— Ян, ты что думаешь: принес одну щепочку, так и завтрак тебе обеспечен? Иди неси еще. Да поскорее! Толяна не дождешься!..

Ян вскочил на ноги без пререканий, сам не зная, радоваться или печалиться от такого вмешательства судьбы?

Иван Васильевич внимательно посмотрел ему вслед, лучше бы Ян остался и заговорил. Но он понимал и другое: торопить парня нельзя. Пусть сам все поймет.

Если бы Раджа знал, чем заняты мысли Яна, он удивился бы. Сам он и думать забыл о случившемся. Тогда на перевале он сразу понял, что успеет выпрыгнуть, сумеет и пацана прихватить. Потом стало страшно, а тогда — нет, еще не испугался ни за себя, ни за другого.

Вот был бы у него, Рахима Раджапова, такой богатый отец, как у Яна, так и он бы водил машину. Да не так, как этот задавака! Он бы не сдрейфил.

Что толку, однако, воображать, что было бы, когда на самом деле ничего и похожего нет. Рахим в семье третий, а всего детей шестеро. Отец как подался в старатели, так ни слуху от него, ни духу, да и раньше-то проку было мало. Не скажешь, что хуже без него стало. А мать работает ночным сторожем в столовой и дома ведет хозяйство. У нее и свиньи, и куры, и кролики, а редиска — самая ранняя в городе. Очень часто Радже вместо секции бокса, где он занимается вместе с Яном, приходится ходить на базар с корзинами этой самой редиски — относить матери товар. Или запаривать мешанку для поросенка, или чистить кроличьи клетки. Без дела он дома не сидит никогда, но дела эти все такие, что лучше бы их вовсе на свете не было!

— Рахим, придержи котелок, я суп помешаю, — скомандовала Ира, как всегда даже и мысли не допуская, что ее не послушают.

Раджа пожал плечами, но котелок с огня снял и поставил возле костра. Смешная девчонка эта Ира, воображает себя парнем, а сама хорошенькая. Была бы уродина — другое дело. В армию, говорит, пойду служить…

— Галя, лук покроши! — опять распорядилась Ира, а та словно только и ждала, когда ей что-нибудь прикажут. Заторопилась, засуетилась без толку.

Зеленое перо лука угодило в огонь, фыркнуло белым паром.

— Куда смотришь, руки у тебя прохудились, что ли? — совсем развоевалась Ира.

Но тут к ним тихонько подсела Наташа, и у костра сразу воцарился мир. Галя спокойно нарезала оставшийся лук и бросила его в котелок, Ира помешала варево, а Раджа снова поставил его на огонь. Наташа ничего не сделала и не сказала, но всем стало хорошо и спокойно.

Раджа устроился возле костра так, чтобы дым не ел глаза, но все же отгонял злых подснежных комаров и задумался. Размышлять на свободе он не привык, и, наверное, поэтому все окружающее вдруг показалось ему странным.

Действительно; сидят у костра ребята из одного класса, но до того разные, что и нарочно не придумаешь их вместе собрать! Что же их свело?

Ведь вначале говорили, что в сопки пойдет целый отряд, чуть не половина тех, кто собирается провести лето в военно-спортивном лагере. Отряд разведчиков. Потом оказалось, что по разным причинам отряду не бывать. Потом Наташа Рыжова как-то сказала в классе, что пойдет на сопки с отцом и приглашает желающих. Раджа тогда и ухом не повел: ему какое дело? А вот теперь они все-таки оказались вместе возле одного костра. Раджу увел за собой Ян. Раджа и сам не знал, почему он слушался этого парня. А ведь Наташе-то хотелось, чтобы в поход пошел Толян. Каждому ясно. И вот он тоже здесь. Странный он, этот Толян, его не поймешь. Раджа таких называет чокнутыми.

Толян приволок две огромные лиственничные валежины, когда уже и чай вскипел. Ушел за хворостом да чуть и завтрак не проворонил.

Дым от костра поднялся высоким столбом, словно на склоне сопки мгновенно выросло легкое кудрявое дерево с клубящимися седыми ветвями. Туман над морем расползался по распадкам, попрятался за камнями. И открылась невероятно ровная, словно выкованная из синего металла, гладь бухты Волок.

Триста лет назад как раз там, где сидели возле костра ребята, проходил старый казачий путь. На руках перетаскивали свои кочи через береговой кряж искатели новых земель и золотого безбедного житья. Но ждала их за кряжем-перешейком другая такая же бухта, а за ней те же, что и здесь, синие увалы дальних сопок и близкая, рыжая от болотной ржавчины, тайга. Только белый венец Государя еще долго маячил в отдалении, сулил чудеса.

Толян сложил возле костра свою уже никому не нужную ношу. На его приход никто не обратил внимания. Ира, словно не видя его, протянула миску с супом. Он взял. Поставил на землю, чтобы немножко остыла. Оглянулся, ища хоть одно внимательное лицо, но ему показалось, что все были заняты супом. Только Иван Васильевич посмотрел на него вопросительно, и Толян придвинулся к нему поближе.

— Иван Васильевич, а я черношапочного сурка видел! Настоящего! — почему-то шепотом сказал Толян.

— Так и расскажи об этом всем, ведь этот зверек — огромная редкость, — громко предложил Иван Васильевич.

— Нет, я не умею… — потупился Толян.

— У него хомяки язык отъели! — неожиданно фыркнула Галя.

Все знали, что два крошечных рыжих хомячка были единственным Толиным богатством дома. О собаке мать и думать запретила. Знали и то, что Толян мечтает стать биологом, но вместо института придется ему этой осенью идти в ПТУ после восьмого класса. Отец у Толяна давно и неизлечимо болен, матери трудно одной. Но Толян никогда не жалуется. Поэтому никому не показалось смешной Галина реплика.

— Заткнись, дуреха, — бросил Ян, даже не посмотрев на Галю.

— Ян! — предупредил дальнейшее Иван Васильевич. А Толян подумал, что никому уже и дела нет до его встречи с чудесным зверьком.

Он опять вспомнил, как переползал шаг за шагом застывшую лавину камнепада. Камни стекали с самой вершины широкой рекой — их не обойти. Они могут неподвижно пролежать столетия, а могут мгновенно ожить и превратиться в гибельный поток. Тут каждый шаг должен быть единственно возможным.

Толян пригнулся среди камней так низко, что их ребристые вершины в серой накипи лишайников даже горизонт замкнули.

И вдруг из-за одной такой вершины появились глаза. Именно глаза, потому что Толян не сразу увидел, кому они принадлежат.

Маленькое круглое личико с огромными золотистыми глазами даже трудно было назвать мордой — столько в нем было человеческой выразительности и доброжелательного любопытства. Темная шапочка кокетливо сидела между короткими ушами.

Зверек ничего не делал, он просто смотрел на Толяна, опершись передними лапами о камень, как о край стола. Потом ахнул тихонько, видимо поняв, что перед ним человек, — и исчез. А Толяну стало до боли обидно, что все кончилось, что они не поняли друг друга.

Наверное, сурок радовался, что спасся, сидя где-нибудь в щели между камнями. А Толян еще долго не двигался с места, ждал. Только когда нога затекла, осторожно переступил с камня на камень.

Так и перебрался через каменную молчаливую реку, не встретив больше никого. Сырые темные щели между валунами дышали холодом, чуть слышно шелестели редкие былинки, от серо-зеленых, словно резиновых, подушек лишайника тянуло уксусной прелью…

Что делал зверек с теплыми человеческими глазами в этом скудном и знобком мире камней и чахлых трав? Этого Толяну никогда не узнать.

— Ешь свой суп, он же совсем остынет. — Наташа тронула Толяна за рукав куртки.

Совсем близко он увидел глаза Наташи и укорил себя за подозрительность.

Глаза Наташи отливали золотом, как смола на солнце. И так же, как в сгустке смолы, в них рядом жили и светлые, и темные пятна, шла непрерывная игра света и тени. Настроение у Наташи менялось, как весенняя погода на Колыме, — без предупреждения.

— Ты мне расскажешь потом, что видел, ладно? — не то приказала, не то попросила Наташа. — Я люблю, когда ты рассказываешь про своих зверят.

— И много он лично тебе пересказать успел? — кисло спросил Ян.

— Так вы же не захотели его сейчас слушать, верно, Толян?