Литмир - Электронная Библиотека
A
A

По-моему, нигде так не важно хорошо выглядеть, как за рулем. Тысячу раз замечала. Во-первых, согласитесь, что у нас другое выражение лица, совсем другое, когда накрашена и одета. А это принципиально. Выражение лица особенно. Какое выражение может быть, скажете вы, если едешь на оптовку на «Тимирязевскую» за мясом для собаки, к примеру. Значит, накрасьтесь, несмотря на то, что на оптовку, и поездка, несмотря на то, что она одна из самых ненавистных, станет неожиданно приятной.

Ты улыбаешься самой себе – и к тебе сразу по-другому. Улыбаются, пропускают. Этим летом два парня в кабриолете, видно, плохо разглядев, заигрывать стали. Приятно. «Девушка, девушка!» (ха-ха!!!)

Про гаишников вообще не говорю! Остановить могут в любой момент, сами знаете. И если вы не в форме, это может вам дорого стоить. Мне, во всяком случае, это всегда стоит, если не накрашена.

И сколько раз обходилось, когда красавица. Ну, ладно. Может, и не красавица, но симпатичная.

Похихикаешь как дурочка: «Ой, не заметила, блондинка, чего вы хотите?! Немолодые блондинки тоже бывают».

Улыбнутся, скажут «осторожнее надо быть» и отпустят. А будешь ты хихикать, если выглядишь как чмо? Вряд ли.

Но это так, из разряда «Полезные советы». Лично я никогда на оптовку не накрашусь – только под пыткой если. И вообще, лишний раз всегда подумаю: «А на фига?»

Какое там?

Едешь по работе бог знает куда. Самолет в час ночи. А прилетает в шесть утра по местному.

Ага! Давай! Наряжайся! И косметики побольше!

У меня есть одна подруга – очень известная и хорошая актриса. Народная, между прочим. Подошла она к поезду в аналогичном виде. Шарф какой-то намотан. Видок, если честно, – так себе. Не на пятерку. Стоит у вагона СВ, в сумке роется – билет не может найти. И проводница ей так участливо говорит:

– Женщина, а вы уверены, что вам в СВ?

Фея

Из глянцевых журналов.

«Создай соблазнительный образ на каждый день!»

«Роковые женщины выглядят ярко: алые губы или темные глаза»

«Стыдливый румянец и наивный взгляд – делаем ставку на юность»

«95% людей уверены: будущие пять лет будут лучше прошлых»

А что делать оставшимся 5%? Тем, кто в этом не уверен? По моим нехитрым расчетам, этих людей около 7 миллионов.

Оля работала в солидном издании. Оля была корректором, и очень хорошим, что в наше время – достаточно большая редкость. В этом она знала себе цену. Потому что – и в силу профессии, и просто из любви к книгам – читала очень много. От деда еще, в доме была огромная библиотека классики, которую она всю прочла еще в детстве. Найди в старых книгах ошибку какую-нибудь! Да это просто абсурд. А сейчас? Боже, сколько же их!

И за это ее качество – скрупулезную корректуру – Олю ценили.

Корректор – это, прежде всего, абсолютно грамотный, усидчивый, терпеливый и внимательный человек.

И этими качествами Оля обладала. Вычитывала тексты несколько раз. Сначала с монитора. Потом верстку с бумаги. Потом – правленую верстку. Помогала верстальщику во время внесения правки, хоть это и не входило в ее обязанности, по нескольку раз выверяла сверстанные полосы.

Проверяла, проверяла.

На ее глазах за время ее работы в издании столько плохих корректоров стали редакторами, а некоторые и редакторами отделов.

Но Оля туда не стремилась. Она прекрасно понимала, что для этого нужны совершенно другие качества – амбициозность, умение мыслить креативно – качества, которые не приветствуют в работе корректора. А их и не было у Оли.

Все дело было в том, что Оля работала в МОДНОМ глянцевом журнале. И, несмотря на то, что она постоянно находилась, что называется, в теме, никакого отношения она к этой теме не имела. Она была просто белой вороной среди всех этих успешных, самодостаточных и смелых девушек.

Оля знала, что она не умеет одеваться. И даже не потому, что не понимала, что ей идет, а что – не очень. Дело в том, что ей НИЧЕГО не шло. Она это просто знала. Нет, она была глубоко в этом уверена. Поэтому даже и не пыталась.

Оля себя не то что не любила – она себя ненавидела. Ненавидела свое лицо, фигуру, нерешительный характер, неумение общаться непринужденно с лицами противоположного пола. Она умела только работать. И только поэтому ее там и держали, в этом модном журнале.

Нельзя сказать, что ее не любили. Ее просто не замечали. И подруг у нее на работе не было. Даже приятельниц. Оля видела, что к ней относятся как будто со скрываемым презрением. Как к какому-то по ошибке зашедшему человеку другого вида. Неинтересного. Чужого.

Нет, никак выражено это не было. Совсем не было. Но Оля все это чувствовала. И как бы нарочно ни за что не хотела хоть что-нибудь сделать с собой.

«Я такая, какая есть, – говорила она самой себе. – Я другая – что тут поделаешь».

Вот так она и жила в этом коллективе. Сама по себе.

Коллектив был практически полностью женский, стилисты и дизайнеры, приходящие на фотосессии, не в счет. В основном – те же женщины, только в квадрате, а то и в кубе.

А в самом издательстве, к которому относились несколько журналов, включая и ее, Оли, было много мужчин. Но что они были, что нет – никакой для Оли разницы. Мужчины ее тоже не видели.

Но корпоративная этика – дело серьезное. И если отмечается какой-нибудь праздник, не пойти невозможно. Это уже считается – жест. И Оля честно ходила на все вечеринки. Это было для нее самым тяжелым в ее работе. Поддерживать общее настроение – этакий праздничный ажиотаж – было для нее просто мукой. Она пыталась улыбаться все время, чтобы показать, что она со всеми. Но она не была со всеми! Она была в одиночестве. И к стайке весело болтающих девушек она прибиться не могла. Все бы сразу замолчали. Ну не умела она этого! Не умела!

И вот опять приближался крупный праздник. День рождения журнала. Самый большой праздник. Дата была круглая. Приглашенных – море.

Из-за этого настроение у Оли было ужасное. Она очень нервничала. Нервничала она всегда перед такими мероприятиями. Но сейчас, видя, какая идет подготовка, как все обсуждают, кто в чем будет, у Оли началась паника. Что делать? Что надеть, в конце концов, чтобы не испортить общую картину? Надо было что-то покупать. Просто необходимо, потому что во всем, что у нее было, ее сто раз уже видели. Во всех комбинациях. И «абы что» не купишь. Здесь такие асы работают – про каждую вещь могут сказать, откуда она и сколько она стоит.

И Оля поехала на рынок. Потому что рынок не охвачен редакцией. Это уж точно. Там, бродя по рядам, рассматривая рассеянно эту пестроту и не понимая даже примерно, что ей нужно, Оля увидела невзрачное серое платье. Оно и привлекло ее внимание именно тем, что было как бы никакое. Самое простое, трикотажное. Оля решила померить его.

– А у вас есть вкус, – равнодушно сказала продавщица, протягивая ей платье. – Здесь такой товар не популярен.

Оля очень удивилась тому, что хоть кто-то думает, что у нее есть вкус. Когда она его надела, продавщица снова без всякого энтузиазма сказала:

– Ваш размер. На вас сшито.

Оле очень понравилось, что тетка совсем не уговаривала ее. Она просто констатировала. Оля поверила этой тетке. И купила платье. Лучше она здесь действительно не найдет.

Но одно дело – тетка на рынке, а совсем другое – редакция модного журнала.

Оля надеялась только на то, что на нее никто не обратит никакого внимания и уж точно не поинтересуется ее нарядом.

И вот настал этот день. Праздник. Все было как и всегда на подобных мероприятиях. Только народу еще больше. Приглашенных – пруд пруди. Шум, хохот. Оля стояла в сторонке у стены со стаканом сока.

– Чего не пьем? Беременная, что ли? Или больная?

Оля поняла, что это было сказано ей. Рядом с ней стоял известный стилист. Очень известный. Его часто приглашали на фотосессии.

– Давай выпьем. Хочешь водки?

– Нет, спасибо большое. Я водку не пью.

– Чего так? Самый здоровый напиток.

– Не умею водку пить.

– Сейчас научим, – сказал стилист и пошел за водкой. – Давай, а то стоишь как неживая.

И Оля выпила.

– Ты вообще откуда? Из бухгалтерии, что ли?

– Нет, я корректор.

– А я – идиот.

– Почему?

– Я его ненавижу! Понимаешь? Ненавижу! Сволочь! Хоть бы он сдох. Смотри, пришел и привел с собой своего нового! Это чтобы я видел… Специально, чтобы мне показать, что между нами – все! Конец! Я не могу этого видеть… Как мне жить, скажи? Как? Я его люблю! Ты знаешь, как я его люблю? Я без него жить не могу. Я покончу с собой, я умереть хочу. Я умру! Точно! Умруууу!

Он стоял и плакал, этот немолодой стилист. И Оля не знала, как ему помочь. А ей вдруг очень захотелось это сделать. Потому что она поняла, как ему действительно плохо, если он рассказывает о самом важном первому попавшемуся человеку.

– Ну не надо так. Давайте я еще водки принесу, – сказала Оля, хотя понимала, что пить ему больше не надо.

– Как зовут, малыш?

– Оля.

– А я – Гоша.

– Я знаю.

– Оля.. Детеныш… Я совсем никакой… Мне так плохо… Мне очень плохо, Оля… Что мне делать?.. Что же делать?.. Как ему отомстить? Как? Мне больно… (Опять заплакал).

– Может, вам лучше уйти?

– Да, пилять! Что я здесь делаю! Что?! Все же видят! Все смеются надо мной. Котенок, пошли, прошу. Не бросай меня.

И Оля, ни минуты не сомневаясь, пошла с Гошей.

Стилист привез ее к себе. И там, сидя на его кухне, она еще очень долго слушала Гошу. Она вообще не представляла себе, что можно так остро переживать разрыв. Собственного опыта у нее не было, а то, что она слышала из разговоров на любовные темы, близко не стояло по той силе страсти и по той боли, которая была у Гоши.

Через какое-то время Гоша немного успокоился и даже стал шутить. Было видно, что он немного протрезвел. Хотя не сильно. Его бросало из смеха в слезы.

– Оляя, пилять. А чего ты такая лошара? Ты посмотри, на кого ты похожа. Да ни на кого ты не похожа. (Смех.) Нааааах! Я ему – этой сволочи – все отдал. Все. Всю жизнь к его ногам бросил. Это как же можно быть такой лошарой, объясни мне, плиз. Как можно так себя не любить? Я поэтому тебя и выбрал, что ты на меня, урода, похожа. Я себя ненавижууууу! (Снова слезы.) Все, блин. Не дождется он. (Перестал плакать.) Так всю жизнь и проходишь в невестах, блин. Кому ты нужна, на фиг? И я никомууу не нуууужен. (Поплакал еще и успокоился.)

Все, Оля, блин, мы им всем дадим просраться – мало никому не покажется. (Смех.) Все, Оля, блин, королевой у меня будешь. Грета Гарбо нервно курить в углу будет! А то ходишь, блиииин, смотреть тошно. Ты же женщина молодая, нах! Чего ты напялила, ну скажи, чего? Нет, платье-то как раз ничего, сойдет. Но скукотиииииища! Ты че, не въезжаешь совсем, да?

– Да, совсем, – искренне и без всякой обиды сказала Оля.

На него невозможно было обидеться. Нет, говорил-то Гоша вроде обидные слова, но говорил он их так искренне, переживая за то, что Оля – такая лошара, что слушать было не только не обидно, а очень приятно. И хотелось, чтобы он еще говорил и говорил про нее. А самое главное, что совершенно потрясло Олю – это как точно он все и сразу увидел – и ее нелюбовь к себе, и одиночество, и нежелание что-то менять. А именно – малодушие.

Малодушие – вот главное, поняла Оля. Вот ее проблема.

– Эээх, Оля, блин, Фиголя! Ты делай себя, пока не поздно. Чего ждешь-то? Принца на коне? Так его не будет – не жди. Ты же кричишь своим видом – близко не подходить, абсолютная фригидность! Пирамида Хеопса. А принцу это нужно, ну скажи? Зачем принцу пирамиду Хеопса трахать? Подальше, епть, подальше, от греха подальше!!! Краситься пошли!

И Гоша поволок Олю в ванную. Быстро намешав какой-то краски, он стал заворачивать в фольгу пряди волос, намазав их чем-то голубым. Потом он снимал фольгу, снова чем-то красил, не переставая говорить:

– Волосы цвета дохлой мышки. Человечество краску изобрело еще до полета в космос! Ты хоть в курсе, лягушонок? Стиль нужен. Стиль. Это все. Вообще – все! Ты посмотри на своих лошар-сотрудниц. У кого стиль? Ты видела там стиль? Одни навороты бессмысленные. Одна Людка – стильная. Ну и Нинка ничего. Вот они молодцы. Платье напялила. Его разбавлять надо, чтоб тебя, козлиху, видно было. Ты же с асфальтом сливаешься. Платок розовый слабо было повязать? Чтоб лицо от платья другим цветом отбить? Волосы никогда не красила! Ты в тундре, что ли? Але, гараж! В себя приди немного!

Покрасив Олю, Гоша взял ножницы и почти, кажется, и не глядя на нее, стриг с какой-то космической скоростью.

– Что за длина? Ты че, косу растила, что ли? Варвара-краса, длинная коса, епть.

Щас подкрашу, чтоб поняла, как надо. Без тона чтобы из дома ни ногой. Умылась – и давай наяривай. Я тебе эту банку отдам. Румяна чтоб. Чуть-чуть на скулы и подбородок. А то блюдце вместо фейса. Вот так. Помада не яркая. Слива подойдет. Оптимально для ложкомоек вроде тебя. Ресницы надо. Но чуть-чуть. Чтобы Веркой Сердючкой не выглядеть. А ты как, вообще, думала? Воооот. На что-то похоже. Пошли тряпки смотреть. Напяливай юбку. Топик вот этот подойдет. Ну – ничегооо. Сойдет за третий сорт. Без каблука чтоб не видел! Поняла, Оля-Фиголя? Следить буду, епть. Сколько лет тебе, а, Золушка?

– Тридцать исполнилось.

– Двадцать девять – и ни копейкой больше! Поняла, заморыш?

И Оля поняла. Глядя на себя в зеркало, поняла, что она очень даже ничего себе. Совсем не третий сорт. И даже не второй – так ей показалось в эту ночь.

Она поняла, что что-то изменилось в ней самой. Что она может посмотреть на себя с юмором, а на других – доброжелательно. Как это умел Гоша. Он сумел дать ей столько тепла и внимания за эту ночь, сколько она не получила за всю жизнь. Он подарил ей надежду на что-то, что непременно случится. Он помог ей посмотреть на весь мир с веселой иронией и вкусом к жизни.

А самое главное – у нее теперь появился друг. И она его не подведет.

Это Оля знала точно.

4
{"b":"233587","o":1}