– Садитесь, – едва глянув на нас, произнес он. – Влад старая сволочь. Ему все равно, что человек истощен болезнью и слаб как ребенок, – с этими словами он оторвал рюмку от подноса и опрокинул ее содержимое в рот. – Принеси еще! – велел он официанту, который появился сразу, как опустела рюмка. – Что вам нужно? Садитесь же, иначе подумают, что за мной пришли. – Приняв вторую рюмку, он выпил и ее. И снова отправил официанта за полной.

– Мы не будем злоупотреблять вашим терпением, – предупредил я, сев на краешек стула, как поручик перед дочерью помещика. – Все, что нам нужно, – это информация о второй жизни префекта Сказкина.

Гюнтер Алексеевич уже поднес к губам рюмку, но, когда я произнес – «Сказкина», поставил на стол.

– Вы ему задолжали?

– В некотором роде, – помог мне Антоныч.

– Тогда нужно вернуть, девочки, – сказал Гюнтер. – И чем быстрее, тем больше солнечных дней будет в вашей, теперь уже короткой, жизни.

– Видите ли, в чем дело, – вмешался Гера. – То, что взято, вернуть нереально.

Гюнтер медленно, как лекарство выпил водку. Он цедил так старательно, что сквозь водку я видел его здоровые, крепкие резцы.

– Я болею, – сказал он, дождавшись, когда выпитое заживет с ним одной жизнью. – А старая, седая сволочь Влад присылает ко мне четырех девочек, которые говорят мне глупости. Нет того, чего нельзя было бы вернуть.

– Как бы то ни было, так ли страшен Сказкин, как о нем рассказывают? – настойчиво полюбопытствовал я.

– Сколько вы ему должны? – решил не отставать от меня Гюнтер.

– Ни копейки.

– Что, кто-то из вас оскорбил его собаку?

Антоныч придвинуся к столу вместе со стулом.

– Я объясню. У Сказкина есть дочь…

Гюнтер не шевелился.

– Альбина.

Никакой реакции со стороны Гюнтера.

– Вчера мы встретились и… туда-сюда… познакомились.

– Насколько близко? – уточнил Гюнтер, подавая знак официанту.

Я забеспокоился. Может так случиться, что мы не успеем договорить, а он уснет.

– Господи, сколько можно из пустого в порожнее!.. – повысил голос Гера. – Он выспался с ней!

Гюнтер сделал какое-то движение лицом, отчего его прическа на пару сантиметров уехала назад. А потом вернулась на место. Или водка нашла свое место в его желудке, или таким образом он выражал свое удивление.

– Ты переспал с Альбиной? – тихо спросил он Антоныча.

– Сколько трагедии, – огрызнулся тот. – Я же не убил ее, а переспал.

– Лучше бы ты ее убил.

– Мне что теперь, жениться на ней? – возмутился Антоныч.

– У тебя нет на это времени.

– Это почему? – спросил Гриша, единственный из нас, кто был женат.

– Девочки, ройте братскую могилу.

– Мы вас не понимаем, – заметил Гера.

Гюнтер откинулся на стуле и вытащил из кармана сигару.

– Я расскажу вам одну историю. – Отсек гильотиной кончик, прикурил от зажигалки официанта и окинул нас усталым взглядом сквозь пелену густого сизого дыма. – У одной женщины родился мальчик. Во всем он был похож на остальных детей, кроме одного – вместо пупа был у него болт на тридцать шесть. Шли годы, мальчик рос, и стал он интересоваться этой странной особенностью, но мать отнекивалась и говорила: «Подожди». И вот исполнилось ему шестнадцать лет, и узнал он правду о тайне, окружающей его…

– Прошу прощения, – вмешался Антоныч, – но нам, если позволите, не до историй. Мы в сложной ситуации…

– Я здесь командую парадом или вы? – спросил Гюнтер.

– Вы, конечно. Но ерунда какая-то получается. Вместо пупа – болт… – сопротивлялся Антоныч, пытаясь хоть как-то подобраться к делу.

А я сейчас вырублюсь, если они не сменят тему. Уже в течение получаса меня штормит и растаскивает в разные стороны от выпитого. Чертов день рождения… Угораздило же этого придурка родиться именно сегодня!

– То ли еще будет, – многозначительно пообещал Гюнтер. – Так вот, еще в детстве гадалка сказала, что найдет мальчик разгадку за тридевять морей, за тридевять лесов, на высоком дубе в сундуке. И отправился мальчик в поход, – Гюнтер пыхнул сигарой и кашлянул. Аристократически так. Словно не чушь при этом порол, а биржевые новости обсуждал. – И случилось с ним все так, как предсказала цыганка. Нашел он дерево, увидел на нем сундук. Свалил его на землю, разбил. Из сундука выскочил заяц, потом из зайца – утка, а из утки вывалилось яйцо. Подобрал мальчик яйцо, разбил и увидел ключ на тридцать шесть. Стал он откручивать ключом болт, и у него отвалилась жопа.

Я открыл глаза.

Открыл и посмотрел на всех по очереди. Это должно было меня привести в чувство.

– Так вот вы, девочки, нашли на свою жопу приключений еще более остросюжетных. Через месяц Альбина, дочь префекта Сказкина, должна была стать женой внука принца Брунея Саида.

Я непроизвольно дернул ногой. Тик меня поразил, но поскольку лицо мое было безразлично к такого рода реакциям, заряд ушел ниже. Надо же, какую свинью Антоныч подложил внуку принца. Но лично я ничего страшного в этой истории пока не вижу. Если языком не трепать, то принц ничего и не узнает. Я был слишком пропитан этилом, чтобы понимать простые истины. Поэтому мне не понятно, почему Антоныч так побледнел и занервничал.

– В качестве выкупа дедушка Саида обещал будущему тестю… – Гюнтер прервался, чтобы выпить очередную рюмку. – Вы можете себе представить миллиард верблюдов? Вот если их продать, то сумма будет очень похожа на ту, которую Сказкин получил бы, выйди Альбина за Саида.

– Ну и пусть выходит, – разрешил Гриша. – А в чем проблема?

– В чем проблема? – повторил Гришиным голосом Гюнтер – ему бы пародистом работать, а не в регистрационной службе – и посмотрел на Антоныча взглядом, каким сопровождают бросаемую на гроб в могилу пригоршню земли. – Мы с этой девочкой знаем, в чем дело.

– Не надо меня называть девочкой! – рявкнул Антоныч.

– Я разрешаю тебе говорить что угодно, девочка, – сказал Гюнтер. – Перед смертью, конечно, лучше выговориться. – И он повернулся к нам. – Вы обнаглевшие, зажравшиеся, обалдевшие от безделья кобели – девочки. Я слышал, чтобы принцы забирали право первой ночи у смердов, но чтобы смерды это право забирали у принцев…

Что-то с этим правом у нас одно за другое цепляется…

– Пресвятая богородица!.. – вскричал Гера, и голос его был близок к орлиному клекоту.

– Антоныч?.. – похолодев, как в том кафе, прошептал я. Наконец-то и я понял весь трагизм положения Сказкина. А значит, и свой.

– Да, да!.. – прокаркал он. – Девственницей она была!..

Посетители ближайших столиков внимательно нас рассмотрели.

– А я откуда знал, что она за принца?! Говорит – замуж против воли выдают, а я тебя люблю!..

– Ты же сказал, что только вчера с ней познакомился? – напомнил Гюнтер.

– А вы слышали что-нибудь о любви с первого взгляда? – спросил Гера.

Гюнтер поморщился и почесал у себя за ухом, как у лошади.

– Поскольку вы сейчас передо мной, следовательно, со Сказкиным вы еще не встречались. Чего вы от меня хотите?

– Совета, – нашелся Гера. – Мы хотим совета. Как нам теперь поступить, что делать?

– Я вам скажу, что делать. Возьмите четыре лопаты.

– Так, – сказал Гриша.

– И прямо сейчас начинайте копать тоннель в Новую Зеландию. – Гюнтер икнул.

– Послушайте, – тревожно заговорил Гера. – Но есть же медицинские операции! Ситуацию можно исправить. Быть может, вы нам подскажете, к кому из врачей обратиться?

– Не все можно зашить, молодой человек, – поскольку Гюнтер не назвал Геру «девочкой», ситуация показалась мне серьезной. – «Бритиш Петролеум» какую-то долбаную скважину уже два месяца заткнуть не может, а тут дело посложнее будет.

– Не окошмариваете ли вы ситуацию, Гюнтер Алексеевич? – недоверчиво встрял Антоныч.

– Я вот что скажу тебе, пострел. Раньше самой большой проблемой в своей жизни я считал имя, которым меня нарекли мама с папой. Но сейчас я вспоминаю тот день, когда познакомился со Сказкиным. И мне сразу становится легче.