– Что? – переспросил Наруз Ахмед, ошеломленный невиданным зрелищем. Ему хотелось заткнуть пальцами уши, чтобы не слышать предсмертного крика, проникающего в душу, мозг и сердце.

Ахмедбек терпеливо повторил свой вопрос.

– Помню… как же… – рассеянно ответил Наруз Ахмед и скосил глаза в сторону крика.

– Где он? – полюбопытствовал Ахмедбек.

– Все там же, в городе… Я встретил его как-то… Примерно месяц назад. Постарел… седой весь… а бороду сбрил… – он вновь посмотрел туда. Басмачи, тесно обступив что-то, хохотали.

Пленный уже не кричал. Он умолк навсегда и лежал недвижимо. Стоя над ним на коленях, Узун-кулок спокойно орудовал своим ножом.

– Чеканщика Умара надо отыскать живого или мертвого, – твердо продолжал Ахмедбек. – Он присвоил мой клинок.

– Клинок?

– Да! Клинок, который пожаловал мне эмир Саид Алимхан. Ты должен помнить этот клинок. Он висел на ковре в большой комнате.

– Помню, – сказал Наруз Ахмед, и в памяти его действительно всплыли из далекого детства и просторная, прохладная комната, и большой багровый ковер на стене, а на нем – сабля с позолоченными ножнами, сверкающая солнечными зайчиками. – А ты знаешь, кто сейчас живет в нашем доме? – спросил он.

Ахмедбек сделал неопределенный жест рукой. Нет, это его не интересовало.

– Ты должен найти Умара и взять клинок. Отобрать, чего бы это ни стоило! А потом передашь мне. В этом клинке кроется большая тайна. Ее знают лишь два человека: я и Ахун-ата, твой первый учитель. И ты узнаешь эту тайну, как только придет Ибрагимбек.

– А почему он медлит? – поинтересовался Наруз Ахмед.

Брови курбаши недовольно сдвинулись. Его начинало раздражать легкомыслие сына. Ему говорят о клинке, а он спрашивает об Ибрагимбеке!

– Ты понял, что я сказал? – строго спросил курбаши.

– Конечно, понял, отец! Клинок я добуду. Добуду и спрячу. Но почему ты не хочешь сказать, когда придет Ибрагимбек?

– Ибрагимбек ждет моего сигнала, а время еще не подошло. Надо поднять людей. Сотни, тысячи, десятки тысяч людей. Надо отыскать и обеспечить надежные переправы. У Ибрагима армия. И создана она не для того, чтобы погибнуть при переходе границы. Ибрагимбек должен переправиться со своими воинами без боя, внезапно. А это не так просто. Со мной пошли сто двадцать джигитов, а уцелели семьдесят. Пятьдесят легли под пулями аскеров[9] с пограничной заставы…

Ахмедбек умолк. К нему вприпрыжку приближался Узун-кулок. На его лисьей физиономии, поросшей редкой, точно пух, растительностью, играла довольная улыбка. С вымазанных костлявых рук капельками стекала кровь.

Подойдя вплотную к курбаши, он молча протянул левую руку, разжал пальцы, и на узкой ладони его оказался небольшой, облепленный слизью комочек бумаги.

Ахмедбек всмотрелся в него, сощурил глаза и сказал сыну:

– Разверни и прочти.

Что-то вроде судороги пробежало по телу Наруза Ахмеда. Преодолев чувство гадливости, он осторожно, кончиками двух пальцев снял комочек с ладони басмача, положил его на гладкий камень и, взяв в другую руку маленькую гальку, разгладил бумажку. На ней были написаны десять строк по-русски мелким, убористым и разборчивым почерком. Но некоторые буквы разбухли, расползлись, а последняя фраза слилась в сплошное пятно.

Наруз Ахмед прочел:

«Одна партия бандитов, около сорока человек, оторвалась от преследования и ушла в пески. Вторая – примерно десятка три – скрылась в горах. Завтра в распоряжение вашей заставы подойдут два отряда. Отряд ОГПУ, усиленный краснопалочниками…» – Наруз Ахмед умолк. Напрягая зрение, он всматривался в окончание записки, но ничего разобрать не мог. – Дальше непонятно, – сказал он.

Ахмедбек нахмурился. Два отряда. Это не шутка. У них пулеметы, а чего доброго, и пушки. Да и бьются они, по совести говоря, лучше его джигитов. Если стреляют, так без промаха, если рубят, то наповал. Он при переправе потерял пятьдесят голов, а пограничники – самое большее полдюжины. Надо предупредить Ибрагимбека.

– Ступай, – сказал курбаши палачу.

Когда тот удалился, Ахмедбек вынул из-за пазухи новую, еще не утратившую запаха типографской краски карту и расстелил ее на земле между собой и сыном.

– Смотри сюда, – проговорил курбаши, тыча в какую-то точку черным пальцем. – Видишь этот мазар[10]? Сюда пригонишь своих лошадей. Там таятся два десятка джигитов. Их проворонили аскеры в зеленых фуражках. А вот у этого колодца ты можешь найти моих людей. Они укажут, где я. Это на всякий случай. А та партия, о которой идет речь в записке, направилась в пески. На днях я соединюсь с ней. Понял? – И свернув карту, он водворил ее на прежнее место.

Наруз Ахмед кивнул.

– Скоро придет сюда отряд курбаши Мавлана. Он побольше моего…

Наруз вторично кивнул.

– Теперь поезжай, сын мой, и ищи клинок. Бахрам поможет тебе. Он надежный человек. Прощай!

Наруз Ахмед постучал в калитку на окраине старой части Бухары. В ответ послышался сиплый сердитый лай. Через секунду собака, задыхаясь от ярости, уже царапалась в калитку и металась вдоль дувала. Наруз попытался заглянуть во двор, но дувал был намного выше его роста, а вырезанная в нем калитка не имела щелей.

Стучать вторично не пришлось.

– Хан! На место! – раздался звонкий женский голос, и собака умолкла.

«Хан… Надо же придумать, – возмутился Наруз Ахмед. – Издевка какая-то. Ну ничего, она дорого обойдется выдумщикам».

Щелкнула задвижка, и в проеме калитки показалась девушка. По груди и плечам ее вилось множество тоненьких косичек. Короткое светлое платье из легкой ткани, сшитое по-европейски, обрисовывало стройную фигуру девушки. Она была очень молода и на редкость хороша.

– Здесь живет Умар-ата? – спросил Наруз Ахмед.

– Да, это его дом, – последовал ответ.

– Я могу его видеть?

Девушка отрицательно покачала головой, внимательно всматриваясь в гостя: его лицо ей было незнакомо.

– Почему? – спросил с улыбкой гость.

– Отца нет, – ответила она.

– Жаль. А когда его можно застать?

– Не знаю. Он с добровольцами гоняется за басмачами. Вы знаете, что появились басмачи?

Наруз ответил, что слышал, но не придает значения этим обывательским слухам. Чего народ не болтает… Возможно, что это очередная базарная сплетня.

– Нет, это не сплетня, – возразила девушка. – Это правда. Три дня назад в нашей махалле[11] было собрание, и там говорили: басмачи напали на колхоз, убили несколько колхозников, захватили лошадей, продукты.

– Печально, если так, – проговорил Наруз и подумал: «Значит, отец уже действует». Он ждал, что девушка пригласит его в дом, но этого не случилось. – Очень жаль, что не застал вашего отца. Придется зайти еще раз…

Девушка молчала.

– До свидания…

– До свидания… – бросила девушка, и калитка захлопнулась.

План сорвался, пока проникнуть в дом чеканщика не удалось. В раздумье Наруз шел по улице, не зная, что предпринять. Вполне возможно, что заветный клинок где-то рядом и ждет… Стоит только войти в дом и взять его. Что может быть проще! И в то же время как сложно. А она красива… Слов нет – красива! А как стройна… И совсем юная. Ей самое большее – лет семнадцать. Она могла бы украсить ичкари[12] самого разборчивого мужчины… Пожалуй, и покойный эмир не отказался бы от такой наложницы. Хороша! Чертовски хороша…

Занятый этими мыслями, Наруз Ахмед не заметил, как дошел до дома Союза кооперативов. Он остановился, нерешительно взглянул на подъезд и потер лоб.

«Что ж, сегодня не удалось, но откладывать нельзя…» Поднимаясь по ступенькам на второй этаж, он твердо решил сегодня же обдумать, как лучше раздобыть клинок и, кстати, поразмыслить о будущем этой юной красавицы.

В коридоре Наруза Ахмеда окликнул заведующий инспекторской группой Алиев.