалила. Портер взглянул на полотно, названное Доусоном: сочетание голубого, белого, зеленого и черного цветов; краска наложена кусками, гуще, чем оконная замазка.

– Вам нравится эта картина? – спросил он.

– Ну, и да и нет. По сути дела, мне просто нужна была возможность поговорить с вами минутку. – Доусон мельком показал Портеру свое удостоверение. – Это не займет много времени. Я хочу узнать у вас о паре членов вашего правления: Элисон Траверс и Мари Уоллес.

Портер некоторое время пристально разглядывал Доусона, а потом опустил глаза на носки своих туфель. «Птица» устроилась на его переносице. Не повышая голоса, он сказал:

– Я собираюсь показать вам на дверь сейчас же и выпроводить вас на улицу. Это частный прием, и вас сюда не приглашали. Позднее мне придется сказать об этом пару слов вашему начальству. – Руки Портера были в карманах, спина слегка ссутулилась – весьма небрежная поза. Носовой платок свисал с запястья. – Вы знаете, что вам не следует появляться здесь. – Голос его был полон снисходительности.

Доусон последовал за Портером к дверям. Его руки тоже были в карманах, кулаки сжаты так, что ногти вонзали свои белые полумесяцы в мякоть ладоней. Портер открыл дверь, словно он выгонял из дома кошку на ночь. Его глаза и вообще внимание уже были где-то в другом месте. Та молодая блондинка выглянула из круга изготовленных мастерами-дизайнерами одежд, причесок и прочих аксессуаров, чтобы поймать взгляд Доусона. Она подарила ему легкий смешок, полный неподдельного удовольствия и неподдельного яда.

Выехав из боковой улочки, Доусон врубил на секунду свои фары на полный свет, озарив переднюю сторону «порше». Потом он включил рацию и просигналил пароль своего вызова. Ему ответил мужской голос. Доусон сообщил название улицы, района, регистрационный номер и модель этого «порше».

– Машина создает помехи проезду, – сказал он. – Отбуксируйте ее прочь как можно скорее. В течение пятнадцати минут, хорошо?

– Машина вашего приятеля? – Голос звучал явно весело.

– Управляющего моим банком, – ответил Доусон.

– Ну, этих-то надо ставить на место.

Добравшись до дому, Доусон позвонил Кэлли в гостиницу.

– Он знал, кто я такой. Вел себя так, словно почти ожидал подобного визита.

– Ну и что потом?

– Вышвырнул меня оттуда. Всюду одно и то же. Я бы мог прихватить этого парня за препятствие расследованию, но он может сказать, что ничего такого не было.

– Друзья в высоких сферах?

– Разумеется. Но что-то более определенное. Он вел себя так, будто знал, что я не должен появляться там. И знал, что я знаю это.

– Ладно, – сказал Кэлли.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Отложи это пока. Я имею в виду: не ходи больше туда, не гони волну. А если Протеро будет доставать, скажи, что это я велел.

– Я могу и сам позаботиться о себе.

– Мне не нужны одолжения, – вздохнул Кэлли. – Скажи, что это была моя идея, даже приказ, и тогда только одному из нас дадут по рукам.

– С тобой все в порядке? – спросил Доусон.

– Горло воспалилось. В остальном все отлично. Послушай: не тряси больше клетку Портера... но вот если ты все же смог бы провести кое-какие осторожные проверки двух главных пайщиков...

– Что ж, я могу найти их адреса, кредитные данные, нормы выдачи по закладным, документы о покупках в рассрочку, банковский баланс и текущие счета в сберегательных банках. Но это ведь не то, что мы хотим узнать, не так ли?

– Это не расскажет нам, кто они такие, нет. И о том, что у них за связь с Портером, тоже не расскажет. Но все равно взгляни.

Набирая номер Элен, Кэлли напевал про себя: «Если вы хотите оставить сообщение...»

«...Но если вы хотите оставить сообщение, то я...» – сказал голос Элен.

Эрик Росс вышел из рощицы и приостановился, глядя вниз, на башню. Она выделялась острым темным контуром на фоне неба, бледного от света полумесяца. Он нес с собой только сумку с винтовкой. Остальные его пожитки были припрятаны в расселине скалы на западной стороне торфяника. Днем он ходил в город за едой и, найдя небольшой тайник с деньгами в первом же доме, в который залез, отправился в универсам. На обратном пути он видел газетные стенды с кричащими заголовками. Репортажи рассказали ему, что убиты люди, что выстрелы были сделаны из башни. Говорилось также, что полиция отказалась делать предположения о возможности перемещения лондонского снайпера на юг. Газета не страдала подобной скромностью, она была убеждена, что убийства – дело рук одного и того же человека.

Росс стоял на улице, положив у ног сумки с покупками. Он прочитал статью медленно, дважды – ему трудно было это переварить. Он чувствовал себя разгневанным и обманутым, готовым расплакаться и озадаченным. Он чувствовал себя униженным. Он не мог найти ни одному из этих чувств объяснения, но они прожигали его насквозь. Он отправился к автостоянке, хотя его истинный интерес находился не там. Он подошел к башне и взглянул вверх, на ее верхушку, ее стены и бойницы, но он знал, что не может приблизиться к ней вплотную и попытаться проникнуть внутрь в дневное время. А теперь он вернулся, использовав рощицу как прикрытие, потом спустился по склону таким скрытным путем, который привел его прямо к двери.

Было уже поздно, за полночь, и ближняя дорога была пустынна. Он стоял в темноте, прижавшись спиной к шершавой стене башни, и прислушивался к ночным звукам. Минуты через две-три он повернулся к двери и осторожно оттянул ее наружу. Внутри ветер гонял вокруг стен тихое, гогочущее эхо. Росс зажег спичку, отправив этот ореол света переливаться по поперечным балкам и изгибам лестницы. Он высоко держал спичку, пока не дошел до лестницы и не поставил ногу на первую ступеньку: исследователь вступал на загадочный континент.