Айвика метнула взгляд на Топейку и радостно улыбнулась.

—     Прямо ко мне пойдешь, женой моей будешь?

—     Буду,— шепнула Айвика и осторожно взяла коня под уздцы. Топейка вскочил на спину лошади и радостно ударил пятками в тугие лошадиные бока...

Всю ночь Айвика не могла уснуть. Ей не верилось, что завтра придет счастье, в которое она никогда не верила. Могла ли она, горькая сиротка, не имеющая ничего, кроме доброго и большого сердца да крепких умелых рук, думать о замужестве? Смела ли она даже в мечтах представить своим мужем веселого патыра Топейку, который самому Аказу друг?

Не идет сон к Айвйке. Мучилась-мучилась, тихо вышла на реку, на то место, где говорила с Топейкой. На берегу тихо-тихо. Утро вот-вот придет, а пока все кругом спнг.

Айвика села у воды, стала ждать рассвета.

Раньше всех поднялось над лесом солнце. Оно разбудило хлопотливые ветры, и те прохладными струйками зашумели в вер­шинах берез. Деревья проснулись, разбудили лес и реку. Река зашевелилась и давай сбрасывать с себя туманное одеяло. Пер­вые лучи солнца озолотили листья берез, вырвались на поляну

Наступило утро веселого и шумного дня.

Первым в илеме появился Янгин. Он привез невесту Овати и всю ее родню. Айвика хорошо знала Овати и подошла сказать слова поздравления. Не утерпела и похвалилась:

—     Я тоже скоро женой буду. Топейка позвал меня.

—     Когда же ваша свадьба?—спросила Овати.

—     Не знаю еще.

—     Ты, Янгин, скажи Топейке, пусть с нами вместе женится.— Овати наклонилась к жениху, зашептала:— Я подружке моей больно счастья хочу...

Леса вокруг праздничной поляны гудят. Под каждым деревом примостились гости, под каждым кустиком спят утомленные пут­ники. В дубняке ржут кони — там стоит царский шатер и рас­положились ратники царского полка.

Полк Аказа на другой стороне реки.

Никогда эти леса не видели такого великого скопления людей

Гости расселись и в березняке, и в дубняке, и по берегу реки.

Аказ дал строгий наказ: до приезда паря ни крошки не есть, ни капли не пить. Люди понимают: так лучше. Поэтому ходят по по­ляне трезвые, сидят около еды голодные.

Три стола, локтей по триста длины, растянуты вдоль поляны. Один поставлен на невысоком помосте для царя, воевод и князей другой, пониже, для жениха с невестой, их родни и старейшин Третий, совсем низкий, для прочих гостей. Кто за столы не умес­тится—на траве места много.

Для Ивана Выродкова и Андрюшки Булаева место припасено за первым столом среди больших воевод. Они хоть и безродные людишки, но царь поднимает их высоко: первый всеми осадными делами управлять будет, второй — всем нарядом пушечным.

Однако друзья-товарищи на те места садиться и не думают. Сразу нашли среди черемисов приятелей, легли на животы прямо под березами. Беседу ведут и потихоньку, несмотря на запрет, потягивают из туесков пиво. Им с простыми-то людьми и при­вычнее и вольготнее, да и интересу больше: народ ведь больно любопытный, мало знаемый.

Около полудня на дороге, идущей из дубового леса, показался царь. Он обеими руками натягивал поводья; конь, изогнув лебе­дем шею, рвался вперед. Сбруя, усыпанная золотыми бляхами и драгоценными камнями, сверкала на солнце. Да и сам царь был одет в ослепительные, расшитые золотом одежды. Все это горело, сверкало и переливалось в солнечных лучах.

За царем ехал большой воевода Владимир Старицкий, по сто­ронам, нога в ногу,— Алексей Адашев да стольный боярин Сал­тыков.

За ними во всю ширину дороги в ряд — воеводы Курбский, Воротынский, Мстиславский, Пронский, Серебряный. В следую­щем ряду — Щенятьев, Шереметьев, Плещеев, Хилков и Шемя­кин. Чуть поодаль пешим строем шли воины царского полка.

Около столов Иван остановился Аказ подошел, взял коня под уздцы, протянул царю правую руку. Иван оперся на нее, легко спрыгнул на землю. К нему подошли Янгин и Топейка, поклони­лись низко.

—     Сегодня я и друг мой Топейка свадьбы играем,— сказал Янгин,— просим тебя великим и дорогим гостем на нашей свадь­бе быть...

—     Не мы одни тебя за стол зовем.— добавил Топейка,— весь народ угощать тебя хочет.

—     Благодарствую, Янгин. И тебе спасибо. С радостью выпью за ваше счастье. Воеводы, князья и бояре, прошу за стол-

Царь подошел к своему месту, отстегнул саблю, передал Сал­тыкову, тот положил ее на вытянутые руки оруженосца. Сняли свои сабли и передали стоявшим сзади воинам и другие воеводы.

—    Аказ,— произнес царь,— бери супружницу да садись ря­дом со мной.

Аказ взял Эрви за руку, подвел к царю:

—    Вот моя жена.

Иван с любопытством оглядел Эрви с головы до ног. потом перевел взгляд на левую руку хозяйки и задержал его там на мгновение. Эрви, как от огня, отдернула руку и побледнела. В предпраздничной суете Эрви совсем забыла о поручении мурзы и даже не успела снять перстень с руки. Теперь она вспомнила о нем, и страшный испуг овладел ею. Она задрожала и спрята­лась за мужа.

—    Да ты не бойся,— добродушно сказал Иван,— я не куса­юсь. Садись рядом со мной.

Эрви села на скамью рядом с креслом царя, спрятала руки под стол, сдернула перстень и, бросив его на влажную землю, сильно вдавила носком сапога.

Янгин, Овати, Топейка и Айвика сидели против царя за вто­рым столом. Вокруг по всей поляне прямо на траве расселись воины царского и горного полков, черемисы и чуваши, прибывшие на праздник. По знаку Аказа все стали наливать пиво, вино, брагу. Заплясали чтрки, туесочки, ушаты, деревянные ковши.

Воевода Старицкий по праву старшего поднялся первым, взял чарку, сказал:

—    Первую чашу — за государя.

—    Князь, погоди.— Иван тоже встал, поднял свою золотую чарку.—Обычаев русских забывать не след. Сперва поздравить надо женихов с невестами, гостей — потом.

Подняв чарку над головой, Иван громко сказал:

—    Воины! Люди! Давайте выпьем за счастье Янгина с его молодой женой, за счастье Топейки и за счастье всех моих друзей!

—    Да будут счастливы!

—    Пусть радостно живут!

Иван выпил чарку, опрокинул ее вверх дном, и все воеводы по примеру царя выпили до дна.

Иван подозвал пальцем Салтыкова и шепнул ему:

—    Пошли на те столы вин и хлебов всяких да марципанов побольше.

Салтыков согласно кивнул головой и отошел. Скоро стеклян­ные фляги с винами, большие серебряные кувшины появились на всех столах и на поляне. Слуги разносили гостям царские хле­бы, перепечи, калачи и расписные пряники.

Чуть захмелевшая поляна сдержанно гудела.

—    За славу государя великого выпьем! — крикнул князь Курбский.

—    Не торопись, Андрюша,— тихо сказал царь,— меня в ином

прославишь месте, не ради этого мы здесь, пойми. Пусть чарки все нальют-

—    Еще одну поднимем чашу! — Иван слегка захмелел, и го­лос его стал торжественнее и громче.— Прославим хозяина сей земли. Давайте выпьем за здоровье князя Аказа!

Воеводы попридержали чарки, недоуменно поглядывая друг

на друга.

—    Нет, я не оговорился, воеводы! Милостью, данной мне от бога, дарую тебе, Аказ, титул князя! Так будь здоров, князь! Выпьем!

Над поляной взметнулись голоса приветствий, поздравлений.

Иван глянул на стольника, сказал:

—    Ты что, обычая не знаешь? Где сабля?

—    Нежданно, государь... Но я сей миг...

—    Не суетись. Подай мою.

Салтыков взял у оруженосца царскую саблю, передал Ивану.

—    Прими, князь, оружие — знак княжеского звания—и с. честью носи! — сказал он, передавая саблю Аказу.

Тот принял оружие, поцеловал холодную сталь.

—    Многая» лета князю!

—    Слава Аказу!

—    Сла-а-ва-а!!! — кричали все.

Аказ поднял руку, призывая к тишине.

-- Народ моей земли! От вас от всех хочу         я клятву дать ве­ликому царю, хочу сказать, что никогда эта сабля                                не подни­мется на друга и будет разить только общих наших врагов. Она придаст нам силу и отвагу.