Раджа восхищенно ахнул:

— Во дает! Это я понимаю.

А Ян неожиданно резко отстранился и даже побледнел, когда мотоцикл пролетел мимо. Раджа заметил эту перемену:

— Ты чего? Испугался, что ли?

Ян криво усмехнулся:

— Я не испугался, а просто… Вот послушай, ты никогда не задумывался над тем, что окружающие думают и чувствуют не так, как мы сами?

— Чего, чего? — не понял Раджа и даже остановился.

— Ну, вот, например, этот парень. Ты видишь, что он едет тебе навстречу, и не боишься, потому что невольно ставишь на его место себя. Ты ведь не наедешь на человека? Значит, и он должен поступить так же. Но он-то другой, он не ты! И никто, кроме него, не знает, что он думает, что чувствует! А может, ему на все наплевать? И на страх, и на закон?

— Дури-и-ило! — с чувством проговорил Раджа. — Это же надо до такого додуматься! Что он тебе, чокнутый, на людей наезжать? Ты иногда дело говоришь, а иногда…

Некоторое время шли молча. Потом Ян заговорил снова:

— А помнишь тот перевал? Когда машину мы угнали?

— Не «мы», а ты, — поправил Яна Раджа.

— Ну, всё равно, пусть я, не в этом дело, — гнул свое Ян. — А как ты думаешь, что бы вышло, если бы прицеп не занесло?

— Откуда я знаю что? — пожал плечами Раджа. — Может, загремели бы с обрыва. Да чего ты мелешь, я не понимаю? Сам же сдрейфил и руль выпустил. А туда же: «Махнем на перевал». Маменькин сынок, вот ты кто после этого! Чуть что — сразу и раскис.

— Ну, ты не очень-то! — ощетинился Ян. — А то ведь знаешь, за такие слова!..

Он уже, видимо, жалел о сказанном.

Раджа только присвистнул насмешливо: Попробуй! Я тебе не Толян…

Ян некоторое время смотрел на него зло, но ударить так и не решился. Прибавил шагу и догнал остальных.

Рядом с Иваном Васильевичем шла Люба и рассказывала:

— У нас интернат новый. В Атаргене все новое, колхоз богатый. Не то что в нашем поселке. У них даже не клуб, а Дворец культуры построен. Мы и в кино теперь ходим в Атарген.

— Далеко ведь… — удивился Иван Васильевич.

Вовсе недалеко, если берегом моря. По отливу пройти легко. Мы привыкли. А сегодня во Дворце культуры танцы…

— Вероятно, ты на этих танцах нарасхват? — недобро поинтересовался Ян.

— Что ты! Я вовсе на танцы не хожу! — ничуть не обиделась Люба.

Ян насупился: ни на ком не сорвешь зла.

Они подошли к знакомому оползню, и невольно все посмотрели вверх: не появился ли там снова желтый медведь? Но даже клочья шерсти успели растащить птицы.

— Сюда! — позвала всех Люба и повела вдоль распадка Студеного ключа.

Внизу шумела узкая бурная струя бесцветной воды. Ключ становился то бурым, попав на пучок прошлогодней осоки, то зеленым, встретив затопленную лапу стланика, то черным или белым от камней и песка. Вода в нем была настолько чистой, что не имела цвета. Остро пахло влагой и илом.

На камнях возле самой воды уже цвели лиловые примулы и ползучие неприметные фиалки. Но стебли их были так коротки, что никто из девочек даже и не пытался их сорвать.

— Вот, привела. — Люба остановилась и махнула рукой направо.

Там, скрытая со стороны распадка невероятным раскидистым кустом стланика, лежала почти гладкая поляна. Наверное, это тоже был древний оползень, успевший зарасти травой и карликовой березой. Лучшего места для спортивной площадки не придумаешь.

— Ого… да тут хоть в футбол гоняй! — удивился Раджа, — А мы-то рядом ходили, а просмотрели!

— Спасибо, Люба, большое спасибо! — Иван Васильевич, как взрослой, пожал ей руку.

Люба быстро глянула на него и покраснела:

— Не за что! Мне это ничего не стоило. И я буду рада, что летом сюда приедут ребята. Можно и не ходить в Атарген, а так у нас здесь летом скучно. Все на путине.

Они постояли еще некоторое время молча. Все понимали, что Любе пора идти домой, а всем остальным — собираться, ждать машину и ехать в город. Но словно связала всех невидимая нить и не давала разойтись.

Первой все же попрощалась Люба. Махнула всем на прощание рукой и исчезла в кустах.

— Что ж, пора возвращаться и нам, — вздохнул Иван Васильевич. Кажется, и ему не хотелось уходить.

— Иван Васильевич, — вкрадчиво начала Ира, — а может быть, мы все же переночуем в поселке, а завтра утром уйдем пешком? Так хочется еще раз по сопкам пройтись! В городе-то дышать нечем от копоти.

— Действительно, — поддержал ее Ян, — велика ли разница? И потом, машину надо просить, а ее могут и не дать…

— Вот если не дадут. — дело другое, — сказал Иван Васильевич, — а так решение остается прежним.

— Гуго Пекторалис… железная воля, — пробормотал Ян себе под нос.

— Что, что ты сказал? — спросила Ира.

— Ничего. Литературные ассоциации. Это не для тебя, ты же классиков читаешь по хрестоматии!

— Подумаешь какой начитанный!.. — обиделась Ира. — А сам у Толяна задачи по химии списывает!

— Ребята! — усталым голосом остановил их Иван Васильевич, — неужели вам не надоело цепляться друг к другу по пустякам? Вы же сами себя лишаете радости. Место нашли чудесное, людей хороших встретили, а вы?

— А пусть не задается! — огрызнулась Ира и пошла вперед. Плечи развернуты, подбородок независимый, не идет, а вытанцовывает. Опять она прежняя девчонка-задира.

Распадок кончился, вот и древний мостик, а за ним все такой же тихий поселок. Но что-то изменилось в небе. К золоту примешалась горькая хинная желтизна, а воздух стал густым и тяжелым. По коричневой воде бухты побежала мелкая рябь. Возле берегов залегли черные тени. Но туча на горизонте почти не сдвинулась с места. Только клубилась деловито, словно бы там, вдали, перестраивались воинские порядки.

Навстречу отряду от бывшей конторы ковыляла баба Мотя, махала рукой.

— Звонили уж, звонили… — начала еще издали, — Машина за вами вышла из городу. Евонный отец звонил, — показала она на Яна. — Буря, говорит… и чтобы беспременно вечером были дома.

— Что ж, — сказал Иван Васильевич, — вот наш спор и разрешился сам собой. Дождемся машины — только и всего.

— Иван Васильевич, — шелковым голосом попросил Раджа, — можно, я к Любе домой схожу, мне очень нужно!

Он проговорил это тихо, так, чтобы, не дай бог, не услыхала злоязыкая Ира.

Иван Васильевич посмотрел на него удивленно, но согласился:

— Иди, конечно, если нужно, время еще есть. Машина придет часа через два, не раньше.

Раджа незаметно исчез за углом. Остальные лениво потянулись к дому.

Тропинку в овраг он нашел не сразу. Видно, не часто ходили по ней люди. А Раджа помнил, что Любин отец живет в низине возле Студеного ключа. Так говорила Люба.

Поплутал среди пустых картофельных огородов, где каждая полоска земли была аккуратно обложена камнями, забрел на задворки бондарной мастерской и пожалел, что город далеко, — такие тут хорошие плашки валялись. Прямо для самоката! Давно ведь обещал сколотить младшим братишкам самокат. Но в городе где доски взять?

Потом услыхал редкий собачий лай и пошел на него. Раджа помнил и то, что других собак в поселке нет.

Узкая, заросшая седой прошлогодней колючкой тропа нырнула вниз с разбега. Если бы не ребристые камни, прочно вросшие в землю, по ней и козе не спуститься. Внизу прямо к обрыву прилепился очень странный дом: словно полдесятка кубиков разной величины, составленных вместе. Пристройки, сараюшки — все в одной куче. Огорода возле дома нет. Только вдоль завалинки тянется узкая насыпная грядка с прошлогодними гремучими головками мака. Неподалеку бежит светлый и чистый ключ, а дом вплотную обступили красновато-сизые кусты елохи и шиповника. Никого не видно и не слышно. Собаки смолкли.

Раджа спустился вниз и не очень уверенно пошел к дому. Не поймешь, где у них тут вход?

Дорогу ему молча загородил огромный пес в медвежьей клочкастой шерсти. Раджа в жизни не видел таких собак! Морда у пса тоже медвежья: короткая, с крошечными глазками и круглыми, утонувшими в шерсти ушами. Пес не залаял, даже не зарычал, только еле приметно наморщил губы. Но Раджа понял: с места двигаться нельзя, и замер, проклиная себя за то, что пошел сюда. Ну подумаешь, попало бы лишний раз от матери за то, что записку потерял. Впервой, что ли…