Лариса Федоровна не один час старалась, чтобы извести толстые Верины косы на эти прыгающие на каждом шагу жгутики. Локоны Вере очень нравились, и грим тоже. Она выглядела сейчас немного старше и привлекательнее.

В вестибюле стояла духота. Высокий лоб Веры был в испарине. А может, это совсем не от жары. Сегодня, как перед трудным экзаменом, волновались все, включая и Ларису Федоровну, которая, нервно ломая пальцы, подбадривала Веру:

— Все будет хорошо. Это всегда немножко страшновато. Но после первой же фразы приходит уверенность. Вот увидите. Главное — ни о чем не думать. Только о тексте, и не пережимайте, пожалуйста. А то получится сплошная декламация.

Лариса Федоровна дрожащей рукой поправила воротник платья у Веры. Конечно, она завидовала ей. Иначе и не могло быть.

Из-за кулисы вывернулся Васька с приклеенной жиденькой бородкой, в заплатанной на сто рядов куртке. Лариса Федоровна отговаривала его надевать эту ветошь, но Васька был упрям:

— Это же лакей. И пусть все шурупят, как жилось при царизме простым людям.

— Зачем ты коверкаешь язык, Панков?

— Я? Да что вы, Лариса Федоровна!

Перед тем как открыться занавесу, Алеша еще раз осмотрел свой костюм. Сюртук, брюки в стрелку, белая накрахмаленная рубашка с пышным бантом — как, однако, немного нужно, чтобы совершенно преобразить человека. И не только внешне, хотя и походка и жесты у Алеши стали прямо-таки величественными.

Если не считать злополучных поцелуев, Алеше совсем не трудно было играть помещика. Еще на репетициях, когда он врывался в воображаемую комнату и его встречала рослая, красивая Вера, все у Алеши выходило натурально. И слова звучали от всего сердца, и лишь одного боялся Алеша, что все заметят это.

Железные кольца занавеса с визгом пролетели по проволоке — и зал мгновенно притих. Вера, стоявшая на лестнице у выхода на сцену, повернулась и встретилась взглядом с Алешей. И была в ее влажных темно-синих глазах тревога. И в ту же секунду Вера, как слепая, робко шагнула к публике, разглядывая какую-то карточку. А Васька (он был уже на сцене) отчаянно затопал по ходившему под ногами настилу и прорычал:

— Нехорошо, барыня…

Алеша ждал, когда заговорит Вера, он очень беспокоился за первую фразу. Ведь это — запев всего спектакля. Только бы не сорвалась!

Вера сказала, кажется, все как положено, и Алеша облегченно вздохнул, словно самое страшное было уже позади.

А потом так и пошел спектакль: гладко, в меру темпераментно, без накладок. Васька, правда, местами явно пережимал, но это ему прощали, потому что в зале то и дело хватались от смеха за животы. Даже угрюмый Рупь-полтора похохатывал в кулак.

У Алеши спектакль вызвал чувство праздника. Ему было радостно, когда он раскланивался со сцены, когда затем прошел за кулисы и сорвал с лица лихие помещичьи усы.

— Спасибо, Алеша, — легонько положила ему на плечо руку Лариса Федоровна. — Ты бесподобно играл. Если захочешь, будешь артистом.

Подошел Васька и тоже похвалил Алешину игру. А вот и Вера прошуршала тяжелым шелком платья:

— Успех!

Немного погодя Алеша почувствовал неимоверную усталость, и ему захотелось скорее на свежий воздух. Спрыгнув со сцены, он увидел в зале Сему Ротштейна. Конечно, Сема ждал Веру. Сема заулыбался, выпятив нижнюю губу:

— Ты сегодня дал по мозгам! Да и Вера — настоящая Лилиенталь! Великая артистка!

— Может, все-таки Блюменталь? Эх ты! — с горечью сказал Алеша и торопливо зашагал по коридору.

Спектакль понравился всем, о нем заговорила школа. Младшие классы просили, чтобы «Медведя» показали и им, и Лариса Федоровна пообещала. А драмкружковцам сказала:

— В субботу идем в театр.

Директор школы премировал артистов билетами на спектакль, о котором много писалось в газетах. Спектакль шел в драматическом театре. Билеты взяли в партер, о чем ребята и не мечтали.

Вера была в театре без Семы. Сема, конечно, достал бы себе билет, но он или поссорился с Верой и не захотел идти, или чем-нибудь был занят в этот вечер. Последнее время Сема частенько заглядывал в Дом пионеров, где устраивались шахматные турниры.

Лариса Федоровна оторвала Алеше билет, который случайно, а может, и не случайно, привел его на соседнее с Верой место. А по другую сторону от Алеши оказалась Влада, и это сначала огорчило его. Будет тут умничать!

Едва он присел и что-то сказал Вере о пьесе и ее авторе — знаменитом в стране драматурге, как у одной из дверей, у алой бархатной портьеры заметил Костю. Бегая взглядом по рядам, Костя искал кого-то. Конечно, Алешу. Впрочем, тут же Влада, из-за нее он пришел.

Алеша помахал ему рукой. И Костя тоже помахал Алеше и вызвал его в фойе, где люди, лениво переговариваясь, ходили по кругу.

— Сейчас я совершил подвиг! — радостно сказал Костя. — На премьеру не попасть. В кассе нет билетов. С рук был продан, пожалуй, единственный билет. И купил его я. Как?

— Здорово!

— А ты что обо мне думал!

Но по Костиному лицу пробежала тень. Он через распахнутую дверь посмотрел в зрительный зал и проговорил грустно, словно его ничто не радовало здесь, словно он был бесповоротно обречен на одни муки:

— Это еще не здорово! Вот что я скажу тебе, дружище! Я должен с ней помириться. Я обязан…

— Что ж, Костя, бери мой билет. Мне все равно, — упавшим голосом сказал Алеша.

Прозвенел второй звонок, и они расстались. Костино место было тоже в партере и даже ближе к сцене, чем у драмкружковцев. Но Алеша ругал себя: отдал место дружку, а сам иди куда-то. Костя будет сидеть спиной к Вере и толкать ее локтями. Костя никого и ничего не замечал, когда с ним его Влада.

Алеша опустился на свое новое место и огляделся. Справа от него сидела девушка в голубой блузке. Она внимательно читала — строка за строкой — программу спектакля, и черные-черные ее глаза вспыхивали и гасли. И было в этой удивительной игре света что-то южное, знойное.

— Я не могу понять, играет ли Вершинский. Вчера он играл. А сегодня не отмечен в программе ни он, ни его дублер, — вдруг сказала девушка, слегка наклонившись к Алеше.

Алеша слышал об артисте Вершинском, недавно приехавшем в театр откуда-то из Сибири. Но он ничего сейчас не мог ответить девушке. Он лишь неопределенно пожал плечами.

А минуту спустя, преодолев робость, Алеша спросил у нее:

— Не вы продали билет моему дружку?

— Может, и я. А какой он, ваш дружок? Высокий в синей куртке, да?

— Точно. И его зовут Костя.

— А где же он? Понимаю. Он купил билет для вас, — сказала она, разглядывая Алешу.

— Мы поменялись местами.

— Вы плохо видите? — поинтересовалась она.

— Видим мы оба прекрасно, но я оказался рядом с его девушкой.

— И они вас выжили? Это ж возмутительно! — уголками рта улыбнулась она.

— Да что вы!.. Я сам, — не поняв шутки, сказал Алеша.

— И я сама. Не пришел мой знакомый. Он у меня опер, жуликов ловит, — доверительно прошептала девушка. — Наверное, и сегодня кого-нибудь караулит. Вот и пришлось продать билет. Давайте я буду шефствовать над вами.

— Пожалуйста, — неуверенно сказал Алеша, еще не зная, что за шефство предлагает ему соседка.

— Вы и в антракте держитесь со мной. А зовут меня Мара. Смешное имя, правда? Мне оно не по душе, но что поделаешь…

Распахнулся занавес, и они прекратили так неожиданно завязавшийся разговор. Затаив дыхание, Мара смотрела теперь только на сцену. Да, да, она совершенно забыла о существовании Алеши. Но Мара вдруг схватила его за руку:

— Вершинский! О! Как он играл вчера! Он великолепен в этой роли!

И полчаса спустя она снова заговорила с Алешей:

— Мне нравится Вершинский. Он потрясает. Вы обратите внимание на его жесты! Но я ничего не скажу ему. Как вы думаете, это хорошо или плохо?

— Что? — спросил Алеша, несколько удивленный ее откровенностью.

— Я трусиха. Вдруг да не понравлюсь Вершинскому, и он отнесется ко мне, как ко всем прочим своим поклонницам. Ведь может так быть?