— Не меньше семи человек нужно оставить здесь.

— Значит, семеро справятся тут? Так чего же ты до сих пор держал столько людей?

— По правде говоря, я не думал об этом…

— То-то и дело, что никто не хочет думать, ждут, когда кто-то подскажет. А ведь всем одинаково по одной, голове отпущено.

— Признаю, Тойли, ты прав. Но не так-то это просто, есть у меня и скандалисты.

— Начни с себя, тогда никто слова не скажет! — Тойли-Мерген встал.

— Я бы с радостью.. — И, словно двуногий арбуз, Эсен Сары слез с топчана. — Но посмотри на мой живот, разве он даст мне нагнуться?

— Если пять дней походишь на хлопок, от твоего живота и следа не останется. Потом сам благодарить будешь, — сказал Тойли Мерген и, кивнув, вышел.

После склада он постучался в окошечко колхозной кассы. Окошечко не сразу открылось. Бригадир рассердился на кассира. Сидит там, хихикает и делает вид, будто не слышит, что стучат.

— Оразмамед! Ты почему заставляешь меня ждать?

Тойли Мерген недолюбливал Оразмамеда, хотя когда-то жалел его. Рос парень без отца, а Тойли Мерген хотел, чтобы он учился, одевал его и кормил, заботился о нём, пока свадьбу ему не справил. А парень-то оказался прижимистым. Гостей к себе не звал, но посидеть за чужим столом любил. Отпустил бакенбарды, Одевался по последней моде, а мать и жена ходили в вылинявшем тряпье. Недавно Тойли Мергену сказали, будто этот жадюга заставляет свою семидесятилетнюю мать ткать ковры, потому что собирается покупать машину. Ковры-то дорогие.

Услышав голос Тойли Мергена, Оразмамед перестал смеяться, открыл окошечко и, вытянув шею, вытер белоснежным платком слезящиеся от смеха глаза:

— Ах, это вы, Тойли-ага? Не заставил ли я вас ждать? Читал арабские сказки и до слёз смеялся.

— Почему ты в рабочее время закрываешь окошечко и читаешь сказки?

— Сейчас у меня перерыв, Тойли-ага, вы же сами говорили, что в перерыв положено отдыхать.

— А, по правде сказать, я не знаю, что ещё делать кассиру, как не отдыхать.

— Это вы напрасно, Тойли-ага. Посидели бы хоть денёк в этой конуре, вы бы поняли, что и у кассира работа нелёгкая.

— Раз тебе трудно, освободи место.

Оразмамед вытаращил глаза и подался назад.

— Место это я получил, не подавая никаких заявлений, — в нос пробурчал он. — Вам деньги нужны, я посмотрю ведомость.

— Не беспокойся. Мне не деньги нужны, ты мне нужен. Не люблю разговаривать, когда собеседник прячется за стеной.

Кассир щёлкнул ключом и вышел из боковой двери.

— Где твоя жена? — продолжал допрос Тойли Мерген.

— Моя жена? Должна быть дома. А что?

— Чем она занимается?

— Чем может заниматься женщина, Тойли-ага? — ухмыльнулся Оразмамед. — Чай вскипятит, обед сготовит, испечёт чурек.

— У тебя, слава богу, есть ещё мать. Разве нельзя, чтобы всё это делала она?

— Ай, Тойли-ага, мало что ли хлопот в туркменском доме? У меня и для двух женщин работа найдётся.

— Если бы у тебя были дети, я бы и разговора такого не вёл… А не многовато ли, чтобы одного человека обслуживали две рабыни?

— Я вас не понял, Тойли-ага. — Парень был явно растерян.

— Сейчас поймёшь. Завтра сдашь кассу своей жене.

Оразмамед молчал.

— Опять не понял.

— Понять-то понял, но справится ли она с этой работой, всё-таки женщина?

— Насколько мне известно, вы вместе окончили техникум и отметки у неё были не хуже твоих.

— Не отметки работают, Тойли-ага, а человек.

— Не заносись! Завтра чтобы я тебя здесь не видел!

— А где же мне быть, если не здесь?

— Не знаешь?

— Нет! — сказал Оразмамед и затряс своей маленькой головой.

— Хлопок будешь собирать! Не хихикать и прихорашиваться в пустой комнате, а делать полезное дело.

Оразмамед гордился своей должностью и вдруг такая неприятная неожиданность!

— Так, по-вашему, это бесполезное дело? — попытался он возразить бригадиру. — А что скажет правление? Что скажет председатель?

— Я не собираюсь с тобой торговаться, Оразмамед! С председателем всё согласовано.

«Вот и на водокачке есть один такой же бездельник, пойду к нему», — подумал Тойли, отойдя от кассы. И тут навстречу ему попался Дурды Кепбан.

— Салам алейкум, Тойли-ага!

— А, Дурды, ты! Как здоровье, как поживаешь? — остановился Тойли Мерген. — Почему тебя не видно?

— Вообще-то я собирался зайти. — И, словно застеснявшись чего-то, Дурды Кепбан сделал паузу. — Пусть отвяжется от нас этот ревизор… Куда направляешься?

— Обхожу родственников. Хочу повидать ещё одного бездельника — на водокачке.

— Идём, я тебя немного провожу. Сидеть ведь тоже надоедает.

Тойли Мерген закурил и предложил сигарету главному бухгалтеру.

— Что за ревизор? — спросил он.

— Агаев приехал.

— Агаев? А, тот подхалим. Что у вас собирается ревизовать?

— Он приехал ревизовать не нас, а тебя.

— Сам приехал или прислали?

— Сам бы он сюда и носа не показал.

— Кто прислал?

— Ханов.

— Вот как. Что ж, пусть ревизует.

— Почему — «пусть ревизует»?

— А почему — нет?

— А потому… потому, что ты коммунист!

Почувствовав, что Дурды Кепбан не на шутку рассержен, Тойли Мерген приостановился и серьёзно сказал:

— Коммунист. Ну и что из того?

— Коммунисту надо верить или нет?

— Вот ты куда хватил. — Тойли Мерген медленно двинулся дальше. — По-моему, это большой разговор, так вот на ходу мы ни о чём не договоримся.

— Почему не договоримся? — напал на бригадира Дурды Кепбан. — По моим представлениям, коммунист — самый добросовестный, самый чистосердечный человек. Мне кажется, что подозревать такого человека, ревизовать, проверять его — дело ненужное.

Тойли Мерген довольно долго молчал, потом спросил:

— Газеты читаешь?

— А?

Тойли Мерген повысил голос:

— Газеты, спрашиваю, читаешь?

— Читаю.

— Во вчерашнем номере нашей районной газеты есть интересный очерк. Называется «Настоящий коммунист». Видно, написал опытный человек. Если бы ты прочитал про этого «настоящего», то не стал бы напирать на меня со своими «почему».

Дурды Кепбан задумался. А Тойли Мерген продолжал:

— Так вот, Дурды, будут ещё пока и проверки, и ревизии. Если бы и у меня всё было так, как ты говоришь, мне не пришлось бы теперь ходить от одной двери к другой. И в этом не только моя вина. Мои ошибки тесно связаны с ошибками моих родственников. А ведь среди них есть и коммунисты, и комсомольцы. Вот так, Дурды. А за меня не беспокойся. Высоко держи голову. Промахи у меня были, и за них я расплачиваюсь. Но мы оба с тобой знаем, что никогда в жизни не тронули чужой копейки.

— Это верно! Это все знают.

— Если верно, — Тойли Мерген улыбнулся и положил руку на плечо главного бухгалтера, — не дожидайся отъезда ревизора и приходи вечерком, посидим… И, пожалуйста, забудь, что я тогда просил всех вас уйти, когда вы явились ко мне целой толпой. Настроение у меня было поганое. Не люблю, когда меня жалеют.

— Ой, о чём ты вспомнил, все уже давно забыли.

— Ну и хорошо. Приходи, есть о чём поговорить. Приведи и Эсена Сары. Заставим его на дутаре поиграть и анекдоты послушаем. Я сейчас к нему заходил, да мне не до шуток было.

— Сегодня приходи ты ко мне, — сказал немного повеселевший Дурды. — А то мой козлёнок покоя никому не даёт, сам прыгает в казан. И Эсена Сары позовём.

— Ну, раз козлёнком собираешься угощать, тут уж отказа не будет.

— Приходи, у меня тоже к тебе есть разговор.

— Какой ещё разговор? — Тойли Мерген сразу стал серьёзным.

— Надоело мне сидеть за столом.

— Надоело тебе или не надоело, а сидеть тебе за этим столом придётся, Дурды.

— Я зедь тоже твой родственник. Не следует забывать.

— Этим родством я могу только гордиться, Дурды. Но если ты уйдёшь, Шасолтан придётся трудно. Ты это понимаешь не хуже меня.

Солнце перевалило за полдень, когда Тойли Мерген пришёл домой. Акнабат сидела надутая и пила чай.