И Молли снова расплакалась — но не от горечи и отчаяния, как раньше, а от радости и благодарности. Она утратила так много в этой жизни, пережила столько несчастий — предательство матери, смерть отца, неудачную любовную связь и как завершающий удар — потерю ребенка. И после всего этого, когда казалось, что не стоит продолжать муку этого кошмарного существования, обрела друга. Настоящего. На которого может положиться в трудную минуту.

Барри зашевелился, застонал и открыл воспаленные глаза. С трудом повернул затекшей шеей и снова застонал.

— Черт, как все болит.

Молодая женщина вскочила.

— Давай разотру тебе шею, станет лучше.

— Как же, лучше, — проворчал он. — Когда это массаж помогал от похмелья? Мне виски бы надо…

— На работу сегодня не пойдешь?

Он вздохнул, почесал всклокоченную бороду. Снова вздохнул. Красные мутные глаза постепенно прояснились. В них появилось осознание случившегося, а с ним боль…

— Нет. Ни сегодня, ни завтра. Никогда.

— Но почему?

— Дай мне выпить, малышка, пожалуйста…

Она не стала спорить и побежала в кухню.

Обнаружив, что принесенная Барри бутылка пуста, отыскала оставшийся после празднования чего-то «Мартель». Кларенс обожал его и предпочитал всем другим крепким напиткам. Он откровенно презирал виски и джин, говорил, что это питье плебейское. Не то что благородный французский коньяк.

С чувством злорадного удовлетворения она схватила бутылку и вернулась в спальню. Барри сидел на краю кровати, обхватив голову руками и покачиваясь. Молли тут же налила половину бокала и протянула ему.

— Вот. Не знаю, устроит ли тебя коньяк, но ничего больше нет.

— Устроит, устроит… — пробормотал Барри, одним глотком осушил живительную влагу и откинулся на спину. Полежав с минуту, снова сел и взглянул на нее совсем уже ясными глазами. — Откуда у тебя такой бальзам?

— От Кларенса остался. — Молли сначала немного печально усмехнулась, потом вдруг расхохоталась. Барри удивленно вскинул брови, и она пояснила:

— Представила себе выражение его лица, если бы он увидел, как ты пьешь его драгоценный коньяк.

Смех ее был столь искренним и заразительным, что Барри вскоре присоединился к ней.

Отсмеявшись, Молли вытерла выступившие слезы и посерьезнела.

— У меня сегодня лекция в девять. Ты пока поспи, а я вернусь, как только она закончится.

Привезти тебе что-нибудь?

— Зубную щетку, набор разовых бритв и газету, — сонным голосом отозвался Барри.

— Новые щетки и бритвы в тумбочке возле душевой кабины. Какую газету?

— «Хронику Сан-Франциско».

— Ладно. Хочешь сейчас чего-нибудь перекусить?

— Не-а… Только спать… — Он снова лег и закрыл глаза.

Молли наклонилась и нежно поцеловала заросшую щеку.

— Спасибо, что ты есть, Барри. Отдыхай. Я скоро вернусь.

В полдень оба сидели в кухне и завтракали.

Барри за время ее отсутствия успел принять душ и побриться. Он настолько переменился, что Молли вздрогнула, выронила газету и чуть не закричала, войдя в квартиру и наткнувшись на незнакомого мужчину. И, только заметив его ухмылку, узнала.

— Вот это да! Ты стал совсем другим человеком!

— Это только внешнее. Внутри я все тот же.

Несчастный, одинокий, к тому же теперь еще и безработный…

Молли ахнула.

— Как безработный? Что случилось, Барри?

Как же твое агентство?

— Я не могу туда вернуться, — ответил он и подобрал уроненную ею газету. — Завтрак готов.

Прошу к столу.

Молли села, машинально взяла вилку и тревожно посмотрела на непривычного, бритого Барри.

— Но почему?

— Ох, Молли… Джош ушел к начальнику моего отдела. Я… я не могу вернуться туда и… Не могу, и все…

Голос его дрожал, и Молли пожалела, что настаивала. Она накрыла его руку своей и тихо произнесла:

— Все пройдет, Барри. Все пройдет…

Он кивнул, потом вдруг признался:

— А знаешь, я ведь сам, идиот, познакомил их. И знал ведь, что Джош понравится Биллу, но все равно познакомил. Хотел нос ему утереть. Вот и утер…

— Но, Барри… прости, если я скажу что-то не то. Но ведь дело не только в сексе…

— Ох, не надо, малышка, не сыпь соль на раны. Они слишком свежи. Я знаю, что ты хочешь сказать, и полностью согласен. Грош ему цена, если он с такой легкостью мог… — Он не договорил, снова тяжело вздохнув. — Ох, как же больно, Молли, как больно… Если бы ты знала…

— Знаю, Барри. Увы, это я знаю слишком хорошо, — еле слышно произнесла она, заставив его вспомнить о том, что выпало на ее долю.

— Да. — Тряхнув головой, Барри пришел в себя и посмотрел ей в глаза, прекрасные, полные печали зеленые глаза. — Прости, малышка, я такой эгоист. Совсем забыл, что тебе намного хуже, чем мне.

— Нет. Ты не эгоист. Далеко не эгоист. И я считаю, что несмотря ни на что, мне очень повезло. Я встретила тебя. Ты настоящий друг, Барри. Ты человек, с которым я чувствую себя совершенно свободно, с которым могу говорить о чем угодно.

— Это точно. Иногда я сам себя представляю большим оттопыренным ухом. Что-то во мне располагает людей к откровенности.

— Полагаю, твоя отзывчивость, Барри.

— Кто знает?.. Ладно, хватит чувствительных излияний. Ты ешь, а я почитаю объявления. Не забывай, перед тобой безработный рекламщик.

Некоторое время оба молчали. Молли с наслаждением уплетала приготовленный им завтрак — жареную колбасу, оладьи с апельсиновым джемом, сок и кофе. Барри с головой ушел в газету.

Неожиданно он присвистнул.

— Что такое?

— А твой приятель настойчив.

— Что? Какой приятель?

— Твой красавец летчик. — С этими словами он перекинул ей свернутый лист и указал пальцем. — Могу сказать тебе, что такое объявление на протяжении двух недель не полдоллара стоит. И даже не десять. Видно…

Но Молли уже не слышала, что он говорит.

Она взяла газету и изумленно уставилась на следующие строчки:

Молли «Кивер», зеленоглазая колдунья, я продолжаю искать тебя. И не успокоюсь, пока не найду. Отзовись, умоляю!

Рэнди.

— Черт побери, — выдохнула она, — а ведь я совершенно забыла о нем.

— Что ж, он не забыл. Надо отдать ему должное: этот твой Рэнди — парень настойчивый.

Перед внутренним взглядом Молли встал улыбающийся высокий блондин с ярко-голубыми глазами. Она побледнела, потом вспыхнула, вспомнив их случайную встречу и последовавшую за ней непродолжительную, но яростную любовную схватку. Рэнди оказался изумительным любовником, она в жизни своей не испытывала ничего подобного. Впрочем, скольких мужчин она знала? Одного только Кларенса… Вспомнив о нем, Молли немедленно помрачнела.

— Эй! Что с тобой? Ты ведь говорила, что он тебе понравился.

— Да, верно, понравился. — Молли тряхнула головой, прогоняя непрошеное воспоминание. Довольно, чем скорее я выкину Кларенса из головы, тем лучше, в очередной раз сказала она себе. А вслух ответила; — Но что же я могу сделать?

— По-моему, все очень просто. Ты можешь открыть телефонный справочник, найти его номер, набрать семь цифр и сказать: «Рэнди, привет, это я, Молли». А если ты такая ленивая, то я могу и сам принести справочник. Тебе надо будет только поговорить. Ну как, идет?

Но Молли сделала круглые глаза, отчаянно замотала головой и закричала:

— Нет-нет! Не смей! Я запрещаю! Категорически!

— Малышка, да ты что? Успокойся, я пошутил.

Она пришла в себя. Выдохнула.

— Извини. Сама не понимаю, что на меня нашло.

— Что ты, не волнуйся, все в порядке. У тебя просто нервы немного расходились, но это совершенно естественно после всего, что выпало на твою долю. Давай-ка отведу тебя в спальню. Тебе надо бы полежать, а еще лучше поспать.

Молли покорно встала и покачнулась. Барри тут же подхватил ее и помог добраться до кровати. Уложил, укрыл пледом, опустил жалюзи.

— А теперь отдыхай. Не надо было тебе сегодня выходить. Наверное, слишком рано…

Она слабо, невыразительно улыбнулась, попыталась подавить очередные подступившие рыдания, но не смогла и зарылась лицом в подушку. Барри сидел с ней, поглаживая по рассыпавшимся по подушке черным кудрям, пока она не затихла и не начала мерно дышать. Лишь тогда вернулся в кухню и продолжил изучение объявлений о приеме на работу…