В два часа ночи девушка уже была в заданном месте. Но двигаться дальше не решилась. Еще бы: ночь ясная, лунная. Не случайно и самолет был замечен противником. Его обстреляли, правда, не причинив вреда.
Как же быть дальше? Маша чутко прислушалась и тут явственно различила отдаленный собачий лай. «С чего бы это собакам глубокой ночью в деревне брехать. Неужели каратели?» — обожгла ее мысль. Лай теперь раздавался ближе, и можно было различить отдельные голоса. Это были каратели. Маша всем телом прильнула к заснеженной земле, достала пистолет, приготовила гранату. Но солдаты прошли стороной, наугад стреляя из винтовок. Может быть, по другому следу вели их овчарки? Еще подождала. Тихо. Кажется, можно подняться. Прежде всего надо отыскать груз, сброшенный одновременно с ней. Там лыжи. А без них с места не двинешься. С трудом вытаскивая ноги, увязающие в сугробах, девушка двинулась по болоту. Шаг. Еще шаг. И вот первая неудача: почти по пояс провалилась в воду, скопившуюся под снегом.
К счастью, у нее оказались запасные портянки. Сорвала мокрые, сковывавшие ноги ледяной коркой, и аккуратно навернула сухие.
И снова упорные поиски. Наконец груз найден. Достала лыжи. Тщательно замаскировала контейнер в кустах, а затем направилась туда, где по ее расчетам должно быть Мунозеро. Погода изменилась. Теперь она самая подходящая: луна скрылась, падает снежок, метет, за два десятка метров ничего не видно. Сделав из парашютного мешка нечто вроде маскхалата, Валя отправилась в путь. Она благополучно пересекла две дороги. Передохнула минутку. Подкрепилась шоколадом. И двинулась дальше. А вот и озеро, на берегу которого виднеется заваленная снегом деревушка. Ползком пробралась с лыжами к бане, что напротив дома Сергина. Хоть здесь обогреться… Но баня оказалась холодная, вся забита снегом. А ноги немеют. Почти не чувствует их Маша. И все-таки долго и внимательно наблюдает она за домом, за деревней. Нельзя же, очертя голову, лезть. Следует выбрать момент, сумерек дождаться.
Все спокойно, а время уже к вечеру. Надо встретиться с Сергиным поскорее. Потихоньку подошла и постучала. На стук вышла пожилая женщина. Увидев в предутренних сумерках чью-то невысокую фигуру, сказала:
— Нюрка, ты? — но тут же пригляделась. — Ой, это же не Нюрка!
— Чужих нет в доме? — спросила Маша.
— Нет. Квартиранты в другой половине. А тебе кого?
— Сергина. Его это дом? — спросила, а сама боялась, вдруг услышит: «Не его», или «Нет теперь его здесь».
— Его. А чей же. Да ты заходи. Гляди: зуб на зуб не попадает. Заходи, чайком погреешься. А хозяина я позову.
Провела в горницу. Ушла. И сразу же появился Сергии. Высокий. Суровый. Окинул испытующим взглядом.
— Чем могу быть полезен?
— В гости я к вам, — ответила Маша, ибо ничего иного в присутствии старушки сказать не решилась.
— Мы гостям рады, да только не всем, тем более знать я вас не изволю. А ты, мать, иди, самоваром займись. Скоро и на боковую пора.
Старушка вышла. А Маша подвинулась вплотную к Сергину и сказала:
— Вам привет от Якова.
При этих словах вмиг стерлась хмурость с сурового лица Сергина. Улыбаясь, он похлопал девушку по плечу.
— Мы гостям рады.
— Так вот дело…
— Какое может быть дело. Обогреться, поесть надо сначала с дороги. Шутка сказать: такая стужа! Небось, поморозилась?
— Кажется!
— Ка-ажется, — передразнил Сергии. — Ишь девчонка. Сидела бы дома на печи. А она что делает! — В голосе грубоватого человека прозвучали одобрительные нотки.
— Ну, а Яков, как там? — спросил Сергии после того как Маша умылась, переоделась во все сухое и выпила чашку горячего чаю.
— Яков Матвеевич здоров.
— Уж наверное здоров! Я спрашиваю воюет как? Недавно у нас тут в Ламбасручье Орлов здорово пошуровал. Наверное, и Яков там был. Бедовый он парень. А про Орлова кругом объявления вывешены.
Маша, как могла рассказала о Якове, хотя сама-то, в сущности, была едва знакома с ним. Хотела она еще что-то добавить да вдруг почувствовала такие спазмы в горле, что не могла и слова вымолвить. Долго отпаивала ее теплым молоком добрейшая Мария Антоновна, жена Сергина. Спать девушку уложила на русскую печку.
— Спи, доченька, спокойно. Утром мы что-нибудь придумаем, — сказала Мария Антоновна и стала развешивать Машину одежду для просушки.
Девушка легла, но сон никак не шел к ней: беспокоила судьба груза, оставленного в лесу. Да и мало ли еще о чем может думать человек, впервые оказавшийся с таким ответственным заданием в тылу врага. А потом ведь до сих пор не сообщила командованию о своем благополучном приземлении. Все попытки связаться оканчивались неудачей. «Что же случилось с рацией? — думала девушка. — Наверное, отсырела, когда приземлилась на болоте. Теперь ее надо разобрать, а на это требуется время». Долго не спала Маша, но усталость все же взяла свое.
Утром, чуть забрезжил рассвет, девушка проснулась от прикосновения заботливой руки.
— Доброе утро, Мария Антоновна!
— Вставай, Валюша. Пора.
— К этому времени хозяева успели оборудовать тайник, где устроилась Валя. Груз они с Николаем Степановичем решили вывезти ближайшей ночью. Но для этого лошадь нужна. Где ее взять?
— Здесь без Дмитрия Гавриловича не обойтись, — заметил Сергин.
— Какого это?
— Самойлова. Бывшего старосты. Вечером я вас познакомлю.
Когда стемнело, пришел Самойлов: сухощавый, невысокий. Умные стариковские глаза его были слегка прищурены.
— Ну, значит, с благополучным вас прибытием! — сказал он, внимательно глядя на девушку, будто желая убедиться, тот ли это человек, о котором он слышал.
— Здравствуйте, дедушка.
— Так что, внучка, помощь, значит, требуется?
— Да.
— Хорошо. Завтра ночью. Раньше никак нельзя.
Самойлов был хозяином своего слова. На следующую ночь он въехал во двор Сергина. Спрятав девушку под сеном, старики сами уселись так, что ни у кого и мысли не могло возникнуть, что в санях есть кто-либо третий. Только в лесу Маше позволили отдышаться. Обратно возвратились благополучно.
А на седьмой день из деревни Мунозеро полетели позывные, к которым чутко прислушивались там, на Большой земле: сведения о расположении войск противника, его береговой обороне, о складах боеприпасов. А оттуда неслись сюда, в ночь, слова ободрения и поддержки. Да и ночь теперь не была такой непроглядной, как прежде: близился рассвет…
Но работа в тылу продолжала оставаться смертельно опасной. В этом Маша имела возможность убедиться уже на следующее утро после того, как они съездили за грузом. К ней в тайник пришла донельзя взволнованная Мария Антоновна:
— Ну, Валюта, — сказала она, — теперь надо держать ухо востро.
— А что случилось?
— Да жена нового старосты что-то заподозрила. Когда вы ночью возвращались, она, оказывается, с саней глаз не спускала. Думала не заметит никто. А самойловская невестка начеку была. Говорит, и сегодня с рассветом видела, как старостиха в санях ковырялась.
— Чего же она искала?
— А я так думаю: прошлогодний снег. Ладно. Я к тому зашла, чтоб упредить тебя.
Прошло недели две. Все это время жена старосты вела себя крайне подозрительно. Но потом, казалось, она потеряла интерес к сергинскому дому.
Маша продолжала вести свою нелегкую работу. Аккуратно переписанные ею сводки Информбюро появлялись во многих деревнях Заонежья, где все больше становилось доверенных, надежных людей.
Все шло хорошо. Но однажды пришлось разведчице снова вспомнить о старостихе. Видно, не без ее участия пожаловал в дом незваный гость.
Как-то допоздна Маша засиделась за чаем с матерью Сергина — Александрой Федоровной. Разговорились они, довоенную жизнь вспомнили и не заметили, как подкатили к дому щегольские санки, из которых, не торопясь, выбрался дородный, но еще довольно молодой человек в поповской рясе, перепоясанной ремнем, и с тяжелым пистолетом на боку.
Совершенно случайно глянула Александра Федоровна в окно и взволнованно сказала: