Нашли сокровище наши геологи. На целые километры пробурили они толщу гор. Их поиски продолжались несколько лет.
Кто они были, первооткрыватели? Вчерашние студенты. Может, ты десятки раз встречалась с ними на ленинградских улицах. Ведь многие из них были выпускниками Горного института. Насмешливые, влюбленные в шахматы и книги. Главной их чертой было умение терпеть и не ныть.
Буровые снаряды извлекали из глубины земли круглые каменные столбики, иногда зеленовато-серые, иногда черно-зернистые или с белыми прожилками. Добытые образцы изучали в полевых лабораториях, рассматривали в микроскопы, пробовали на излом, взвешивали, нумеровали, бережно укладывали на складах в специальные продолговатые ящики. Так в библиотеке ставят на полку новую книгу. И каждый керн — образец — был книгой, помогавшей разгадать великую тайну недр.
В конце концов эта тайна была разгадана.
Но не думай, что все уже сделано.
Чтобы добраться до сокровища, нужно снять миллионы и миллионы кубометров пустой породы — наносы ледников, валуны, окатанную гальку, песок и глину.
Рудное тело, изгибаясь, уходит под дно озера. Толща воды прикрывает доступ к драгоценной жиле.
Придется менять географию. Инженеры разработали проект: прорыть канал и спустить по искусственному руслу воду из этого озера в другое, лежащее ниже.
Менять географию — менять пейзаж. Раздвинутся сопки, осушатся болота, будет воздвигнут гигантский амфитеатр рудника, где инженерный расчет, рабочая сноровка и мощь механизмов позволят добывать руду бесперебойно, открытым способом. Вырастет обогатительная фабрика с ее сложно взаимодействующими цехами, сотнями умных машин. Для горняков построят фотарий — загорятся искусственные солнца, возмещая в долгие месяцы полярной зимы нехватку живительных лучей.
Там, где теперь только «203-й километр», бараки, валуны и палатки, будет воздвигнут город.
И так же, как ровесники твоего отца в глубине Хибинской тундры, в том пункте, где отмечался знаком «19-й километр», построили знаменитый ныне город Кировск, так и здесь, на 203-м километре, поднимется город с теплыми, золотистыми окнами красивых и уютных домов, с театрами и стадионами, школами и парками. И над ним будут летать серебряные птицы, металл для которых выплавят из руды Комсомольского рудника.
Мечтай об этом, Юля, мечтай!.. Это сильная, светлая мечта. И пусть мечта защитит тебя от всех невзгод и опасностей, мой юный друг.
Глава третья
ИЮНЬСКИЙ СНЕГ
Игорь Савич почему-то смутился, увидев Юлю. Он отпустил усики, и в первую минуту она даже не узнала его. Только когда услышала: «Юль, ты? Сильно-о-о!» — сомнений не осталось. Ну конечно, это он, в той же белой, с выцветшим синим воротником майке, в которой прыгал у волейбольной сетки на школьном дворе. Майка стала уже ему тесна — парень раздался в плечах, возмужал.
Дорожную спутницу Юли — врача Антонину Петровну — встретили приветливо. Для нее была уже приготовлена небольшая комнатка в бараке. А с Юлей заведующий ЖКО (жилищно-коммунальным отделом) не стал и разговаривать. «Пойдите к начальнику, напишите заявление, объясните причину, почему отстали от эшелона».
Она пошла…
В тесной конторе Северостроя пол был затоптан сапогами рабочих. В коридоре толпились каменщики, плотники, штукатуры.
Юля прислонилась к стене. В глаза бросилась надпись, нацарапанная на фанере:
«Маялись без работы 10 июня 1956 года. Бригада 11 человек. Ленинград — Металлический».
Дальше над окошечком кассы было выведено химическим карандашом:
«Сегодня денег не будет».
И какой-то юморист, вспомнивший знаменитую надпись времен гражданской войны, приписал сбоку размашисто:
«Касса закрыта — все ушли на фронт».
К начальнику строительства Одинцову пускали по два человека.
Юля оказалась одной из последних в очереди.
Наконец ее впустили в большой, холодноватый, почти пустой кабинет. Она вошла вслед за молодой работницей с бетонного узла; глаза у той припухшие, в кулаке зажаты брезентовые рукавицы.
— Аванс не выдали, это по какому праву? — сварливо начала работница. — Я и так уже двести рублей задолжала.
Показалось, что работница ошиблась и обращается не по адресу: сидевший за столом человек никак не был похож на начальника большой стройки. На нем заурядное драповое пальтецо, брюки заправлены в сапоги. На вешалке в углу висит серая кепочка. В кабинете никаких чертежей, схем или пультов с мигающими лампочками.
Начальник разговаривал по полевому телефону. Старая деревянная коробка телефона стояла рядом с графином, наполненным рыжим чаем. Лицо у начальника было самое обыкновенное, ничем не примечательное, изо рта вылетали клубочки пара. Голос негромкий, с хрипотцой. («Батманов был совсем не такой», — подумала Юля, вспоминая роман «Далеко от Москвы».)
— Возьмите и сделайте подсыпочку… Подождите, — обернулся он к работнице, — видите, разговариваю… Пусть растаскивают по трассе трубы. Своими, своими людьми обходитесь. И так не загружены. Утром был у тебя, видел. Кирпич, доски — все разбросано. Известь рассыпана, машины по извести ходят. Что-то ты слишком добрый, Прохор Семеныч.
Требует от кого-то, чтобы тот был злым. И сам, видно, недобрый, ох, недобрый. Вот по этому аппарату разговаривал он с офицером-пограничником: «Мы ее из списка вычеркнули, не нужно нам таких».
Положив трубку, Одинцов разыскал на столе бумажку:
— Прогуляли три дня: пятое, шестое, седьмое.
— Я на бетонном работать не буду.
— Пятое, шестое, седьмое июня, — скучным голосом повторил Одинцов. — Сколько недодано раствора за эти дни?
— Через силу выполнять не могу.
— Другие выполняют. А вы хотите не работать и получать?
— Товарищ начальник, в конторе свободное место учетчицы.
— Скажите, почему прогуляли?
— Не выходила по личным причинам! — резко сказала девушка. — Сейчас объяснять не буду. Не хотите в контору, пошлите в столовую.
— Знаете, что я вам скажу? Ленинградский комсомол допустил большую ошибку, послав вас сюда.
— Так не хотите давать аванса?
— Идите на работу. — Одинцов снова взял трубку зазвонившего телефона. — Время рабочее.
— Издевайтесь, издевайтесь… Я в Москву напишу! Министру!.. — выкрикнула работница, закрыла лицо рукавицей и выскочила из кабинета.
«Бездушный», — отметила про себя Юля.
Одинцов снова вел долгий и малопонятный разговор по телефону.
— Давайте, что у вас? — Он взял заявление.
Юля внутренне ощетинилась, готовясь «хладнокровно, с выдержкой» (так советовала Антонина Петровна) объяснить, почему задержалась в Ленинграде. Но объяснений не понадобилось. Начальник только поинтересовался, получала ли она деньги у представителя треста.
— Я на свои приехала.
Он потер лоб, седые виски и, точно вспоминая о чем-то, спросил, остались ли у нее деньги.
— Обедать есть на что? Ну хорошо.
Юлю направили на второй стройучасток к прорабу Прохору Семеновичу Лойко.
Игорь дожидался ее возле конторы.
— Ну как?
— Оформили.
— Молодец. Я, между прочим, был уверен, что ты приедешь.
Он объяснил, что второй стройучасток — это строительство жилых домов будущего города, самая боевая сейчас работа. Бригада, где он с первых дней находится, копает ямы под фундаменты.
— Меня уже и в комсомольский комитет выбрали, — добавил Игорь. — Ты скорее включайся!
Юлю определили в бригаду подсобниц. Жили подсобницы со своей бригадиршей Асей Егоровой в палатке с печкой (это было преимущество, потому что на все палатки печек не хватило). Давали им разные задания: то доски складывать, то убирать возле домов, то подносить кирпич каменщикам.
* * *
В дырочки палатки сквозит небо.
Брезентовая стена рядом с койкой тихонько колеблется. То вздувается, то опадает.