— В любом случае нам надо как можно скорее выбираться отсюда, — говорит Хинес. — Смотри, вон уже видно шоссе!

— Разве это шоссе?

— Конечно, и ведет оно в Вильяльяну — я помню этот деревянный амбар.

Хинес нажимает на педали, и женщины делают то же самое. Через несколько десятков метров дома закончатся и с той и с другой стороны, а дальше дорога, поменяв наклон, потянется по уже вроде бы пригородным местам — отсюда видны складские помещения, редкие летние домики. Но пока велосипеды катят все еще по городу. Справа дома стоят сплошной стеной — без единого прохода. По первому впечатлению все боковые улицы ответвляются только слева, и здесь же вдруг возникает то лестница, то расположенная уровнем выше и обсаженная деревьями площадь с припаркованными на ней машинами, то еще одна улица, тоже спускающаяся вниз.

— Дела идут все хуже, — говорит Ньевес, не переставая крутить педали, — ведь такого еще не было… чтобы исчезли сразу двое. — И через пару секунд, не получив ответа, добавляет: — Наверно, нам следовало остаться в приюте…

— Рафа исчез в приюте, — сухо напоминает Хинес.

— Или двигаться на север…

— Если тебе нравятся горные дороги, то конечно… На севере совсем нет населенных пунктов — горы и только горы. Мы бы убили много дней на то, чтобы перебраться через хребты… Самым правильным и логичным было идти на юг, — говорит Хинес после короткой паузы, — здесь хорошие дороги и встречаются поселки и даже города, с каждым разом, заметь, все более крупные… На велосипедах мы завтра же будем в столице… Короче, мы поступили именно так, как велела логика…

— Что? — переспрашивает Ньевес.

Она немного отстала от остальных и не расслышала последних слов Хинеса.

— Я говорю, — повторяет Хинес, повернув голову, — что мы поступили…

— Хинес!

Душераздирающий вопль вырывается разом у Ньевес и у Ампаро, Мария тоже кричит, но в ее крике скорее звучит предупреждение. Огромный верблюд с грязной шерстью вдруг величаво выплыл откуда-то справа и перегородил им дорогу. Хинес увидел его в самый последний миг и чуть не врезался в него. Даже не пытаясь затормозить, он резко повернул руль влево и пролетел мимо, напрягшись всем телом. Мария сперва попыталась притормозить, но в результате вынуждена была повторить тот же маневр и все-таки задела верблюда, который на самом деле испугался не меньше людей и начал отступать со всей скоростью, которую позволяли ему немалые размеры и дряхлое тело. Это помогло Ампаро и Ньевес — они смогли беспрепятственно продолжать путь, хотя страх почти парализовал их. Верблюд тем временем двинулся прочь, демонстрируя свою заднюю часть и оставляя за собой тошнотворный запах.

Ньевес на краткий миг оторвала ноги от педалей, покачнулась, потом слегка полоснула рулем по руке Ампаро, которую по другой руке хлестнул облезлый верблюжий хвост. Обе тем не менее удержались в седле и через несколько метров без труда остановились — рядом с Хинесом и Марией, которые, раскрыв рог от изумления, наблюдали эту сцену, не в силах что-либо предпринять. На этом последнем отрезке, сразу после переулка, по которому удалился верблюд, улица поднимается вверх, затем снова выравнивается, перед тем как влиться в шоссе, а там уже опять начинается едва заметный спуск.

— Верблюд! Вы только подумайте… верблюд! — удивляется Мария, в то время как животное удаляется, все убыстряя шаг.

Верблюда хорошо видно, так как переулок дальним своим концом упирается в еще не застроенную площадку.

— Или дромадер, — уточняет Ампаро.

— Нет, наоборот, — поправляет ее Мария, не отрывая глаз от верблюда. — У дромадера — только один горб.

— Можно считать, что нам повезло, — говорит Хинес. — Ведь мы могли бы… могли бы покалечиться.

— У этой рухляди не действуют тормоза! — возмущается Мария. — Ни фига не действуют!

— Боже, а как от него воняло!

Мария улыбается в ответ на возглас Ампаро. Ньевес, в отличие от них, драматично реагирует на этот эпизод.

— Я… я не могу… — говорит она дрожащим, испуганным голосом, — я больше так не могу! Все эти звери… Это… похоже на кошмарный сон. Ну как они могли тут очутиться?..

— Этому, наверно… не знаю… должно найтись какое-то объяснение, — успокаивает ее Мария. — Мне, например, показалось, что у него на шее болталась веревка… или уздечка… остатки упряжи, что ли…

— Уздечка? — подхватывает Хинес. — А я ничего такого не заметил, вернее — не обратил внимания.

— На шее, впереди, — объясняет Мария, — а потом он повернулся задом и…

Хинес внимательно смотрит на незастроенную полоску земли, лежащую справа от них: она уходит вдаль и упирается в поле, похожее на футбольное и огороженное металлической сеткой. Еще дальше, сразу за полем, виднеется участок, поросший неровной, местами высохшей травой, там же торчат какие-то черные закорючки — скорее всего это уже мертвые виноградные лозы, на которых нет ни одного зеленого листа. Верблюд в нерешительности остановился на полдороге между велосипедистами и футбольным полем. Вероятно, он заметил то же самое, что и Хинес, какое-то движение — словно кто-то быстро ползет среди чахлой растительности по заброшенному винограднику, и этот кто-то имеет окраску того же цвета, что и трава, ну, может, чуть темнее и чуть желтее, иными словами, какие-то пятна через определенные промежутки времени то появляются, то исчезают, будто подстерегают, вынюхивают что-то, — такая манера прижиматься к земле, двигаясь вперед, свойственна исключительно зверям из семейства кошачьих.

— Поехали отсюда, — говорит Хинес, нащупывая ногой педаль. — Быстро!

— Что случилось? Что ты увидел?

— Сам не знаю, но…

— Кажется, там… кажется…

Это голос Ампаро, но она не решается высказать вслух свою догадку. Они с Марией уже заметили то, что привлекло внимание Хинеса. А вот Ньевес — нет, так как не захотела посмотреть в том направлении, и тем не менее она тотчас последовала примеру остальных — изо всех сил нажала на педали и рванула вперед, в сторону шоссе. Но улица как раз в этом месте пошла вверх, и поэтому велосипедисты двигаются как-то неуклюже и зыбко. Одному не удается поставить педаль в нужное положение, чтобы на нее падал вес всего тела; другой при попытке сделать это сильно ударяется голенью; третий отталкивается ногами от асфальта и только потом очень медленно и вяло начинает крутить педали, а руль при этом вихляется так, точно обрел собственную независимую жизнь.

— Давайте быстрей!

Хинес, в отличие от остальных, сразу набрал скорость, но теперь притормозил, чтобы подождать женщин и подбодрить их. Между тем взгляд его снова и снова обращается к лежащему вдали винограднику. Теперь уже нет сомнений, что там находятся огромные кошки — и скорее всего это львицы, поскольку грив не видно; кроме того, похоже, звери учуяли людей или услыхали голоса, во всяком случае, они уже почти не прячутся, а движения их становятся все более решительными. Сейчас хищники упруго, мягко изгибаясь, мчатся по прямой к велосипедистам, которым тем временем удается набрать скорость. Люди одолевают подъем и наконец выезжают на шоссе, при этом они продолжают сильно раскачиваться из стороны в сторону и что есть мочи жать на педали.

Дорога здесь совершенно прямая, к тому же она плавно спускается вниз, что помогает быстро увеличить скорость и в считаные минуты отъехать от перекрестка на достаточное расстояние. Их уже отделяет от опасного места более ста метров, когда Мария оборачивается и смотрит назад. Велосипед тут же сворачивает к обочине, и его хозяйке приходится спешно исправлять свою ошибку. Однако увиденное успокаивает ее.

— Они остановились! — кричит она спутникам. — Они больше нас не преследуют!.. Один еще бежал, да и тот повернул обратно!

— Верблюд… Теперь они кинулись в погоню за верблюдом, а он дернул вверх по улице, — добавляет Ампаро, которая тоже оглянулась, подбодренная хорошим известием.

— Смотрите! Смотрите! — Хинес внезапно указывает вправо.

Последние городские дома остались позади, и теперь открылось то, что раньше мешали разглядеть дома: большое поле с цирковым шатром посередине, окруженным фургонами и вагончиками. Шатер стоит довольно далеко от шоссе, и рядом с ним не заметно никакого движения.