* * *

Господин Уэда сдержал обещание. В конторе Ичиро встретили довольно любезно и тут же направили на стройку. Не пришлось заполнять никаких анкет. Просто мальчишка-рассыльный провел нового рабочего к инженеру — руководителю работ, а тот выдал Эдано пропуск на верфи.

— Только учтите, Эдано-сан, дирекция верфей не любит, когда наши служащие устанавливают тесные контакты с рабочими. Да и американское командование тоже… Особенно теперь, когда верфи выполняют военные заказы. Вы меня поняли?

— Да, конечно. Благодарю вас.

— Вы поступаете в распоряжение мастера Мацуды. Желаю успеха!

Верфи Эдано видел ещё до войны. Позднее этот район Кобэ ему посещать не приходилось. Однако кое-какие перемены бросились в глаза. На массивной чугунной решетке главных ворот не было больших иероглифов, составлявших наименование компании, вместо них красовались две английские буквы, как и на всех предприятиях, где командовала американская военная администрация. Поверх заводской ограды в несколько рядов была протянута колючая проволока, а по углам торчали дощатые вышки: прожекторы на них свидетельствовали, что охрана строга и бдительна круглые сутки. У ворот томились американский часовой и японец в защитной без знаков различия куртке.

— Вы, Эдано-сан, остерегайтесь этих в зеленых куртках, — шепнул рассыльный.

— А кто они такие?

— Охранники. Настоящие мерзавцы, их все боятся.

— Вот как! Спасибо, что предупредил! Я ведь пугливый.

— Ну да? Такой большой.

Эдано рассмеялся.

Мастер Мацуда, пожилой человек с нервным лицом, с сомнением посмотрел на бумажку, предъявленную Ичиро.

— Вам, уважаемый, э… Эдано-сан, приходилось работать с кирпичом?

— Приходилось, господин мастер, и порядочно.

— Извините, где?

Эдано твердо посмотрел в глаза мастера — от новых товарищей он решил не скрывать ничего: доверие можно завоевать только доверием.

— У русских, почти три года. Мы там даже в мороз клали стены.

В глазах мастера мелькнуло любопытство.

— Ну, тогда всё проще. Пошли, покажу ваше место, станете на кладку, посмотрим, что вы умеете.

И десять дней подряд — кирпичи, кирпичи, кирпичи. Только к концу недели Эдано вошел в ритм, уже не так ныли мышцы.

Мастер не делал ему никаких замечаний, но и не сказал ни одного слова одобрения. Работали все споро, молча — у господина Уэды действительно были хорошие специалисты. С работы уходили всей группой во главе с мастером, и только у ворот, не прощаясь, расходились каждый в свою сторону. Молчаливость новых товарищей не огорчала Эдано; он понимал: к нему присматриваются.

Даже в обеденный перерыв каждый молча доставал бенто — коробочку с едой, захваченную из дому, — и молча убирал, когда подымался мастер, чтобы продолжать работу.

Да и сам Эдано только к концу недели осмотрелся по-настоящему. Вокруг строительной площадки, в высоких грязно-серых корпусах с гигантскими воротами, выл, скрежетал металл. Дальше, у самого моря, высились ажурные шеи кранов, они нагибались, выпрямлялись, поворачивались и снова нагибались, и так без устали день за днем. Даже неопытному человеку было ясно — все цехи верфи работали на полную мощность.

Одна картина крепко запечатлелась в памяти Ичиро. По железнодорожной ветке, рядом со стройкой, тихо прокатили платформы с искореженными, обгоревшими танками с еле заметными эмблемами — лошадиной головой. Это кавалерийская дивизия американской армии прислала в качестве металлолома разбитую в Корее военную технику. Эдано, может быть, и не заметил бы платформ с остатками танков, но клавший рядом с ним кирпичи рабочий тихо присвистнул и сказал:

— Посмотри, здорово их!

* * *

Эдано перестал ходить по комнате и присел на постель. Ещё только десять часов, ложиться рано. Думы вернули его в родной дом, где остались дед и сын. «Как они там? Когда удастся их увидеть? Впрочем, это не так сложно, — решил он, — напишу — пусть дед с сыном приедут погостить. Вот как поехать на свадьбу Акисады, когда он пригласит? Не приедешь — обида на всю жизнь. Хромоногий, наверное, такую красавицу присмотрел, недаром по всем поселкам и деревням ездил».

Мысли Эдано прервал осторожный стук в дверь.

— Входите, пожалуйста, — удивился Эдано. К нему сюда ещё никто не приходил.

Дверь открылась, и перед ним с большой старой корзиной в руках предстал Савада.

— Савада! Неужели ты?! — не поверил сам себе Эдано, вскочив с койки.

Механик бросил корзину на пол и шагнул вперед.

— Ну, здравствуй, друг. Наконец-то мы встретились.

Они стояли, взволнованные, обхватив друг друга руками, не решаясь посмотреть в глаза.

— Ты, может, дашь мне сесть? — шутливо оттолкнул друга Савада. — Эта дьявольская корзина такая тяжелая.

— Сейчас, — засуетился Эдано, — сейчас ты умоешься, а я сбегаю тут недалеко. Такое событие. И не написал даже…

Савада улыбнулся, видя искреннюю радость друга:

— Умыться — с удовольствием. А бегать тебе никуда не надо. Напрасно, что ли, я тащил эту корзину.

— Неужели в ней целый ресторан?

— Инструмент свой прихватил. Я ведь всё-таки механик. Сакэ есть, — похвастал гость. — Конечно, если ты стал пьяницей, то… Но ведь и позже можно купить, тут не деревня, а Кобэ!

Эдано снова подошел к Савадеи обнял его за плечи:

— Всё-таки корзину твою сегодня трогать не будем. О том, что ты приехал, уже все соседи узнали, тут такие стены… Мне известно неподалеку одно местечко, где можно посидеть, там нам никто не помешает.

— Вот как? — рассмеялся Савада. — Хорош же твой дворец! Ну пойдем. Вот только умоюсь и всё-таки возьму кое-что с собой. Давно я хотел тебя накормить пищей, приготовленной моей женой. Жаль только, что делаю это не у себя дома.

* * *

Долго сидели друзья за столиком в пустой харчевне. Они честно делились пережитым, радостями и бедами, всем, что выпало на их долю за эти годы.

Савада мало изменился, только седина стала гуще да морщины на лице выделялись резче, рельефнее: на их фоне даже шрам был менее заметен. Механик умел слушать.

И Эдано был рад, что опять рядом друг, которому он может сказать обо всём, о самом сокровенном. Даже с Намико он не был таким откровенным. С Намико было другое…

В свою очередь и Савада присматривался к другу. Перед ним сидел по-настоящему взрослый мужчина. Эдано не обманул его ожиданий. То новое, что появилось в его характере за время разлуки, дополняло его цельную натуру.

— Значит, ты стал коммунистом, — подчеркнул он главное в рассказе Эдано. — А я вот как-то не успел… Мог ли я подумать тогда, на Лусоне, что ты, камикадзе, обгонишь меня в этом? А?! Из деревни уехал — правильно сделал. И непременно учись. Жаль Намико… Так я её и не увидал. Да что поделаешь. Живым надо жить. К деду твоему непременно съездим, в первый же выходной, и сынишку твоего я хочу посмотреть

Потом он улыбнулся и шутливо добавил:

— Видный ты мужчина стал, наверное, девки ещё больше на шею вешаются? Я помню, как ты тогда, в Муданьцзяне… Как её звали?

— Ацуко, — тихо ответил Ичиро и, чтобы переменить разговор, спросил: — Ты насовсем к нам, в Кобэ?

— Да нет, поживу полгодика, а может, и побольше. Когда завод восстановят, меня снова возьмут, я договорился.

— Жаль…

— Не могу иначе. Врос в ту землю всеми корнями. Я ведь уже дед, внук и внучка есть. Эх, жаль, рановато вышли мои дочки замуж, если бы младшая не поторопилась, увез бы тебя к себе.

— Хватит тебе, — рассмеялся Ичиро. — Ты и так мне как второй отец. Пошли домой — тебе ведь тоже завтра на работу.

— Смотри-ка, — притворно удивился Савада. — Раньше я его останавливал, а теперь он меня. Ну и дела…

3

Понеслись, побежали дни, как волны, которые море гнало к Кобэ. Днем грохот верфей и растущие стены корпуса, вечером — книги. Савада, как настоящий отец, следил за другом. Даже за книгами в дом Уэды ходил он.