Оказалось, ребенок носит одну фамилию со мной.

— Пожалуйста, разрешите посмотреть на него! — взмолилась я. — Хоть секундочку! Я и халат надену!

Я полезла в сумку за кошельком, и она правильно поняла этот жест.

— Не надо халата, — сказала она, — это предрассудки.

Я увидела сына Сержа.

Он начал орать, когда я над ним склонилась.

Я дала медсестре сто рублей и вышла.

Чего бы мне хотелось — это чтобы о нем никто не узнал.

Было необыкновенно важно для меня остаться единственной мамой единственного ребенка Сержа. Единственной женой и единственной его женщиной.

Крик этого малыша стоял у меня в ушах, когда я покупала шоколадки. Наверное, он понял, что абсолютно не нужен мне. Мне стало его чуть-чуть жалко.

Я передала с медсестрой сумку со всеми видами шоколада, какие нашлись в этой палатке.

Медсестра отнесла ее Светлане.

Мне возвращаться не хотелось.

Я рассказала о ребенке Кате. Предупредив, что это — тайна.

— Он похож на Сержа? — первым делом спросила она.

— Трудно сказать. — Я задумалась. — Он, по-моему, вообще ни на кого не похож.

Катя удовлетворенно кивнула.

— Тебе неприятно, что он существует? — спросила она через некоторое время.

— Мне неприятно, что существует Светлана, — ответила я.

— Может, забудь про нее, и все?

Я задумчиво кивнула.

— Хочешь, — предложила Катя, — съездим мой дом посмотрим?

Отказаться было неудобно.

Я села в Катину машину, и через несколько минут мы подъехали к ее стройке. На Ильинском шоссе, сразу за «World Class».

— Ты делаешь подогрев ступеней? — спросила я, поднимаясь по обледенелой лестнице в дом.

— Нет. Ленка сказала, что не надо, — отмахнулась Катя.

Каждая из нас построила дом и имела обо всем собственное мнение.

— Сейчас крышу переделываем. — Катя показала на огромные, замысловатой формы сосульки по всему периметру дома. — Где-то тепло уходит.

В доме топили, и рабочие ходили в легких синих комбинезонах.

— Я им форму купила, — сказала Катя.

— Я тоже покупала.

Я посмотрела, как кладут плитку. Аккуратно, одну за другой, ровным слоем намазывая клей. Профессионализм плиточников я отметила с удовольствием.

Катя показала мне гостиную, объединенную со столовой и кухней. Я похвалила ее размеры. Моя кухня была убрана в цоколь, потому что я ненавижу запах готовящейся еды.

В просторном холле, с пятнадцатисантиметровым шагом, как положено, извивались трубы теплого пола. Сверху лежали листы гипсокартона и остатки металлических направляющих.

Катя накинулась на прораба.

— Уберите грязь! Это же теплые полы! Кто мне потом будет плитку вскрывать, если что? Вы?

Трубы быстро накрыли целлофаном и поставили оградительные рейки.

— Ты что, и батареи, и теплые полы делаешь? — удивилась я.

— Да, все-таки прихожая. Дверь постоянно открывается.

— Убери батареи. У меня весь этаж в теплых полах под гранитом. И ни одной батареи. А тепло — сама помнишь, в майке хожу.

Катя задумалась. Мы поднялись на второй этаж.

В просторной комнате с балчатыми потолками было уже чисто и лежал паркет.

— А что это за крюки? — спросила я, указывая на потолок.

— Здесь качели будут, — объяснила Катя.

— Здорово.

— Это детская комната.

Я удивленно посмотрела на подругу. Катя подошла к окну.

— Знаешь, у меня и вправду какие-то сложности оказались с детьми. Думали, просто непроходимость труб, — но там что-то еще. Я лечусь. Каждый день таблетки пью и на уколы езжу.

— Хочешь, я тебе буду делать? — предложила я. — Я всегда Машке сама делаю. И уколы, и прививки.

Катя улыбнулась.

— Ну, может, и заеду как-нибудь.

— Вылечишься, — уверила я ее, — все рожают, и ты родишь.

Я не спросила про предполагаемого папу. Насколько я знала, Катя ни с кем серьезно не встречалась.

Мы закрыли дверь в детскую. Это была первая комната, которую Катя сделала «начисто».

— Может, к Ленке поедем? — предложила Катя.

— Может, на «Веранду» пойдем? Я такая голодная! — предложила я. — Или в Москву?

Решили на «Веранду».

Через полчаса подъехала Лена.

— Мне неудобно смотреть в глаза официантам, — сообщила она нам шепотом, — это та же самая смена, что была на Новый год.

Мы понимающе рассмеялись.

— Мне тоже, — призналась я.

— Ерунда, — заверила Катя, — они уже привыкли.

Лена с сомнением покачала головой.

— Метрдотель как-то особенно вежливо мне улыбался при входе.

— Это он специально, чтобы ты не комплексовала, — пояснила Катя.

Мы заказали плов. На всех.

— Как твой горнолыжник? — спросила Катя про Лениного жениха.

— Звонит, я не беру трубку. Ни разу не взяла, пока он в Куршевеле. А так хочется!

— Не бери, — поддержала я.

— Конечно, — согласилась Катя, — ему сейчас и не до жены, и не до катания, он только и думает: «Где моя Леночка? Не разлюбила ли меня?»

Лена счастливо рассмеялась.

— Я звонила Веронике, но она его не видела. Интересно, что там за жена? — вздохнула Лена.

— Он же не тусовочный, — объяснила Катя, — конечно, не видела.

— Зачем тогда в Куршевель ездить? — удивилась я. — Полно и других склонов.

— В Кортине хорошо, — сообщила Катя.

— А мне в Цермате нравится, — возразила Лена, — там старушки такие очаровательные. Я, когда старая стану, туда жить перееду.

— Там сосиска каждая пять долларов стоит, — предупредила я.

Я сама была обладательницей сноублейдов от Chanel, но становилась на них только в случае крайней необходимости. Необходимость возникала, когда Серж возил нас с Машей в горы.

— Я к тому моменту уже жевать не смогу, — успокоила Лена. — И цена на сосиски меня будет волновать так же мало, как цена на фаллоимитаторы.

Катя хотела в старости уехать в Париж.

— Поселиться где-нибудь на Фобуре и давай целыми днями по Сент-Оноре новые коллекции скупать, — мечтала она.

Я бы хотела жить в старости на берегу океана. В огромном доме, продуваемом южными ветрами. И чтобы смуглый юноша в чалме почтительно носил за мной раскладное кресло.

— Да ладно, — сказала Лена. — Когда мы станем старые, и здесь будет нормально. Мы будем первым поколением счастливых старушек в Москве. Как были первым поколением богатых девчонок.

— Да, — подтвердила Катя. — Вспомните, раньше в ресторанах все двадцатилетние сидели. Максимум — двадцатипяти.

— А сейчас, — подхватила я, — и в ночной клуб не пойдешь. Потому что встретишь Вероникину дочку. С друзьями. И будешь чувствовать себя переростком на утреннике.

Нам принесли плов.

Мы договорились идти в пятницу ужинать в ресторан. В Москву.

18

Арестовали Вову Крысу.

Он сидел в камере предварительного заключения и отказывался давать показания.

Я ни на минуту не могла забыть о том, что есть такое место, куда можно приехать и увидеть убийцу своего мужа.

Я была рада, что он там.

Нужен был водитель, чтобы провести очную ставку. По состоянию здоровья водитель приехать не мог.

Их семью посетил адвокат Вовы. Он не сомневался в здравом уме и трезвой памяти свидетеля. Он просто предложил деньги.

Об этом мне сообщил его брат.

— Этот тип предлагал нам деньги! — пафосно заявил он, входя в мой кабинет и широко улыбаясь.

Наверное, за всю жизнь им не предлагали деньги так часто, как в последние полгода.

— Угрожал? — спросила я.

— Ну что вы, — в знак полной несостоятельности моего предположения он поиграл мускулами своих широких плеч, — этот слизняк?

В кабинет заглянул Сергей, увидел, что я занята, и закрыл дверь.

— Двадцать тыщ долларов, — многозначительно произнес он.

«Дешевле, чем убить», — подумала я.

— И вы отказались от денег? — произнесла я с наивным восторгом.

Брат моего водителя непонимающе посмотрел на меня.

— Конечно отказались. — И произнес с нажимом: — Вам бы, наверное, хотелось, чтобы он сел?