В этом году у него было очень много времени для раздумий и очень много соблазнов. Словно угадав его необщительное настроение, родственники и друзья поздравили его, но никто не пришел в гости. Развигоров знал, что им мешает объявленный траур, но ведь краткий разговор не означает его нарушения. И все же тишина радовала его больше, чем топот танцующих и звук охрипшего граммофона.
Сегодня за столом были только его жена, Михаил с Христиной, Борис, затянутый в новый офицерский китель, Александра и Диана, в больших глазах которой затаилась печаль. Эта девушка и радовала, и пугала старшего Развигорова, в ней было что-то неземное, хрупкое, непригодное для нашего сурового мира. Старшая дочь совсем другая. Он выпустил ее из рук, и вот результат. Никого не слушает, никого ни о чем не спрашивает. Развигоров посмотрел на ее руки, и смутная догадка обожгла его: курит… Два пальца на левой руке пожелтели около ногтей. Развигоров едва удержался от вопроса — и хорошо сделал. Ужин был бы испорчен, потому что она не смолчала бы. Лучше оставить разгадку на утро. Константин взял хрустальный бокал с красным вином и по обычаю встал.
— Ну, я, как старший, пожелаю вам здоровья, а себе — дожить до внуков и правнуков. — Сказав это, он поглядел на сноху, которая располнела в талии, и улыбнулся. — В будущем году появится у нас новое имя…
Доброе напутствие побудило всех посмотреть на Христину. Она думала, что ее беременность еще незаметна, и потому смутилась. Ее руки скользнули со стола на колени.
— Опозорил сноху! — полушутя-полусердито заметила жена.
Развигоров не обратил внимания на ее замечание. Он протянул руку, чокнулся вначале с сыновьями, потом со снохой и женой и лишь затем повернулся к дочерям. Меньшая вся покраснела от его намека, казалось, что она куда-то всматривается; старшая опрокинула бокал одним махом и даже не моргнула глазом. Похоже, отношения между мужчиной и женщиной были известны ей до отвращения. Отец почувствовал, как горькая догадка разбередила душу: если б не этот немец… Овладев собой, он миролюбиво сказал:
— Хорошо бы нам встречаться почаще. Вы растете, живете своей жизнью и нас как-то забываете… Но вы видите, что мы с матерью от вас не отстаем… И не сдадимся… Наш корень здоровый…
Константин Развигоров выпил и сел. И когда садился, подумал, что его пожелания были какими-то старческими, и он испугался самого себя. Так ли уж прижимала его жизнь, так ли сильно высушили его заботы? Другой на его месте только бы радовался своему положению, а он размяк, словно остался в одиночестве. Пили и ели в полном молчании. Время от времени отец пытался шутить, но шутки как-то угасали. Потом трое мужчин ушли в кабинет на нижнем этаже, и Михаил, наклонившись к коробке с сигарами — очередному подарку банкира Бурова, — сказал:
— И в этот год тебя не забыли… У меня такое чувство, что господин Буров ведет книгу учета дней рождения своих друзей…
— Что за друг тебе этот англофил? — спросил Борис и перевел взгляд с сигар на отца.
— Нас деньги не связывают, — примирительно сказал отец.
— Деньги деньгами, не они сегодня движут миром, объединяют людей и государства, — назидательно изрек Борис, положив ногу на ногу. Его новые, блестящие сапоги были внатяжку, бриджи подчеркивали сильное бедро, от всей напыщенной фигуры капитана Бориса Развигорова веяло глупой самоуверенностью.
— Борис напомнил нам о новом порядке, не так ли? — с легкой усмешкой спросил Михаил.
— Да, о новом порядке фюрера, — с нажимом сказал Борис, глядя на своего брата, — таким, как ты, надо почаще напоминать об этом человеческом феномене…
— Я только не понял, кто феномен — фюрер или новый порядок? — насмешливо откликнулся Михаил.
— Оба…
— Ты хочешь сказать: и Гитлер, и новый порядок?..
— Вот именно, и я запрещаю тебе говорить об этом в таком тоне!..
— Мой тон вполне учтив, все так же спокойно возразил Михаил, — но ты забываешь, что наш дом не казарма и я — не солдат…
— Я знаю, что ты не солдат, и что ты готов служить нашим врагам — это я тоже знаю…
Разговор пошел в нежелательном направлении, и отец поспешил вмешаться.
— Не состязайтесь в непродуманных высказываниях, — сказал он и, пока его не прервали, продолжил: — Я хотел посоветоваться с вами в этот вечер, но, видя, как вы раздражаетесь по мелочам, подумал, не лучше ли вам заняться своими делами…
— Мы слушаем, — поднял незажженную сигару Михаил, будто продолжая спор с братом.
Старый Развигоров помолчал, надеясь услышать голос Бориса, но, заметив складку между его бровями, сказал:
— Дело серьезное… Ее величество царица предложила мне пост министра в новом кабинете…
Предложила или это уже предрешено? — И глаза Бориса заискрились.
— Думаю, ее слово имеет вес.
— Только бы поскорее. — Сын встал, походил по просторному кабинету и снова сел. — Министр Константин Развигоров! Неплохо, хорошо звучит. Сын министра Развигорова — тоже. Лишь бы поскорее!..
— А что думаешь ты? — спросил Константин Развигоров, бросив взгляд на старшего сына.
— Раз ты меня спрашиваешь, скажу: я против…
— Ты против? Почему?.. — нахмурил темные брови Борис. — Боишься рассердить своих английских друзей?.. Чтобы, часом, не связали имя министра Константина Развигорова с именем профессора каких-то там наук Михаила Развигорова? Не потому ли?
— И поэтому, но сейчас я не с тобой говорю. Вопрос очень большой, судьбоносный, и его нельзя обсуждать в таком тоне. Дело касается чести семейства Развигоровых, старой фамилии, которая никогда не увлекалась внешней, парадной стороной, а интересовалась сутью. В математике есть задачи со многими неизвестными, и я думаю, что сейчас перед нами стоит именно такая задача, когда неизвестных величин столько, что они уничтожают известные…
— Байки рационалиста…
— Хорошо, рационалиста, но не поверхностного оптимиста, — вполне серьезно ответил Михаил Развигоров.
— Или недозрелого коммуниста, — вставил Борис, но Михаил на это не ответил.
Не впервые пытался Борис уязвить его таким образом. Братья жены были известные коммунисты, и Борис не упускал случая напомнить ему об этом. В свое время, когда Михаил сказал, что женится на Христине, отец долго его разубеждал. Он специально послал человека, чтобы понять, из какой семьи невеста, и, к его большому ужасу, оказалось, что она из учительской семьи, в которой двое сыновей — коммунисты и одна дочь неопределенных политических взглядов. Может ли эта девочка неясного образа мыслей, студентка третьего курса математического факультета стать его снохой?! Константин Развигоров решил упорно сопротивляться женитьбе сына, но, как только увидел ее, махнул рукой, словно уже совершил сделку. Ее красота была такой бесспорной, что он размяк. Она не была рослой, но не была и маленькой. Природа так соединила лицо, глаза, волосы и тело, с такой точностью создала все это, что он порадовался вкусу своего сына, математика и финансиста. У девушки не было недостатков: большие глаза, зеленые, словно лист нежной герани, волосы темные, неимоверно густые, руки бледные, с длинными пальцами потомственной аристократки и кожа на лице без излишнего простоватого румянца. Она была неглупа, хотя сам он предпочитал иметь дело скорее с глупыми женщинами, чем с красивыми и умными. Умные его пугали. Вообще-то в молодости он встречался и с очень умными, и с очень глупыми, но никогда — с очень красивыми и умными. Всегда что-то одно отсутствовало. Его жена была красивой, но не очень умной. А может, он внушил себе это, чтобы быть спокойнее? Она происходила из знатного рода. Приданое тоже немалого стоило. Акции в казанлыкской розоварне, большой доходный дом, недвижимость около реки Золотая Панега — две рентабельные водяные мельницы. Сноха же, кроме красоты и доброго чувства к сыну, ничего не прибавила к имуществу Развигоровых. Ее отец, с которым они в первый и последний раз виделись на свадьбе, показался ему достаточно сдержанным человеком, начитанным, с чувством юмора. Такой юмор производил впечатление на Константина Развигорова, но ненадолго. Острословы представлялись ему легкими бабочками. Юмор свата был несколько особый — острый, не грубый, а утонченно-изысканный. Развигоров был невысокого мнения о болгарских учителях. Он считал их или глупыми идеалистами, или грубыми материалистами, которые часто остаются на умственном уровне, близком к уровню своих воспитанников. Этот показался ему несколько иным, и на том закончились наблюдения и оценка Константина Развигорова. С тех пор они не виделись и не разговаривали друг с другом. Он надеялся, что свату понадобится от него какая-либо услуга, но тот, похоже, не имел намерения дружить с такими господами.
