К тому моменту, когда Бетти переехала с Руалем в его квартиру, она жила в семье уже двадцать пять лет. Бетти была одной из немногих женщин, к которым Руаль испытывал привязанность. В Антарктиде он назвал ее именем одну из гор, а вот память о своей матери так и не увековечил.
Мало кто из студентов мог похвастаться собственной экономкой. Даже среди богатых сверстников Амундсен выделялся роскошным образом жизни. Немногие молодые люди могли позволить себе жить отдельно или получить на это согласие родных. А он имел большую, элегантную, хотя и несколько мрачноватую квартиру. Она находилась неподалеку от «Малого Ураниенборга» в Парквейене, за королевским дворцом. Это было очень хорошее место.
Но при этом учебу Амундсен совсем забросил. Первый экзамен в университете ему нужно было сдавать в 1891 году, но он оттягивал это событие еще целых два года. Свою творческую паузу он заполнял занятиями, далекими от медицины. Главные его интересы оказались связанными с активными видами деятельности: катанием на лыжах зимой, длинными прогулками по лесу летом. Все еще будучи студентом университета, он пришел в Студенческий союз на лекцию Эйвина Аструпа 25 февраля 1983 года.
Аструп представлял собой еще одну фигуру в духе Аскеладдена. Он был ровесником Амундсена, еще одним простым мальчишкой из Христиании и таким же страстным любителем долгих лыжных походов по заснеженным просторам Нордмарка. Как и Амундсена, его глубоко поразил переход Нансена через Гренландию. В девятнадцать лет он уехал в Америку, чтобы продолжить образование, но вместо этого благодаря случаю и дерзости оказался в составе второй гренландской экспедиции Пири 1891–1892 годов и вернулся на родину знаменитым путешественником. Он оказался единственным компаньоном Пири в его переходе от бухты Маккормика до бухты Независимости и обратно. Это была история длиной в 1300 миль, полная трудностей, лишений и побед. Они первыми пересекли ледяную шапку Гренландии так далеко на севере.
Именно об этой классической полярной экспедиции Аструп и рассказывал студентам Христиании.
Он говорил, что на личном примере убедился в превосходстве норвежских лыж над североамериканскими снегоступами. Но с особенным пылом подчеркивал те моменты, в которых Пири оказался первопроходцем. Главной темой был сам переход, в котором Пири доказал, что хаски[6] могут с успехом использоваться европейцами в полярных походах. Аструп подробно рассказывал, как Пири подружился с эскимосами, научившими его строить и́глу[7], шить одежду, пригодную для низких температур, – в общем, жить в полярных условиях. Урок состоял в том, что у первобытных людей было чему поучиться, – цивилизованный мир не обладал всеми этими знаниями. Такой же урок получил несколько лет назад и Нансен в Гренландии, проведя год среди эскимосов Годтааба.
Аструп рассказывал ярко и увлекательно. Он смог передать слушателям ощущение жизни эскимосов, этого удивительного северного народа. Его рассказ произвел глубокое впечатление на норвежцев, романтических любителей природы, и надолго запомнился всем присутствующим. Реакция Амундсена на выступление Аструпа была мгновенной.
Он собрал своих старых школьных друзей, с которыми четыре года назад предпринял первый лыжный поход, и убедил их немедленно повторить приключение. Они схватили лыжи и сразу после лекции Аструпа, уже в темноте, отправились кататься в Нордмарк. До цели добрались глубоко за полночь. Амундсену казалось, что силы появлялись из ниоткуда. Как будто физическая усталость парадоксальным образом приводила его в состояние духовной экзальтации.
Здесь, в снегах, под чистым, холодным, сверкающим мириадами звезд зимним небом Норвегии, опираясь на лыжную палку, Амундсен обратился к своим спутникам с речью о величии полярных областей и о том, насколько привлекательны они для него. Это была редкая вспышка. Но, помимо лекции Аструпа, к такому эмоциональному прорыву Амундсена подтолкнул еще целый ряд причин, к которым имели отношение его напряжение, амбиции, возбуждение и неудовлетворенность.
Уже больше года Норвегия жила ожиданиями относительно планов новой экспедиции Нансена. Они состояли ни много ни мало в том, чтобы позволить кораблю быть затертым паковыми льдами и, используя арктические– течения, дать ему возможность дрейфовать по полярному бассейну. Это была смелая и необычная затея, поэтому большинство наблюдателей предрекали ей неудачу. Особенно рьяными противниками данной идеи оказались престарелые офицеры британского военно-морского флота, позднее консультировавшие Скотта. Нансен, будучи чрезвычайно самоуверенным человеком, не обращал на них внимания. Он мог себе это позволить, поскольку был не только признанным исследователем, но и талантливым ученым. Он имел докторскую степень по морской биологии[8] и стал одним из основателей нейробиологии.
Нансен заказал постройку корабля нового, революционного типа, с круглым днищем, чтобы он мог подниматься при сдавливании и выдерживать давление морского льда. Проектирование и постройку корабля возглавил Колин Арчер, норвежец шведского происхождения. Он был гениальным морским инженером и изобрел практически непотопляемую спасательную шлюпку.
Репутация Нансена позволила ему получить и поддержку правительства, и деньги. Но так случалось не со всеми – Арчер, уважаемый человек и владелец судоверфи, жестоко страдал от недостатка средств. В одном из своих писем он писал Нансену:
Мы так много потратили на этой неделе на постройку корабля, что нам не хватит на выплату зарплаты в эту субботу, поэтому я вынужден просить сделать еще один платеж.
Ход строительства корабля (конечно, без таких бытовых подробностей) широко освещался в печати. Новая экспедиция Нансена была национальным предприятием, сознательно использовавшимся в деле обретения независимости. Спуск корабля на воду 26 октября 1892 года стал очень эмоциональным и патриотическим событием. Тысячи зрителей собрались в доке Арчера, расположенном в городе Ларвик в южной части Норвегии. Нансен сумел создать интригу. Он окружил название корабля тайной. Его окрестила Ева, жена Нансена, причем имя, вопреки ожиданиям определенной части публики, не имело шовинистического оттенка, – она назвала его «Фрам» («Вперед»).
Строительство «Фрама» вернуло к жизни полярные амбиции Амундсена, а лекция Аструпа еще больше раздула это пламя. В день летнего солнцестояния 1893 года, преисполненный страстей и энтузиазма, он отправился посмотреть на триумфальное отплытие Нансена из Христиании. «Фрам» должен был выйти из порта в сопровождении эскорта из несметного количества малых судов.
В начале июня Амундсен решился пойти на свой первый экзамен в университете (его сдавали перед началом изучения выбранной специальности). И справился с ним, правда, получив минимальный балл. Этого следовало ожидать, учитывая, что он (по воспоминаниям его друзей) открыто пренебрегал учебой. В любом случае теперь он мог приступать к изучению медицины. Но в сентябре умерла мать – и Амундсен бросил университет, наконец-то обретя свободу и решившись следовать собственным желаниям.
До этого момента полярные интересы Амундсена были не более чем мечтами, возможно, в немалой степени даже бегством от неблагоприятной действительности. Теперь же он намеревался действовать как можно быстрее. Последние месяцы были щедры на события: экзамен в университете подтвердил его худшие ожидания, умерла мать, уплыл Нансен. Именно тогда мысли Амундсена впервые пересекли границу реальности: он предпринял первую попытку присоединиться к полярной экспедиции.
Амундсен услышал о норвежском путешественнике в Арктику Мартине Экролле, который в городе Тромсё на севере Норвегии готовил экспедицию на Шпицберген. И 23 октября Руаль написал Экроллу о своем желании присоединиться к походу. Письмо было очень искренним:
