Видя, однако, что отчаянием горю не поможешь, он вновь обратился на поиски виновника своего позора и бесчестья; в этих трудах присоединился к нему дон Педро, весьма приободрившийся после того, как услышал от брата, что сталось с доньей Хуаной, и все же куда большей была радость дона Фернандо, когда он узнал, какая участь постигла их врага; а посему, не желая долее откладывать свою месть, велел дону Педро отвезти его туда, где он оставил дона Лопе; велико же было их изумление, когда, беседуя по дороге, они выяснили, какой допустили промах, по неведению своему оставив влюбленных вместе, но предвкушение скорого возмездия смягчило их досаду. Представьте же себе теперь, что почувствовали они в самом скором времени, какую муку претерпели, если ни неведение, ни упоение предстоящей местью уже не могло ее смягчить? Ибо, когда братья отперли двери зачарованной усадьбы, то увидели, что влюбленные их пленники растаяли словно дым, и даже следа их пребывания в доме (кроме кровавых пятен) не осталось.

Впрочем, способ, который они избрали для побега, ни для кого не составлял секрета, ибо, хотя чрезмерная страсть и способна затмить самое ясное разумение, братья, как ни желали они скрыть происшедшее, а особенно позорную его причину, не могли не признать, что упустили своих драгоценных заложников по собственному недосмотру. Теперь же открылась не только тайна любовного сговора между их сестрой и доном Лопе, но и другая, та, которую они всегда окружали стеной молчания, — тайна, о которой, если читатель помнит, мы говорили в начале этой истории, рассказывая о том, как братья Паломеке непонятным образом трижды ускользали из засады, почему их усадьба по праву называлась «Зачарованной», под каковым именем и появлялась уже в нашем повествовании.

Тайное это и дивное приспособление было так хитроумно задумано и так тонко сработано, что никто, не будучи посвящен в его устройство, не смог бы в нем разобраться — и было оно делом рук некоего немца-умельца, которого отец братьев, дон Родриго, щедро наградил за работу тумаками и оплеухами. На деле это был глубокий подкоп, идущий от одной из самых неприметных комнат дома и выходящий на поверхность далеко от усадьбы, среди густых кустов и каменных завалов глубокого оврага; вход же в этот подкоп был устроен и скрыт в помянутой комнате самым остроумным и необычным образом, а именно: в кирпичном полу имелась подвижная часть шириной в две трети вары[95], покоившаяся на толстой доске равного размера, сверху выложенной тем же кирпичом. Доска эта со стороны подкопа держалась двумя стержнями, поворотный механизм которых в виде двух бронзовых рукоятей был выведен в комнату; вращая их, можно было с легкостью поднять доску так, что она сравнялась бы с полом, и напротив, чтобы открыть вход в подкоп, достаточно было повернуть рукояти, и доска опускалась под действием собственной тяжести.

Ни один из благородных кабальеро в пылу чувств не подозревал, что их сестре известна тайна усадьбы, и, даже знай об этом дон Фернандо в тот момент, когда своей рукой запер ее в доме, вряд ли бы смог он предвидеть, что из этого воспоследует, тем более не догадываясь о том, что стараниями дона Педро дон Лопе тоже заперт здесь же; охваченные единым стремлением, оба брата помышляли лишь о том, чтобы, оставив в усадьбе драгоценную добычу, тут же продолжить поиски.

Но даже сейчас они не усомнились в своем окончательном успехе; и, спустившись в подкоп, бросились в погоню, ободренные тем, что, судя по кровавому следу, который оставлял за собой дон Лопе, влюбленным далеко не уйти, как бы оно, без сомнения, и случилось, не будь милосердные небеса к ним благосклонны. Однако благосклонная воля небес, внушившая нашей даме (в минуту смертельной опасности и крайнего отчаяния) мысль воспользоваться тайным ходом, чтобы бежать из мрачной темницы, и впоследствии направляла робкие шаги влюбленных, да так удачно, что вскоре они повстречали нескольких бедных пастухов, и эти сострадательные люди почти на руках доставили их к утру в Архете — местечко, отстоящее от Толедо на добрую лигу; здесь, отблагодарив своих спасителей, влюбленные расстались с ними, сами же нашли приют у друзей дона Лопе, каковых здесь оказалось немало; однако риск был по-прежнему велик, и дону Лопе успели лишь перевязать его многочисленные раны, столь жестокие и опасные, что, казалось, жизнь в нем теплится только чудом.

Отсюда верхом и с надежными проводниками они перебрались в укрепленный замок, так что, когда их враги прибыли в Архете и поняли, что их опередили, им ничего не оставалось, как вернуться восвояси, не отступившись при этом от своих мстительных планов, первой жертвой которых стала ревнивица Лауренсия, которую они в тот же день безжалостно зарезали в своем доме. Поступок, безусловно, отвратительный и недостойный столь благородных людей, подобающий более кровожадным варварам-караибам, чем рыцарям-христианам.

Братья (будучи оба людьми ветреными, чему отдал дань и их отец) полагали, что любовные интриги Лауренсии являются главной причиной их позора; и хотя во многом это было правдой, уловки, к которым вынуждена была прибегать донья Хуана, в значительной мере извиняют несчастную. Но не пытаясь разобраться, где чья вина, бедная Лауренсия жизнью заплатила за опасность, которую навлекла на своего возлюбленного, и за письмо, в котором таилась погибель для нее самой. И все же ни одно из жестоких бесчинств, учиненных братьями Паломеке над друзьями и родственниками их врага, творимых в его обширных поместьях, прекрасных усадьбах и великолепных дворцах, не вызвали в городе такого ропота и возмущения, как этот варварский, безрассудный поступок, свершив который, братья собрали людей и артиллерию, потребную для долгой осады и, решив покончить с доном Лопе, не медля долее, выступили из Толедо.

Однако, благоразумно предвидя подобную опасность и не чувствуя себя достаточно защищенным, дон Лопе в сопровождении слуг, захватив лучшие свои драгоценности, покинул крепость, и хотя, несмотря на лечение, раны по-прежнему мучили его, двинулся на запад и шел, не останавливаясь ни днем ни ночью, пока не пересек границу Португалии, где первым делом вновь принялся за лечение, оказавшееся (ввиду большой задержки) столь длительным и чреватым столькими опасными ухудшениями, что не раз уже донья Хуана, так и не успевшая надеть вожделенный подвенечный наряд, думала, что прежде ей придется надеть вдовий. Однако вышняя воля, избавившая ее от стольких опасностей, спасла ее и на сей раз; и вот настал день, когда наши влюбленные смогли вкусить от сладкого плода супружества — достойной награды за столь тяжкие испытания.

В очень короткое время дела дона Лопе в Кастилии потерпели такой ущерб, так пошатнулись, и столь ужасны и чужды благородной мести были нанесенные ему оскорбления, что не подобает их здесь описывать; да и было бы несправедливо из уважения к чести тех, кому и кто их нанес, увековечивать их в печатном слове; скажу лишь, что доброе имя дона Лопе оказалось столь запятнанным в глазах многих, что, будучи вынужденным вступиться за него, он предоставил мирным переговорам идти своим путем, а для себя избрал тот единственный, к которому обязывал его закон рыцарства и тяжесть причиненных обид.

И вот он обратился к правившему тогда в Португалии королю дону Хуану Третьему[96], под чьим покровительством жил в стране, прося дать изволение на поединок с братьями Паломеке; и хотя в Испании стали уже понемногу забывать те дьявольские злодеяния, его высочество, вникнув в справедливость и серьезность выдвинутых причин, и по просьбе королевы доньи Каталины, благоволившей дону Лопе, дал ему сорок дней сроку, назначив местом поединка город Эвору, где в то время пребывали наследники престола. И когда в один и тот же день в разных концах Кастильского королевства — в Толедо, а равно в Бургосе, Вальядолиде и Севилье — был оглашен вызов дона Лопе, в котором он обращался к братьям в выражениях малопочтенных, предлагая биться с ними в одиночку или вместе с рыцарем, который пожелает взять его сторону, вся Испания тут же начала полниться слухами о его отваге, а город Эвора — бесчисленным людом, спешившим отовсюду взглянуть на поединок. Братья же не особо обеспокоились; напротив, полагая, что каждому из них, прими он вызов, хватит сил и отваги довести месть до конца, они тоже стали готовиться со всей тщательностью и предусмотрительностью.