— «Ростов» до сих пор не ушел! — обрадовался карантининспектор. — А хотели еще ночью. Кок на нем вечно соли на колоду жалеет.

— Как я на «Ростов» заберусь? — забеспокоилась врач. — Я же не в брюках. Мне будет высоко.

— Не бойся, не оставим, — приобнял врача за талию Никитин. — Я помогу.

Второй помощник, стоявший за нашими спинами, ничего не понимал в происходящем.

Агент «Инфлота» подошел к нему, объяснил ситуацию, пообещал, что машина будет максимум через пятнадцать минут.

Второй согласно кивнул.

Катер на самом малом ходу подошел к низко сидящему борту «Ростова», ткнулся носом, защищенным кранцами, и мы с грехом пополам вскарабкались на безлюдную палубу. Она звонко отзывалась под нашими шагами. Мы прошли под переходным мостиком к трапу и стали спускаться. Снизу на нас удивленно и немного растерянно смотрел молоденький часовой.

— Стоишь, Сережа? — улыбнулась ему врач. — До сих пор цифры считают? Почему тебя не сменят?

— Лоцман на борту? — поинтересовался Никитин. — Команда завтракает?

— Стойте! — приказал Сережа. — Стойте!

Тут же он ступил на нижнюю площадку трапа, загородил проход.

Вдоль залитых начинавшим припекать солнцем причалов стояли суда. Одни грузились, другие выгружали горючее. Все живое пряталось от солнца, и лишь изредка появлялся рабочий или кто-то из команды. В иссушенной земле, полоской тянувшейся вдоль бетонного забора, на котором по-английски было написано «курить воспрещается», островками торчали желтые пятна травы. Деревья понуро клонили ветви с жухлыми листьями. Огромные резервуары, окрашенные в серебристый цвет, слепили глаза.

Часовой Сережа провел пальцами под воротничком, обручем сжимавшим распаренную шею.

— Нельзя сходить.

— Как нельзя? — изумилась врач. Она продолжала спускаться, и тогда Сережа поднялся еще на одну ступеньку, всем своим видом выказывая твердое намерение не пропустить нас.

— Нельзя! Вы нарушили границу.

— Какую границу? — делала вид, что не понимает, врач. — Ничего мы не нарушили. Мы просто высадились здесь, потому что везде занято...

Она остановилась — Сережа преградил путь.

— Эй, Серега! — нервно засмеялся агент «Инфлота». — Брось дурить. Мне клиента везти в госпиталь.

Я оглянулся. Второй помощник «Сансета» чуть ли не с открытым ртом слушал наши разговоры, ничего не понимал, но явно забавлялся происходящим.

Я сразу сообразил, в какой мы попали переплет по собственной глупости — высадились на судно с закрытой границей! Не иначе — после бессонной ночи затмение нашло.

— Нельзя! Вы нарушили границу, — твердил Сережа. — Не пущу. Поднимитесь и ждите!

— Как это — ждите? — возмущалась врач. — У меня много работы. Мне надо оформить больного. Нас ждут!

— Сережа, — робко подал я голос, — в самом деле... Мы ведь не нарочно.

Никитин горестно вздохнул.

— А если бы с нами был твой лейтенант, а? — возликовал агент «Инфлота». — Пустил бы? У нас работа! Нам еще судно оформлять!

— Лейтенант здесь бы не высадился.

— Упрямый казак, — пробасил кто-то сверху.

Мы оглянулись. У трапа стоял вахтенный матрос в шортах и сетчатой безрукавке.

— Не казак, а погранвойска, — огрызнулся Сережа.

— Пехота, — тут же ответил вахтенный. — По первому году, что ли? Своих не пускаешь? По принципу — бей своих, чтобы чужие боялись?

— Перестаньте! — оборвал вахтенного Никитин. — С нами иностранный моряк.

Вахтенный присвистнул.

— Как я могу их пропустить? — печально спросил снизу Сережа. — Как? Они сами границу закрыли, а потом ее нарушили. И вообще... Вы за закрытой границей, — окреп он голосом, — так что не вмешивайтесь.

— Это за какой такой я границей? — ухмылялся сверху вахтенный. — Судно советское, стоит в советском порту, я советский, ты советский... Какая такая граница?

Сережа не ответил.

— Сережа, — покаянно сказал я. — Мы все поняли и осознали. Но у всех работа. Ты нас знаешь в лицо... Хочешь, мы тебе официально предъявим документы, и дело с концом?

— Не могу я вас пропустить! — в отчаянье сказал Сережа. — Начальство решит...

— А, елки-моталки! — ругнулся агент «Инфлота». — С ним не договоришься. Пошли, подождем в надстройке. Свяжемся по рации с КПП, пусть скорее Кондратюк приезжает. А вы почему до сих пор не ушли? — сердито спросил он вахтенного, — Место у причала занимаете!

— Ждем лоцмана.

— Сережа! — не унималась врач. — Послушай! Кто первым поднимается на судно, на котором еще не открыта граница? Я! Врач! Потому что я решаю, подниматься остальным или нет. В том числе и вам, пограничникам. Так что уж имею право подниматься на судно, где граница еще не открыта. Раз мы закрыли, но не открыли, имею право и спускаться. Пропусти меня и пациента!

— Иностранца? — уныло спросил Сережа. — Ага, как же!

Все ушли совещаться, а я с вахтенным остался. Вахтенный томился от жары, от вынужденного безделья, ему хотелось поговорить, пообщаться.

— Слышь, пехота! — позвал он Сережу. — Ну, не пустил ты тех... А почему таможню задержал? Вы же с ним на пару границу стережете. Только форма разная. Вы ж это... братья по службе.

Сережа молчал.

— М-ня, — глубокомысленно промычал вахтенный, подмигивая мне. — Стойкий парень. Далеко пойдет. Ему за этот самый исключительный случай или лычку, или на «губу». Одно из двух.

И, видя, что Сережа навострил уши, стал рассказывать:

— У меня тоже раз был случай... Адекватный. Стою я на посту у порохового склада и читаю книгу про любовь. А тут идет разводящий...

Я перебил вахтенного.

— Минуточку! Сережа! Вот едет Кондратюк. Готовься.

Через четверть часа мы сидели в кают-компании «Ростова» и в присутствии старшего лейтенанта погранвойск Кондратюка строчили объяснительные.

Он отобрал их, проверил наличие подписи, даты, разрешил покинуть судно.

— Яка хата, такый тын, якый батько, такый сын, — охарактеризовал пограничников агент «Инфлота». — Хорошо, что со второго помощника не взяли объяснительную.

— Граница, — терпеливо ответил Кондратюк. — Порядок. Служба. Не ясно?

Никитин глазами показал на Сережу, шепотом спросил меня:

— Понял?

— Инициатива, — ответил я.

Спорить мы вышли во двор.

Лето явно торопилось побыстрее перейти в осень. Едва я подошел к филателистическому магазину, как с неба, покрывшегося тучами, стал просачиваться нудный дождик. Вовчик ждал меня, улыбаясь до ушей. Он уж так привык к нашим походам, что, кажется, совсем позабыл о цели визитов.

— Ну, как? Есть?

— Не-а. Но говорили, что уже появлялся.

— Подождем.

Мы потрепались еще немного, и я уж хотел послать Вовчика за пирожками, как вдруг он застыл, изменился в лице, шмыгнул за мою спину, вцепился в пояс.

— Вон он!

— Где?

— Вон. В синей рубашке.

Высокий худой парень моего возраста, морда лошадиная, волосы желтые. Легкая сутулость и руки-клешни делали его похожим на краба. «Коллекционер» потолкался среди зараженных страстью собирательства с видом доктора, совершающего обход безнадежно больных, кое с кем поздоровался, порылся крючковатым пальцем в предлагаемых «сокровищах» и с равнодушно-пресыщенным видом прислонился к стене дома. Время от времени к нему подходили, что-то предлагали или спрашивали. Он покупал, продавал, торговался, стрелял глазами по сторонам.

— Что ты с ним сделаешь? — спросил за моей спиной Вовчик. — Дашь ему как следует?

— Подумать надо.

Я медлил, прикидывал варианты. В самом деле, что с ним делать? Взять сразу за глотку или присмотреться, понять, что за человек? Человек ли? Торговец орденами... Где он их держит? Все надо обстоятельно обдумать, взвесить, выбрать оптимальный вариант действий. Драки я не боялся, хотя, судя по комплекции «коллекционера» и по его ухваткам, он был не робкого десятка. Такие жилистые парни иного здоровяка разделывают «под орех» на счет раз-два. Крепкие междометия, которыми «коллекционер» скрепляя сделки, свидетельствовали о том, что воспитывался он отнюдь не в пансионе для благородных девиц.