Литмир - Электронная Библиотека

Д. Б.: Продолжая тему политических проблем, связанных с исламом, процитирую Вилли Клаеса, Генерального Секретаря НАТО в Брюсселе. В феврале он сделал следующее заявление: «Исламский фундаментализм так же опасен, как коммунизм».

— Имел ли он в виду Саудовскую Аравию? Нет. Это как в случае с еретиками в истории церкви. Все, что не поддается контролю, опасно. Если контролю не поддается какая-то часть исламского фундаментализма — это опасно. Если контролю не поддается какая-та часть представителей католической церкви — это опасно. Если контролю не поддается политик-демократ из Гватемалы — он опасен. Если ты не поддаешься контролю — ты опасен. Исламский фундаментализм — один из многочисленных способов того, как всеми униженная и подавляемая часть мирового сообщества начинает организацию своего независимого существования. Естественно, с этим нельзя смириться. И дело здесь вовсе не в исламском фундаментализме как таковом, это уж точно. Лидирующее государство исламского фундаментализма — Саудовская Аравия. Но даже оставим пока государства. Обратимся к негосударственным деятелям. Кто на сегодняшний день в мире самые крайние представители исламского фундаментализма? Те, кого Соединенные Штаты десять лет поддерживали в Афганистане. Они затмевают всех. Гулбеддин Хекматьяр, например. Нельзя мимо него пройти. На его фоне Саудовская Аравия выглядит едва ли не образцом светскости и гуманизма. Он получал помощь в размере 6 миллиардов долларов от США и Саудовской Аравии. Именно из-за него сейчас страну раздирают на части. Это не Пол Пот. С тех пор, как американцы ушли, прекратились всякие разговоры о зверствах. Сейчас ушли русские, и как только это произошло, сразу же началось тотальное опустошение всей страны. И за этим стояли все те же «наши ребята», наподобие Хекматьяра. Кабул разрушен. Тысячи, может быть даже десятки тысяч людей убиты. Число беженцев составляет, наверное, сотни тысяч. Афганистан стал одним из главных центров по производству наркотиков. «Наши ребята» — это самые что ни есть фанатичные исламские фундаменталисты, но, конечно же, нас это нисколько не беспокоило, когда мы набивали их карманы миллиардами долларов.

Д. Б.: Да, операция ЦРУ в Афганистане перешла в Пакистан, где производство наркотиков широко распространено. Вы об этом писали. Теперь Беназир Бхутто просит помощи у США, чтобы справиться с пакистанскими террористами.

— Я бы хотел прояснить только одну деталь. Когда речь заходит о той или иной «операции ЦРУ», то это означает операцию Белого дома. ЦРУ никогда ничего не делает по собственной инициативе.

Д. Б.: Именно с этим связаны Ваши недавние разоблачения, касающиеся Гватемалы.

— Это тема для очень серьезного разговора. Я не спорю, может быть, иногда и случались какие-нибудь внештатные операции, но насколько я могу судить, ЦРУ всегда делало только то, что велел ему Белый дом. Роль ЦРУ заключалась во все времена только в том, чтобы создать Белому дому наиболее правдоподобное прикрытие, так что людям не следует попадаться на эту удочку. Если ЦРУ проводит операцию, значит, ему приказали ее провести. Они сами являются только частью операции.

Д. Б.: Я должен быть на самолете меньше чем через час. Мысленно я уже в аэропорте, но давайте поговорим еще несколько минут. Я хотел задать Вам вопрос об избирательности нашей памяти. Я помню рассказы матери о нашей деревне в турецкой части Армении. Это был рай, по ее словам. Я никогда от нее не слышал о тех временах ни одного плохого слова. Однако если мы сейчас обратимся к жизни Вашей семьи в Филадельфии в 1940-е годы, то можете ли Вы сказать, какую информацию Вы получали в то время о ситуации в Европе? Вы хорошо понимали, что там происходит?

— Вы имеете в виду 1930-е годы?

Д. Б.: Не просто 1930-е годы, а именно геноцид.

— Все более или менее хорошо представляли себе, что происходит. Когда наступил 1943 год, во всяком случае, не позднее этого срока, все уже стало понятно и произошел общественный взрыв. Даже перед войной ощущение возрастающего ужаса было ощутимо в кругах, где жили мои родители. Но вернемся в 1930-е годы, говоря о воспоминаниях. На днях на митинге в Декейтере показывали видеофильм, запечатлевший жестокость полиции по отношению к рабочим. Мне эти вещи врезались в память еще в 1934–1935 годах, когда полицейские часто позволяли себе и гораздо худшие формы насилия.

Помню, я ехал в троллейбусе со своей матерью. Мне было тогда лет пять. Бастовала текстильная фабрика, и женщины — фабричные работницы — стояли в пикете. Мы проезжали мимо и видели, как полицейские избивали этих женщин-пикетчиц. Это зрелище было гораздо хуже того, что на днях в Декейтере демонстрировали по видео, хотя, конечно, и в данном случае жестокости было предостаточно. Такие у меня сохранились идиллические детские воспоминания. В 1930-е годы мне было понятно, что нацисты представляли собой зловещую и опасную силу, которая, как темное облако, омрачала каждый день моего детства. В начале 1940-х годов, примерно в середине войны, мне уже было понятно все от начала и до конца, может быть, мы не знали всех подробностей, касающихся Аушвица и так далее, однако общая картина совершенно ясна.

Д. Б.: В те дни Вы много читали. Кажется, в фильме «Производство согласия» отмечено, что Вы обычно брали в библиотеке десять, двенадцать, четырнадцать книг за раз.

— В то время действовала очень хорошая библиотечная система. Это было одним из способов пережить Великую Депрессию. Я много времени проводил в Центральной публичной библиотеке Филадельфии. Это была большая библиотека, в ней было все. Брать книги на дом не разрешалось, но я, просиживая в ней часами, читал действительно очень много, в том числе мне попадались разрозненные диссидентские журналы, некоторые были ерундой, а некоторые интересные.

Д. Б.: Возвращаясь к сегодняшним дням… Вы проповедуете скептицизм. Свои доклады Вы, часто заканчиваете словами: «Не верьте тому, что я говорю. Пойдите и выясните все сами». Когда, на Ваш взгляд, скептицизм перерастает в болезненную паранойю, что произошло, на мой взгляд, с некоторыми из членов этих военизированных организаций?

— Скептицизм может привести к паранойе, хотя это вовсе необязательно. Всякий хороший ученый всегда в первую очередь скептик. Каждый раз, когда появляется новый научный журнал, студенты читают его со скептицизмом, если они, конечно, чего-то стоят, потому что им хорошо известно, что все необходимо всегда подвергать сомнению и всему давать соответствующую оценку. Но когда вы читаете специальный журнал со скептицизмом, это вовсе не означает, что вы предполагаете, что его подготовили на тайном масонском собрании для того, чтобы разрушить ваш разум. Это уже тревожный сигнал. Разница между одним состоянием и другим заключается вот в чем: когда скептицизм основан на принципах понимания и рациональности, это позиция очень здравая, однако в том случае, если за ним находятся только вакуум и пустота, скептицизм — очень опасная вещь. В этом случае человеческий разум становится опустошенным, и скептицизм, действительно, очень быстро заканчивается паранойей. Хочется только заметить, что основная тяжесть вины за пустоту, что находится в головах у многочисленных наших граждан, несут, разумеется, государство и современная система образования.

Д. Б.: Но пропаганда ведь действует постоянно, и воздействие ее на людей с каждым годом только растет. Вы частично разделались с Лимбахом и тем, что он представляет. Но ведь у Лимбаха под рукой 20 миллионов слушателей, тогда как у нас с Вами такой аудитории нет.

— У нас с вами нет, но у коммерческого телевидения и Голливуда аудитория во много раз больше. По поводу Лимбаха я говорю лишь, что это второстепенное явление. Это вроде фильмов, которые я смотрел в далекой молодости, таких как «В порту» (On the Waterfront). Это был типичный фильм своего жанра. На производство подобных фильмов уходили десятки миллионов долларов, тогда как идея у них у всех была одна: профсоюзы — злейший враг рабочих людей. Главный герой этого фильма, его сыграл Марлон Брандо, — прямой, очень честный и очень смелый парень — бросает профсоюзного босса в океан и тем самым отстаивает свои права. Эта картина внушает нам: мы на одной стороне («мы» — это рабочий класс), и тот, кто сидит в административном офисе, и тот, кто работает на конвейере, — мы все на одной стороне. Но существуют плохие парни, которые стараются разрушить нашу счастливую совместную жизнь, чужаки, профсоюзные боссы. Вот почему мы должны себя всячески от них защищать. Надо признаться, что эта идея срабатывала безотказно. Все это привело к нынешней ситуации.

30
{"b":"233849","o":1}