– А меня не посадят в тюрьму? Не депортируют?
– У вас не будет никаких неприятностей, обещаю. – Ева придвинулась к ней поближе. – Помогите мне, Морин, помогите Шону, а я тогда постараюсь выправить вам настоящие документы. И вам больше не придется бояться иммиграционной службы.
– Я не хочу, чтобы у Шона были неприятности, правда не хочу. Он мне никогда не делал ничего плохого. – Она взглянула на стоявшую у двери Пибоди. – Понимаете, я немного нервничаю. Я при полиции всегда нервничаю…
– Пибоди у нас безобидная. Просто киска. Правда, Пибоди?
– Только не мурлычу, лейтенант.
– Помогите нам, Морин. Постарайтесь вспомнить, когда вы видели Шона в последний раз.
– Наверное, вчера вечером, когда моя смена закончилась. Понимаете, обычно Шон работает по вечерам. Я с одиннадцати – как открываемся – до восьми, с двумя получасовыми перерывами. А Шон сменяет меня и работает до половины одиннадцатого. А потом – с часу, но это сверхурочно.
Она внезапно замолчала.
– Морин, – терпеливо увещевала ее Ева. – Меня не волнует, кто работает сверхурочно. И мне нет дела, работает ли бар дольше, чем положено по лицензии.
– Да, мы иногда закрываемся позже, чем следует… – Морин принялась теребить руками фартук. – Если хозяин узнает, что я рассказала об этом полицейским, он меня уволит!
– Да он об этом и не догадается. Значит, вы видели Шона вчера вечером, перед тем как закончилась ваша смена?
– Видела, да. Я собиралась уйти, а он стоял за стойкой и сказал что-то вроде: «Морин, счастье мое, не дари тому юнцу ни один из поцелуев, которые могут быть моими».
Заметив Евин взгляд, Морин покраснела.
– Ой, он ничего такого в виду не имел, лейтенант! Это он просто так шутил. Шону за сорок, и между нами ничего нет. А у меня есть парень… – Она опять замялась и искоса взглянула на молчавшую Пибоди. – Я с ним недавно стала встречаться. Шон знал, что у меня свидание, вот и решил меня подразнить.
– Понятно. Итак, вы видели Шона вчера в восемь, перед тем как ушли. А потом…
– Ой, погодите! – всплеснула руками Морин. – Я его еще раз видела. Ну, не совсем видела. Я его слышала, когда вернулась после встречи с Майклом – ну, с парнем, с которым я недавно познакомилась. Понимаете, когда я вошла, то слышала, как Шон с кем-то разговаривал.
Она сияла, как щенок, выполнивший команду хозяина.
– С кем он разговаривал?
– Не знаю. Понимаете, когда я иду к лестнице на второй этаж, я прохожу мимо его комнаты. Было около полуночи, у Шона в это время как раз перерыв перед сверхурочными часами. Знаете, здесь стены тонкие… Вот я и услыхала, что Шон в своей комнате говорит с каким-то мужчиной.
– И слышали, о чем они говорили?
– Да не сказать, что слышала… Я просто шла мимо, но, помню, обрадовалась, что у Шона такой счастливый голос. Он засмеялся и сказал, что это отличная идея и он обязательно туда придет.
– Вы уверены, что он говорил с мужчиной?
Морин сосредоточенно нахмурилась.
– Мне так показалось. Слов того, второго, я не разобрала, но голос был низкий, мужской. Больше я ничего не слышала, поднялась сюда, стала спать укладываться. Но я точно знаю, что это был Шон. Он всегда так раскатисто смеется…
– Хорошо. А кто убирает со столов, когда ваша смена заканчивается?
– Шинед. Она приходит в шесть, два часа работает вместе со мной, а потом, до закрытия, – с Шоном. Шинед Даггин. Она живет в паре кварталов отсюда, кажется, на 83-й улице. А сверхурочно Шон работает один: народу немного, и он справляется.
– Спасибо, Морин. Скажите, а вы не заметили за последние недели две какого-нибудь нового посетителя, который беседовал с Шоном?
– Иногда у нас бывают новые посетители, кое-кто потом начинает захаживать. Некоторые любят поболтать, некоторые – нет. Большинство болтает с Шоном, он это умеет. Но никого особенного я не упомню.
– Хорошо, можете идти работать. Возможно, мне понадобится еще раз с вами поговорить. Если вы вспомните что-нибудь или кого-нибудь, позвоните мне.
– Да-да, обязательно. Только Шон не мог сделать ничего противозаконного, лейтенант, – добавила она, встав. – Он неплохой человек, только немного дурной. – И она поспешила вниз.
– Дурной… – повторила Ева задумчиво, вертя в руках кулончик. – И невезучий. Надо вызвать полицейского, пусть подежурит в баре. Хотелось бы надеяться, что мы ошиблись и Шон весь день бегал по своим делам или гулял с какой-нибудь девицей. Думаю, надо поговорить с Шинед Даггин: может, она понаблюдательнее, чем Морин.
– Этот тип с загадками сказал, что времени у вас до завтрашнего утра, – напомнила Пибоди.
Ева встала и сунула кулон в сумку.
– Боюсь, нам следует исходить из предположения, что он решил нас обмануть или попугать…
Шинед Даггин закурила серебристую сигаретку, прищурила зеленые глаза и выпустила струю пахнущего жасмином дыма Еве в лицо.
– Не люблю беседовать с полицейскими, – заявила она.
– А я не люблю беседовать с идиотами, – ответила Ева. – Но, к сожалению, половину жизни занимаюсь именно этим. Здесь или в участке, Шинед? Право выбора за вами.
Девушка повела худыми плечами, алый халатик распахнулся, она машинально запахнула его и прошлась, босая, по своей захламленной комнатке.
Когда Ева постучала в дверь, ей явно пришлось вылезти из постели. Неубранная тахта, пара стульев, пара столиков – собственно, никакой больше мебели в комнате не было. Но на всех поверхностях, включая подоконник, что-то лежало.
Шинед, видно, любила яркие вещицы: повсюду стояли какие-то вазы, блюда, статуэтки собачек и кошечек; на полу были разбросаны пестрые коврики. Абажуры двух торшеров были покрыты толстым слоем пыли. Шинед уселась, скрестив по-турецки ноги, на тахту, пододвинула к себе огромную тяжелую стеклянную пепельницу, которая при необходимости могла бы стать орудием преступления, и широко зевнула.
– Ну, и?..
– Я ищу Шона Конроя. Когда вы видели его в последний раз?
– Вчера вечером. Я работаю по вечерам. – Она почесала левую ступню. – А днем сплю.
– С кем он говорил? Вы не видели, он с кем-нибудь общался?
– Все как обычно. Люди заходят пропустить кружечку или стаканчик. Мы с Шоном их обслуживаем. Это наша работа.
Ева решительно скинула со стула недельный запас одежды и села.
– Пибоди, раздвиньте, пожалуйста, шторы. Пусть хоть посветлее станет.
– Господи! – прошипела Шинед, прикрывая глаза от яркого света. – Так и ослепнуть можно. – Она вздохнула. – Слушай, лейтенант, Шон – нормальный алкаш. Но, если это самое худшее, что про человека можно сказать, считай, его жизнь удалась.
– Я знаю, что во время перерыва он уходил к себе в комнату. Кто пошел с ним?
– Я не видела, чтобы кто-то с ним пошел. Я работала. Занималась тем, чем положено. Не понимаю, зачем вам все это? – Она отвела руку от глаз, постепенно привыкнувших к дневному свету. – С Шоном что-то случилось?
– Вот это я и пытаюсь выяснить.
– Одно могу сказать: вчера он был в полном порядке. Бодр и весел. Рассказал мне, что намечается одно дельце. Деньги польются рекой.
– А что за дельце?
– Да какие-то частные вечеринки для богатых. Шон тащится от таких штук. – Шинед потушила сигарету и тут же закурила новую. – После перерыва он пришел сияющий, как кот, нажравшийся сметаны. Сказал, что, если я заинтересуюсь, он и за меня замолвит словечко.
– Словечко кому?
– Да я внимания не обратила. Шон обожает строить планы. Он вроде как барменом там будет, вина всякие изысканные подавать на приеме у какого-то богача.
– Вспомните имя, Шинед. Он же наверняка болтал без удержу, хвастался. Какие имена он называл?
– Ч-черт! – Шинед с досадой потерла лоб. – Сказал, какой-то старинный приятель. Тоже из Дублина – и здорово разбогател. Рорк! – вспомнила она наконец. – Ну конечно! Поэтому-то я и подумала, что Шон, как всегда, несет чушь. Ну что у такого человека, как Рорк, может быть общего с Шоном?
