Лена начала ходить вокруг костра. Так время пройдет быстрее, скорее наступит утро. Костер разгорелся так ярко, что тайга, кажется, отступила, стало просторнее на берегу безымянного ручья. Заткнув наган за пояс, приложила к губам сложенные воронкой ладони и крикнула:
— Эге-гей! Папа! Где ты?
Вдруг страх куда-то отступил, когда Лена услышала свой голос. Она снова принялась кричать, но тайга молчала.
Трещат ветви под огнем, искры летят вверх, дым начинает стелиться по земле: скоро рассвет, перед восходом солнца всегда холодает, холод прижимает дым к земле. Точно так, как туман. Ведь утром туман всегда стелется низом, а потом, прогревшись под лучами солнца, уплывает к небу или тает, оседая капельками росы на травах, цветах, деревьях.
Лена села у костра, поворошила уголья суковатой палкой: искры столбом поднялись вверх. Уснула незаметно для себя. А когда проснулась, солнце уже стояло над тайгой. Она быстро собралась, два кусочка сахара запила водой из ручья, посмотрела на компас. Стрелка вела себя так же: тряслась, то и дело уходя в сторону от нужного ей азимута. Лена пыталась зафиксировать ее стопором, но ничего не получалось: стрелка уходила в сторону.
Придется на ходу экстраполировать, по наитию угадывать направление движения. Можно и по солнцу. Отец ее научил идти по солнцу, когда нет под рукой компаса. Итак, полтора-два градуса правее держать. Делать зарубки — вдруг придется возвращаться, но прежде необходимо напасть на след отца. Лена дышит тяжело — устала. Впереди проглядываются скалы. Они кажутся черными среди зеленых сосен. Обнаженные скалы.
Надо взять образцы. С отцом все будет в порядке. Почему она не подумала о том, что Лосев сделал это специально — ушел, чтобы проверить, как дочь справится одна в тайге? Ведь однажды он сказал ей:
— Я найду способ проверить, Леночка, годишься ли ты в геологи. Уметь описывать обнажения, делать выводы, прогнозы строить, разведывать месторождения полезных ископаемых — это одно. Не менее важно быть с полем на «ты», чувствовать в нем не врага, а друга.
Лена вспомнила эти слова — и ей стало весело. Папка, папка! Какой же ты! Ну, конечно, хитрый! Но ничего, твоя дочь выдержала испытание и совсем не боится тайги, ни капельки не боится, ей совершенно не страшно! Вот подойдет сейчас к скале, отобьет образец, посмотрит, что это за порода. Лена вышла к ближайшей скале, привычным движением достала из-за пояса молоток, стукнула по породе. Что такое?! Молоток прилип к скале! С некоторым усилием оторвала его от породы, стукнула еще, на этот раз посильнее. Откололся маленький кусочек породы. Она внимательно посмотрела на свежий излом. Мелкие кристаллы поблескивают в лучах солнца, своим блеском они смягчают железо-черный цвет породы. Юный геолог уже почти догадался, что это за минерал, но все-таки достает из кармашка рюкзака осколок фарфора, проводит по нему острием образца — на глянцево-белой поверхности остается красная черта! Гематит! В народе его называют железный блеск, красный железняк! Содержит железа до семидесяти процентов! Отец оказался прав! Она вышла к месторождению железной руды!
Лена бросает на землю молоток и нажимает на курок нагана. Выстрелы звучат друг за другом три раза. В ответ — один. Это — из карабина отца. Вот и он. Идет к ней, улыбается. Девочка внезапно ощущает во всем теле противную слабость, она медленно опускается на землю, штормовка ее шуршит, касаясь шершавой скалы.
Через несколько секунд она пришла в себя, над нею склонился отец, на лице его — озабоченность и беспомощный страх.
— Ну что ты, дочка, что ты? Все хорошо, все хорошо, детка. Извини, я просто хотел проверить тебя, все время находился рядом.
Лена молча смотрела на отца, по ее щекам текли слезы…
По пути в лагерь отец сказал ей: «Ты все равно пришла бы к этим скалам, дальше идти не смогла бы: магнитные возмущения искажают показания компаса. Молодец, выдержала серьезное испытание на отлично». Геолог из тебя получится.
— Ты прав, папочка, — Лена остановила отца, потянув его за рукав, поцеловала в бороду.
Господи, как давно это было! Она стала геологом, успела родить сына, похоронить отца.
Заливистый звонок оторвал ее от окна. Елена Владимировна бросилась к телефону:
— Мама, мамочка! Это я, Лена! Как ты себя чувствуешь, как там Олежка? Я страшно скучаю!
— Почему в такую рань звонишь? Где ты сейчас находишься? В Москве? Прилетела первым рейсом? — в голосе мамы звучит беспокойство.
— Звоню из Пригорска. У меня все хорошо, мама, все хорошо! Жди письма, подробного письма! Ой, мамуля, уже солнце встает!
— Сейчас пять утра. Да что с тобой, уж слишком ты возбуждена, — мама говорит строго, привычно строго и рассудительно.
— Помнишь, как у Маяковского: «Мама, ваш сын прекрасно болен…» Только вместо «ваш сын» поставь другие слова: «ваша дочь». Поцелуй Олежку, мама.
— А что ты делаешь в Пригорске? Переехала туда, что ли?
— Нет, пока не переехала. Готовлю проект. Сегодня — предварительная защита.
— Мы с Олежкой приедем в сентябре, дней на десять. Ты хотела финский плащ приобрести?
— Перешлю тебе деньги, купи.
— А как его зовут?
— Кого? Плащ?
— Не дури. Как его зовут? — настойчиво спросила мать — Ну, не называй имени, я приеду — познакомлюсь с ним.
— А-а-а, вот ты о чем… Его зовут Борис, мама, Бо-рис Се-ме-но-вич.
Утром Лена приняла душ и позавтракала в гостиничном буфете. Вернувшись в номер, надела свое любимое платье — бирюзовое. Она знала, что это платье нравится и Борису. Он пробормотал ей вчера:
— Тебе это платье очень даже к лицу.
Игорь Иванович пришел в номер с рулоном бумаги под мышкой. Он поздоровался и сказал:
— Разрез готов. Мы сегодня должны быть на конях, Елена Владимировна, участок «Бачита» свое слово, и весьма веское, скажет. Руды там много — и не на один год.
Васин развернул рулон, постелил листы на столе.
— Вот гляньте, к какому выводу я пришел. Замечаете?
— Не слишком ли смело? — Дроздова с улыбкой посмотрела на Васина. — Вами руководило, видимо, наше стремление как можно быстрее получить разрешение на разведку Скалистого плато.
— Это тоже имеет место, — согласился Васин, — но я исходил из объективных предпосылок. Южная часть рудного поля ныряет под известняки Скалистого плато — в этом я уверен. Если это не так, то почему за пределами нашей республики рудное поле снова появляется на поверхности? Не может же оно родиться заново? Не может. Какая-то часть его скрыта под известняками Скалистого плато. Чтобы это доказать, надо пробурить несколько скважин с поверхности плато или же из одной из его пещер. Я почти уверен, что на глубине четырехсот — пятисот метров мы подсечем руду.
— Вы сами прекрасно понимаете, что это проблематично. Необходимо изучать вещественный состав рудного тела, расположенного за территорией нашей республики. Если он будет идентичен минералосодержанию рудного поля в Рудничном — тогда можно строить догадки. Но и то, что вы говорите, может и должно заинтересовать членов комиссии. Нам надо настаивать на разведке Скалистого плато, на его исследовании. В то же время меня интересует, и давно, один кардинальный вопрос: как в океане гранитных образований уцелело плато, сложенное известняком? Кругом изверженные породы, а почти в центре — осадочные. Парадокс природы? Над этим вопросом первым задумался мой отец, но он не успел приступить к его решению. Подобное исследование носит скорее фундаментальный характер, чем прикладной. Что даст это исследование для практического освоения недр открытых месторождений полиметаллов? Ничего. Во всяком случае, надо ждать подобного возражения наших оппонентов, но вопрос снимать с повестки дня не будем. Нам уже пора идти?
— Да, Елена Владимировна, — Васин свернул листы ватмана.
До треста шли пешком по новому мосту, недавно сооруженному вместо старого, «пушкинского». Старый мост назывался так потому, что был построен в том году, когда Пригорск посетил великий поэт.
