Литмир - Электронная Библиотека

Лодка шла посредине реки. Мимо плыли заснеженные берега. Темная зелень хвои и белый снег — палитра двух ярчайших красок, впечатляющее соседство для еще непривыкшего глаза. То там, то здесь плавали по реке стайки пролетной чернети. Мы стрельнули два раза по этим последним осенним уткам, но безрезультатно.

В Островной прибыли часам к пяти вечера. Дом Селедкова, у которого мы оставили норок, стоял на берегу небольшой протоки. Нас встретила его жена, темноволосая моложавая женщина. Увидев нас, она всплеснула руками и заулыбалась.

— Вернулись, пропащие. И где это вы пропадали.

— Здорово, Полина, — фамильярно приветствовал ее Димка.

— Как там наше хозяйство?

— А что ему сделается — бегает, верещит, есть просит; Степан за рыбой для них пошел.

Дом Селедкова состоял из двух комнат: кухни и гостиной, которая служила одновременно и спальней. Возле стен стояли грубые деревянные лавки, обитый железом старинный сундук, старенькая швейная машинка. Комнаты разделяла печка, за ней возились с разноцветными лоскутами две малолетние дочери хозяйки.

Вскоре пришел и Степан Селедков, тридцатипятилетний высокий и жилистый мужчина со шрамом на шее — отметиной немецкого пулеметчика в последний день войны. Увидев нас, он зашумел, затряс нам руки. Полина поставила на стол дымящееся блюдо с отварной красной рыбой, как-то по-особому испеченную румяную картошку и отсвечивающие прозрачной синевой соленые грузди. Увидев на столе кету, Димка со всей своей бесцеремонностью заорал:

— У-у, королевское блюдо! Употреби-и-м…

Степан был доволен этим восторгом и рассказал нам, что недавно он, первым из деревни, поймал двух кетин. Долго же добиралась эта рыбка от моря в родные края! На Амуре ее ловят еще в июле — на Б. Уссурку она пришла в октябре.

За столом просидели допоздна. Как-то незаметно разговор перешел на воспоминания, и из них мы узнали всю историю жизни Степана и его жены. Жизнь была бесхитростной, как и они сами, честной и, как часто бывает, трудной. Только и красило ее, что любовь, дети, надежды…

На другой день мы закупили необходимые продукты, уплатили Полине за содержание норок и зашли в колхозную конюшню проститься со Степаном,

— Ну, счастливо вам, — сказал он. — За зверушек не беспокойтесь, я сам посмотрю, здесь с собаками, может, что и добуду, а кто с базы приедет — передам все честь по чести.

Мы еще раз поблагодарили этого радушного человека и отправились в путь.

5

Откровенно говоря, на этот раз ловить норок мы не собирались. Нам было ясно, что если охотиться серьезно, то нужно менять или место, или метод отлова. И на то, и на другое у нас уже не хватало времени: до настоящего зимнего снега оставалось не более двух недель. Зная, что в Б. Уссурку пришла кета, мы рассчитывали встретить ее и в Перевальной; поспели уже и кедровые орехи, да и мех колонка и белки приближался к выходному. И, конечно же, все мы втайне мечтали привезти в город по медвежьей шкуре.

К обеду следующего дня мы прибыли в свой сиротливо стоящий барак. Взвился над трубой дымок, зашныряли вокруг собаки, снова запахло в тайге человеческим духом. Ко времени нашего возвращения снег растаял, не оставив после себя и следа. Все ловушки стояли пустыми, и только в двух лежали дохлые бурундуки. Для контроля мы все же насторожили живоловы. Зарядив ловушки свежей приманкой, я три дня аккуратно проверял их, но проку от этого оказалось мало.

В один из вечеров мы все трое, погрузив в лодку смолье и вооружившись острогами, отправились на рыбалку. Поймав на плёсе несколько ленков, поехали к перекату. Ярко горели в сетке дрова, освещая на дне каждый камешек. Ждать нам пришлось недолго. Вскоре в воде мелькнула серебристая тень, и Сузев метнул в нее острогу. В лодке забился крупный самец кеты. Рыба была уже изрядно побита и вымучена длинной дорогой:

содрана кожа, облез хвост, но все же она представляла завидный трофей.

За каких-то полчаса Сузев добыл четырех лососей. Больше нам было не нужно, да и продрогли мы сильно — по ночам уже замерзала вода. Разогревшись работой на шестах, мы зашли в протоку, где я когда-то увидел первую норку, и на галечной отмели заметили зрелище, заставившее нас остановиться.

В холодной прозрачной воде плавали два измученных лосося. Они не испугались яркого света — их жизнь была уже обречена, они находились во власти великого таинства природы — творили себе подобную, но молодую жизнь. Прижимаясь к вырытой лунке, самка, дрожа всем телом, метала в нее икру. Тут же плавал самец, пуская легкие облачка молок. Зарывши лунку галькой, рыбы сошлись и, плывя рядом, сделали круг над колыбелью своих будущих детей, которых им никогда не суждено было увидеть. Некоторое время они стояли рядом, как бы прощаясь друг с другом и с жизнью, потом головы их медленно разошлись, течение подхватило их полумертвые тела, и они навсегда исчезли в темноте.

Плясали в ночи языки пламени, с шипением гасли падающие в воду угли; неподвижно стояли мы в лодке, задумавшись над увиденным. Что это: инерция случайной наследственности или жестокая, но мудрая необходимость, еще не понятая нами? Мы видели конец одной и начало другой жизни — ее торжество в трагедии.

В тот вечер у нас исчезло желание добывать кетовую икру — слишком подло было отбирать ее в конце такого величественного и скорбного пути.

Отказавшись от красной рыбы, Сузев не отказался от самой идеи. Он решил раздобыть хорошей речной рыбы, причем придумал такой способ, осуществление которого выглядело браконьерством широкого размаха.

С наступлением зимних холодов рыба горных рек спускается на зимовку в полноводные спокойные места. Должна была она пойти и по Перевальной в Б. Уссурку; этим-то Сузев и решил воспользоваться, задумав перегородить Перевальную, горную реку!

Выслушав его предложение, мы только удивленно свистнули…

— Все ничего, да вот только краски у нас нет, — сказал Димка.

— Зачем она нам? — спросил Сузев.

— А написать на бараке: «Рыбный промысел купезы Сузева и К»!

— Ну-у, — обиделся Сузев. — Я же не всю рыбу хочу выловить… Мы будем отбирать только тайменей, а остальную выпускать. По пятку тайменей, и делу конец.

— И стоит городить огород из-за пятка тайменей? — спросил я.

Но у Сузева оказалось все предусмотренным: он детально изложил свой план и склонил на его осуществление Димку. Правда, последний согласился участвовать в деле не столько ради рыбы, сколько из любопытства, тем более, что, по утверждению Сузева, все мероприятие должно было занять не более трех дней. И сроки и техническое обоснование проекта показались мне подозрительными, и я наотрез отказался участвовать в их затее.

Следующий день они начали с того, что в узком месте реки свалили сухое дерево, соединив им оба берега. Потом они рубили колья, вбивали их в дно реки, скрепляли их с деревом. Дни шли за днями, а работе не было конца. Я ходил по тайге, стрелял белок, собирал орехи, а мои друзья с каким-то тупым упрямством продолжали стучать топорами на реке. Я видел, что Димка давно не рад, что ввязался в эту канитель, но бросить ее он уже не мог, хотя бы из-за потерянного времени. Наконец они закончили, как говорили, свой «заездок» и приступили к изготовлению вентеря. После двухдневных трудов на свет появилось сооружение из металлической сетки, напоминавшее унитаз, в котором могла бы свободно плавать вся наша троица.

В тот день я ушел белковать. Мне нравилась эта спокойная и приятная охота. Стояли последние дни осени. Тихо и торжественно в неподвижном лесу, только шорох листьев под ногами нарушает тишину. По берегам ключей уже лед, не тающий даже днем. Гулко разносится по тайге заливистый лай Букета на очередного зверька.

Вечером я заглянул на «заездок» и увидел, что Сузев и Димка, сидя на дереве, заглядывали в воду,

— Гляди, буровит, буровит… — говорил Сузев.

— Ух и хвостище! — восхищался Димка. Под ними стоял вентерь, и они что-то рассматривали в нем. Ухватившись за веревки, приятели попытались было вытащить его, но не смогли. Заметив меня, они позвали на помощь. В том месте, где стоял вентерь, в самом деле бурлила вода, но сколько я ни всматривался — никакого хвостища не заметил.

14
{"b":"233720","o":1}