Кажется, что мычание делается еще громче. Путники смотрят в сторону фермы, теперь им приходится кричать, чтобы расслышать друг друга.

— Они почти двое суток ничего не ели! — повторяет Мария.

— И орут еще пуще — видать, услыхали нас, — бросает Ампаро.

— Или учуяли…

— Бедные! — добавляет Ньевес. — Наверняка решили, что наконец-то явился скотник.

— Никогда бы не подумала, что коровы способны так мычать! — кричит Ампаро. — Ведь это похоже, похоже…

— А вот мне доводилось несколько раз слышать подобное, — говорит Ньевес, — конечно, не такое громкое мычание, но… И как я только не догадалась!

— Виной всему страх, детка, страх! — перебивает ее Ампаро. — Все мы… Эй, осторожней!

Руль Ньевес, который уже и раньше задевал Ампаро, теперь сильно ткнул ее в бедро. Ньевес находилась по правую сторону от Ампаро, когда велосипеды остановились. Поэтому Ньевес оказалась, если здесь уместно такое выражение, в последнем ряду зрителей, разглядывающих ферму.

Ампаро собирается сделать выговор Ньевес, так как руль причиняет ей боль, но когда она оборачивается, Ньевес рядом нет: остался один лишь велосипед, который продолжает стоять, правда только за счет того, что опирается на бедро Ампаро. Ампаро вскрикивает. Хинес смотрит в ту же сторону и мгновенно понимает, что случилось.

— Ну вот! — выдыхает он как раз в тот миг, когда Мария оборачивается, а велосипед Ньевес, отпихнутый Ампаро, падает на землю.

Хинес, Мария и Ампаро сидят на заправочной станции, они прячутся под навесом от солнца и заняли стулья в таком месте, в каком в обычное время никому не пришло бы в голову расположиться, — именно там, где подъезжают для заправки и останавливаются машины. Прямо перед путниками стоят прислоненные к колонкам велосипеды, два из них — уже не те, что были раньше, эти снабжены корзинками, где лежат бутылки с водой и дорожная аптечка. За спинами отдыхающих стоит невысокое здание с кассой и магазинчиком. Большое прямоугольное витринное стекло валяется на земле — оно разбито вдребезги, а из рамы кое-где по краям торчат острые осколки.

По всей видимости, заправочная станция работала, когда прекратилась подача электричества, и всякую деятельность пришлось тотчас прекратить. Нашим героям не удалось открыть дверь в магазинчик, которая действовала автоматически, и не долго думая они решили попросту выбить стекло. Правда, именно благодаря тому, что дверь оставалась закрытой, продукты сохранились в целости и в приемлемом состоянии. За минувший день путники не раз видели, во что превращали собаки и другие животные любую лавку со съестными припасами, если туда можно было попасть. Воспоминания эти заставили их и здесь выбрать из весьма небогатого ассортимента самые надежные упаковки — несколько треугольных бутербродов в фабричных пластмассовых коробочках, выставленных на безупречно белой полке витрины-холодильника, теперь уже успевшей нагреться.

Солнечные лучи падают косо, но воздух все еще жаркий, даже в тени, и свет, яркий и сияющий, пока не начал желтеть. Чуть поодаль, за границей тенистого квадрата, видны урны, ограда, залитый маслом асфальт и клумбы с высохшими стеблями. Взору надо улететь довольно далеко, почти к самому горизонту, чтобы различить синеву далеких горных цепей, затянутых сероватой летней дымкой.

Мария и Хинес тщательно и недоверчиво обнюхивают бутерброды, извлеченные из пластиковой упаковки, и только потом молча принимаются их жевать. Они едят без малейшего аппетита, с угрюмым и подавленным видом, погруженные в собственные мысли, взгляд их блуждает где-то совсем в ином месте.

Ампаро тоже поглощает доставшийся ей бутерброд безо всякой охоты, но на лице ее застыло выражение тупого безразличия, вернее какой-то бездумной рассеянности, которая маскирует истинное состояние души. Вяло пережевывая сухие куски, Ампаро поглядывает то в одну, то в другую сторону, на серые урны, на навес, в тени которого они сидят, и время от времени в глазах ее вспыхивают искры беззаботного любопытства, словно у ребенка, которого перевели в новый класс. Но внезапно, словно вспомнив о каком-то важном и спешном деле, она начинает рыться в карманах брюк, пока рука не выныривает оттуда, сжимая неведомый маленький предмет.

Мария искоса, стараясь делать это незаметно, следит за движениями Ампаро и досадливо морщится, разобрав, что в руке у той мобильник — точнее, в обеих руках, потому что она уже успела положить свой бутерброд прямо на землю. Марии хочется увидеть ее лицо, увидеть, какие эмоции вызывает в ней возня с телефоном, но Ампаро сидит, низко опустив и слегка наклонив набок голову, так что выражения глаз ее не угадать, глаза ее устремлены на телефон, кнопки которого она начинает нажимать с лихорадочным упорством.

Мария вроде бы собирается что-то сказать Ампаро и даже приоткрывает рот, но закрывает снова. Она издает некое подобие вздоха, тело ее слегка обмякает, и тревожный, задумчивый и невидящий взгляд упирается в велосипед, стоящий перед ней на расстоянии примерно четырех метров.

Хинес — он сидит с другой стороны, слева от Марии, — не заметил этих едва уловимых движений. Он поставил рядом с ножкой своего стула уже ополовиненную бутылку сока и с отсутствующим видом приканчивает бутерброд. Если судить по взгляду Хинеса, он напряженно о чем-то думает. Но вдруг течение его мыслей обрывается, взгляд становится напряженным, а движение челюстей замедляется, пока и вовсе не замирает. Теперь Хинес сидит не шелохнувшись — с полным ртом и с бутербродом, зажатым в двух руках на уровне груди.

— Есть одно место, куда мы не заглянули. — Хинес передвигает еду языком за щеку и устремляет внимательный взор в сторону заправочных колонок.

— Какое еще место? — спрашивает Мария.

Хинес медлит с ответом три-четыре секунды — ровно столько, сколько надо, чтобы его молчание заинтриговало женщин. Наконец он быстро заглатывает пережеванную пищу и говорит, продолжая смотреть вперед:

— В морг.

— Да ну тебя на фиг… — кривится Мария.

Теперь наступает чуть более долгое молчание. Мария какое-то время сидит не шелохнувшись, потом поворачивает голову и смотрит на Хинеса, но тот продолжает сидеть в прежней позе, словно решив изучить заправочные колонки, только руки с бутербродом он опустил на колени. А вот Ампаро никак на их диалог не реагирует — будто их слова не достигли ее ушей. Она, как и прежде, нажимает кнопки своего телефона и наклоняется ниже и ниже — все внимательнее вглядываясь в экран, не подающий признаков жизни.

— А чего бы ради?.. — спрашивает Мария вкрадчиво, словно боясь услышать ответ.

— Просто любопытно, — отвечает Хинес, очень стараясь, чтобы голос его прозвучал нейтрально. — Если народ не был эвакуирован, а просто… исчез… хорошо было бы проверить, что делается с теми… кто умер недавно, совсем недавно.

— Совсем недавно… — эхом отзывается Мария.

— Вот именно — совсем недавно… но до отключения электричества, — говорит он, снова поднося бутерброд ко рту, но так и не откусив ни кусочка.

Мария отводит глаза от Хинеса, потом несколько секунд вдумчиво смотрит на землю, а потом резко поднимает голову:

— Скорей всего, там никого нет — нет ни одного покойника… В том городке, надо думать, люди не каждый день умирают. Да и сколько там вообще может быть жителей?

— Не знаю, — неуверенно отвечает Хинес. — Раньше было… в мои времена…

— Сорок тысяч.

Цифру подсказала Ампаро. Хинес и Мария удивленно поворачиваются к ней, но Ампаро продолжает сидеть, сосредоточенно склонившись над телефоном. Если бы ее голос не был столь узнаваемым, они решили бы, что реплику подал кто-то еще.

— Ничего себе! Неужели городок так вырос! — изумляется Хинес. — Ну тогда конечно… Я не большой знаток статистики, но… В любом случае, в любом случае мы сможем проверить это в столице. Уж там-то… там-то покойников навалом.