– Мне надо бежать, – быстро произнес он, – но сначала обещай мне, что и словом не обмолвишься матери. Она… она может не так понять в отличие от твоей бабушки.

Мейбл взглянула на него. Большие серьезные глаза, распухшие от слез, не вызвали в нем ни жалости, ни сочувствия. Ему было в высшей степени наплевать на ее душевное состояние. Он улыбнулся и снова потрепал девочку по плечу.

– Маме ни гу-гу!. Когда-нибудь я расскажу тебе всю правду, но пока пусть это останется тайной между нами, хорошо?

– Не знаю… – тем же мрачным тоном ответила Мейбл.

– Майк! – раздался снова, на этот раз ближе, голос Венеции, отправившейся на поиски мужа, которому полагалось проводить гостей.

Он схватил вспотевшие руки Мейбл и сжал их.

– Будь умницей и ничего не говори! Мы поговорим завтра на охоте. Ты понимаешь, не так ли, что может сделать одно твое слово? Ради Бога, молчи!

Он повернулся и заспешил по коридору навстречу Венеции, обнял жену и извинился за свое отсутствие.

– Ужасно виноват, дорогая. У меня внезапно разболелась голова… вот, искал аспирин.

Она с беспокойством посмотрела на красивое лицо мужа.

– Ах, бедняжка! Да на тебе лица нет! Но гости уже разъезжаются. Скоро отправишься отдыхать. Беннетт занимается машинами. Все вроде бы остались довольны… Одно плохо – у тебя разболелась голова.

Он натянуто засмеялся и, обняв жену за талию, спустился с ней по лестнице.

К тому времени, когда Майк с Венецией оказались в спальне, и в доме воцарился покой, у него по-настоящему заболела голова. Он проглотил еще две таблетки аспирина и повернулся к стене, попросив Венецию выключить свет.

Венеция полностью поверила в историю с головной болью. Причин для подозрения у нее не было. Она заснула глубоким, без сновидений, сном, так как очень устала после приема гостей. Но Майк вопреки своей натуре так перенервничал, что никак не мог заснуть. Он действительно испугался. И задолго до того, как Венеция открыла глаза, он выбрался из постели, набросил халат и отправился бродить по дому в самом мрачном расположении духа, теша себя надеждой, что молодая падчерица тоже поднимется рано, и тогда можно будет с ней поговорить. С этой девицей не оберешься хлопот, горько подумал он, кляня себя за неосторожность в саду.

Мейбл в ту ночь плохо спалось. Молодая девушка притворилась спящей, когда мать из-за двери тихо спросила, спит ли она. У Мейбл не хватило духу показаться ей на глаза.

Только перед рассветом Мейбл забылась тревожным сном и проснулась от осторожного стука в дверь. Майк после бесцельного шатания по комнатам наконец набрался храбрости и пошел к Мейбл. Он должен увидеть ее и поговорить с ней до того, как начнется день… он должен. Как паршиво прошел праздник. Безумная головная боль – это не только от большого количества выпитого вина, но и результат постоянного напряжения. И это в самый лучший день года – день охотничьего сбора, с сожалением подумал он. Несмотря на то, что было уже половина восьмого, за окном было сумрачно и никаких признаков снега вопреки прогнозу.

Он тихо стучал в дверь Мейбл до тех пор, пока она не спросила:

– Кто там?

– Я просто хотел тебя на два слова… – начал он.

– Это ты! – послышалось за дверью.

– Да… мне нужно перекинуться с тобой парой слов, птичка.

Майк попытался перейти на игривый тон, хотя ему было совершенно не до шуток.

Повторилась история минувшей ночи. Мейбл не хотела разговаривать. Он настаивал. В конце концов она надела халат и открыла дверь. Ее лицо было бледным и припухшим. Заплетая косы, Мейбл исподлобья посмотрела на отчима.

– Что ты хочешь?

Опять у него возникло желание ударить ее. Какая досада, что сопливая девчонка держит его за глотку! Это уже не лезет ни в какие ворота! Мейбл теперь встала между ним и Венецией, угрожая его счастью С удвоенной энергией Майк принялся ублажать Мейбл.

– Не будь старой придирой и ничего не говори маме, договорились? – заговорщическим тоном попросил он.

Но этот тон не годился.

Ее долгое молчание привело к тому, что Майк потерял контроль над собой. Он схватил Мейбл за плечо и сильно тряхнул.

– Ты… маленькая хищная зверюшка, – громко прорычал он. – Ты желаешь мне зла, да?

Мейбл попятилась в комнату; ее лицо еще больше побледнело, а глаза расширились от страха.

– Нет! Не желаю. Оставь меня в покое.

– Тогда обещай, что ничего не расскажешь! Она заколебалась. Не в характере Мейбл было кого-то предавать, даже того, кого не любишь. С другой стороны, она подумала, а не лучше ли поговорить с мамой? У них с мамой никогда не было секретов друг от друга, а этот тяжким грузом ляжет на ее сердце и выдержать его будет не так-то легко.

Она так и не пришла ни к какому решению. Только когда Майк начал кричать, она по-настоящему испугалась. Никогда в своей жизни, лишенной тревог и забот, в которой Мейбл встречалась только с добром и любовью, с ней не обращались грубо и не говорили гадости. И она расплакалась.

– Пожалуйста, уйди! Оставь меня!

– Ты маленькая ябеда! Обещай мне молчать, иначе, клянусь, я сделаю так, что ты здесь больше не покажешься. Я знаю, что ты меня не любишь. Ты сделала все, чтобы встать между мной и твоей матерью и, надо думать, очень довольна собой!

– Это не так! – выдохнула Мейбл, судорожно роясь по карманам халата в поисках носового платка. – Это не правда!

Спор был окончен. К несчастью для Майка он завершился совсем не так, как ему хотелось бы. Забыв про осторожность, он вызвал беду, которую пытался предотвратить. Венеция, проснувшись и не найдя рядом мужа, отправилась на его поиски, беспокоясь о его здоровье. Идя по коридору, она услышала взволнованные голоса, раздававшиеся из комнаты Мейбл, и замерла на месте. До нее долетели последние безобразные слова Майка. В ужасе она остановилась, но потом, собрав силы двинулась дальше, чтобы узнать, что же там происходит.

Последовавшее объяснение для всех троих было коротким и ужасным.

Мейбл бросила испуганный взгляд на мать и заплакала.

– Мамочка… мамочка!

Она повернулась и бросилась на кровать в приступе безутешного горя. Венеция подбежала к ней и положила руку на содрогающееся тело, пытаясь утешить дочь, хотя сама едва соображала, что делает. Майк начал громко говорить, переходя почти на крик.

– Что все это значит? Черт возьми, да перестань реветь, Мейбл! К чему весь этот шум? Послушай! Я ухожу из твоей комнаты. С меня хватит!

Венеция совершенно не обращала внимания на Майка. Ее заботило только одно – успокоить дочь. Ей еще ни разу в жизни не доводилось видеть Мейбл, плачущей навзрыд. Она поцеловала дочь, и та, обняв Венецию за шею, начала сбивчиво рассказывать, что произошло. Майк постоянно перебивал ее. Наконец Венеция, так ничего не поняв из их объяснений, попыталась сама во всем разобраться. Она повернулась к Майку. В тот момент ее лицо напоминало маску, горели лишь одни глаза, и в них он прочел нечто, близкое к ненависти.

– Убирайся отсюда и оставь нас!

– Если я уберусь, то знай… – начал он на повышенных тонах.

– Мне наплевать! – оборвала его Венеция. – Уйди.

– Ты и твоя драгоценная дочь… – закричал яростно Майк, но остановился и, повернувшись, зашагал по коридору. Вскоре с шумом хлопнула дверь гардеробной.

Мейбл прильнула к матери, пытаясь справиться с рыданиями.

– Мамочка!.. Ты, кажется, слышала нас. Разве это не ужасно? Я не собиралась рассказывать… я пыталась собраться с мыслями и решить, что делать, мамочка… я знала, что ты расстроишься, и бабушка так сказала, когда я была у нее на каникулах… Ну вот, теперь тебе все известно.

Венеция, не зная, как быть, держала дрожащие руки девушки в своих и слушала, содрогаясь от того, что рассказывала ей срывающимся голосом Мейбл. Бедная девочка, подумала она. Ужасно, что она оказалась втянутой в эту грязную историю. Неудивительно, что с ней случилась истерика. Откуда знать пятнадцатилетней девушке, что делать в таких случаях?