Исходя из определения бедности, данного индийским экономистом, лауреатом Нобелевской премии Амартией Сеном, что бедность есть «недостаток элементарных шансов осуществления» или возможностей развития, Клёпфер утверждает, что «возможности развития, в свою очередь, сильно зависят здесь (в Германии) от материального положения». В своей размытости это определение не ошибочно, однако оно внушает нам, что улучшение материального положения путём повышения выплат может якобы улучшить внематериальные возможности развития и проявления нижнего слоя. Этого, конечно, нельзя исключать, однако можно исходить из того, что более высокий непроизводительный минимальный доход никак не поспособствует инициативности, усердию и готовности к труду.
Клёпфер связывает ход своих мыслей с историей Яши из Берлина, который, будучи третьим ребёнком матери-одиночки, отстаёт в школе да и в остальном тоже не справляется с жизнью. При этом неясно, кто и в чём тут виноват, и вопрос, какую ещё дополнительную поддержку государство могло бы оказать Яше и его матери, остаётся без ответа. Нельзя не заметить расхождение с анализом Франца Вальтера, который исходит из того, что для большей части прекариата[16] уже давно не является образцом трудолюбивый, ориентированный на рынок труда человек: «Заметно также то, что нижние слои 2008 г., в отличие от квалифицированного промышленного пролетариата 1890, 1920 или 1960 гг., в своём преобладающем числе больше не ставят перед собой долгосрочных целей и больше не верят в лучшее будущее для себя, достигаемое повышением квалификации. Эмансипация, достигнутая через образование, организованность и упорную, последовательную работу по реформированию общества – опорные столпы представлений классического рабочего движения и социал-демократии, – больше не принадлежит к идентичности и надеждам людей, лишённых привилегий»{82}.
Вопрос, как можно повысить сопротивляемость непривилегированного подрастающего поколения, Клёпфер едва затрагивает. Чёрный американец Роланд Фрайер, который в 27 лет стал профессором в Гарварде и сегодня, в свои 32 года, является известным исследователем в сфере образования, выходец из куда более жалких условий, чем Яша, сосредоточивается в своих исследованиях на вопросе: как можно поспособствовать готовности нижнего слоя к образованию и труду? В отличие от Клёпфер и некоторых других, Фрайер чётко определяет субъективные дефициты, потому что он знает, что преодолеть их можно, но для этого необходима настойчивость.
Книга Клёпфер типична для эмоциональной и движимой скорее состраданием, нежели строгим анализом, немецкой дискуссии, которая остаётся на поверхности, и хотя охотно скандализирует ситуацию, всё же на самом деле не разбирается в причинно-следственных связях и возможностях решения.
Интеллект и демография
Данные микропереписей населения уже давно свидетельствуют о том, что в Германии женщины с университетским дипломом рожают детей меньше среднего показателя, а нередко даже остаются бездетными. Предметом дискуссии был вопрос, не является ли более поздний возраст первых родов у образованных женщин тем пунктом, который ведёт к ошибочному толкованию статистических данных. Но даже критики такой интерпретации не оспаривали, что доля бездетных выпускниц университетов перешагнула отметку в 40 %, правда, они указывают на то, что у выпускниц высших профессиональных училищ этот процент ниже{83}.
Опыт показывает, что первые роды после 40 лет крайне редки. Опубликованный в 2009 г. отчёт по микропереписи 2008 г. в отношении бездетности отражает такой результат: среди женщин с высшим образованием в возрасте от 40 до 75 лет 26 % не имели детей, со средним образованием таких было 16 %, а с начальным образованием – 11 %{84}. Также количество детей, приходящееся на женщину, уменьшается по мере роста уровня её образования. Среди женщин с начальным образованием (по состоянию на 2008 г.) 39 % имели троих и более детей, со средним образованием таких было 21 %, а с высшим образованием – 19 %{85} (см. также гл. 8).
Данные Федеральной службы статистики относятся к тем категориям женщин, которые сгруппированы по году рождения и репродуктивная фаза которых уже закончилась совсем или в значительной мере, то есть эти данные относятся к прошлому. Ещё показательнее было бы, если бы родившихся в Германии в настоящее время детей можно было сгруппировать по социально-экономическому статусу их матерей. Но это, к сожалению, невозможно из-за показателей, которые статистика учитывает при родах. Однако важные указания содержатся в упомянутом исследовании, когда оно учитывает основную массу берлинских первоклассников{86}. Из данных по первоклассникам можно увидеть путём углублённой оценки, что репродуктивное поведение в высокой мере зависит от принадлежности к определённому слою. В берлинском исследовании слой определялся не по доходам, а по уровню образования и занятости. При этом, как уже упоминалось, весь основной массив первоклассников разделился таким образом, что на нижний, средний и верхний слои пришлось по одной трети. Углублённая оценка показывает, что доля детей нижнего слоя растёт тем больше, чем больше семья первоклассника: 49,5 % первоклассников немецкого происхождения из семей, имеющих четырёх детей и более, относится к нижнему слою, в семьях ненемецкого происхождения этот показатель ещё выше – 78,5 %{87}.
Также и в этом случае ничто не мешает нам распространить на всю территорию ФРГ зависимость репродуктивного поведения от принадлежности к определённому слою, доказанную в берлинских данных по первоклассникам, тем более что статистические данные подтверждаются повседневными наблюдениями в школах. Следовательно, нужно исходить из того, что по демографическим причинам доля нижнего слоя в населении непрерывно растёт. В отношении мигрантов уже было показано, что особенно много потомства имеют те мигрантские группы, которые приходится классифицировать как самые необразованные, то есть в первую очередь это мигранты из Турции, с Ближнего Востока и из Африки (см. табл. 3.1, с. 57). На это же указывают и результаты изучения рынков труда. По этим данным женщины, которые не очень хорошо интегрированы в рынок труда, а то и вовсе не интегрированы, сильнее склонны рожать, ещё больше увеличивая количество детей в семье{88}.
Школьное образование и воспитание детей из так называемых необразованных слоёв осуществить намного труднее, а успехи их намного ниже, чем у других детей. Исследователи в сфере образования относят это на счёт дефицита социализации, который обусловлен происхождением. Логично, что наличие значительной доли детей из необразованных слоёв используется политиками в области образования для объяснения крайне плохих результатов PISA в немецких городах-государствах, хотя там подушные расходы на образование существенно выше, чем в немецких землях. То есть диагностированные дефициты социализации проявились бы даже в том случае, если бы интеллект вовсе не был наследственным или был бы таковым в малой мере. Интеллект, однако, наследуется на 50–80 %, поэтому послойные различия в репродуктивном поведении, к сожалению, означают и то, что унаследованный интеллектуальный потенциал населения непрерывно слабеет. Этот эффект в долгосрочной перспективе решающим образом сказывается на будущности общества.
Тем самым обостряется та проблема, что на нижнем конце пирамиды одарённости и квалификации слишком мал спрос, а на верхнем конце слишком мало предложение. В индустриальном обществе и современном социальном государстве это становится делом, не терпящим отлагательства, поскольку тысячелетний образец селекции больше не действует. Ещё в XIX в. коэффициент воспроизводства нижнего слоя был существенно меньше, потому что многие люди были слишком бедны, чтобы создать семью, к тому же много детей умирало. Такое положение дел никто не захотел бы вернуть. Куда действеннее было бы решить проблемы, которые ставят под угрозу существование социального государства. На то, как при этом сказываются количество и качество, указал ещё давний теоретик социального государства Гуннар Мюрдаль{89} (об этом см. в гл. 6 и 8).
