Акива. Кто же это такой?
Аристобул. Ты, Рабби Акива! Ты открыл для меня мир, который я раньше не замечал. Ты стал для меня голосом Божьим. Ты сказал фразу, перевернувшую всю мою жизнь: « Если человеку не для чего умереть, ему незачем жить». Теперь я знаю, зачем живу и ради чего готов умереть. В моей жизни появился смысл.
Элиша. Какие неожиданные речи для киника!
Аристобул. Я больше не киник, Теодор, и не хочу им быть. Вот, возьми мой мех с вином, мое перо и чернильницу в память о своем друге-кинике.
Элиша. Я сохраню это, Аристобул. А ты возьми печать проконсула. Она тебе не раз пригодится.
Аристобул. Рабби Акива, благослови меня!
Элиша. Благослови и меня, Акива.
Акива. Нет, Теодор, для тебя у меня нет благословения. Да тебе оно и не требуется. Ступай с миром и живи, как считаешь нужным. А ты, сын мой Аристобул, слушай меня. Я скажу тебе благословение моих учителей. Оно для тех, кто отправляется в дальний путь и хочет найти Божественную истину. Кладет руки ему на голову. Барух тигийе! Благословен будь в каждом деле руки твоей, в каждом шаге ноги твоей, в каждом слове уст твоих! Омейн, да будет так!
Элиша. Прощай, Акива!
Аристобул. Прощай, Рабби, я буду молиться за тебя!
Акива. Прощайте, друзья мои! Идите и не оглядывайтесь!
Руф и Акива
Руф. Акива! Подойди сюда!
Акива. Проконсул Руф! Вот нежданная встреча! Что ты делаешь здесь, в этом подземелье? Разве твое место не на трибуне, среди почетных гостей, готовящихся насладиться изысканным зрелищем?
Руф. Погоди, Акива. У нас мало времени. Ответь мне: как ты себя чувствуешь? Ходить можешь? На коне поскачешь?
Акива. Чувствую я себя, благодарение Господу, сносно. Для последнего дня жизни очень неплохо. Ходить я, безусловно, могу. А вот на коне я не скакал уже лет тридцать.
Руф. В седле ты усидишь?
Акива. Наверное. Но зачем мне это? Римляне собираются устроить мне перед казнью круг почета по арене?
Руф. Вот что, Акива. Когда тебя выведут на арену, смотри на западную трибуну. Найди глазами Квинта. Он подаст знак – поднимет синий платок на копье. По этому знаку твои ученики нападут на солдат в охранении.
Акива. Мои ученики? Но они же все убиты!
Руф. У тебя их больше, чем ты думаешь. Я говорил вчера с одним одноглазым по имени Эли, видимо, их главарем. Он сказал, что в городе несколько сотен твоих учеников и все готовы умереть за тебя.
Акива. Господи, благословенно Имя Твое! Народ твой, Израиль, верен Тебе в испытаниях! Не ожидал, что меня еще помнят.
Руф. Помнят и придут тебе на помощь. А я помогу им. Твои ученики набросятся на стражу у ворот. Там стоят арабы, сирийцы и прочая сволочь. Орлы одноглазого с ними справятся. Рядом я поставил своих ребят, отборную когорту. Они ввяжутся в бой, но будут больше бить арабов, чем твоих. В этот момент ты должен оказаться поближе к воротам. Там тебя будет ждать центурион Лициний, такой здоровяк, он выше всех на две головы. Ты узнаешь его по золотому значку на шлеме. Держись поближе к нему. Он проложит тебе дорогу сквозь толпу и доведет до твоих учеников. Ну а там – в седло и скачка во весь опор. Выдержишь?
Акива. Не знаю. А где ты собираешься меня спрятать?
Руф. В доме моей дочери. Там тебя никто не искать не станет.
Акива. Боже мой, да ты повредился в рассудке! Рисковать жизнью девушки, своей должностью и тридцатью годами службы! Ради чего?
Руф. Ради твоей жизни и моей чести. Ты спас мою дочь. Ты молился за дочь своего врага. Я этого никогда не забуду. Потом, я не понимаю, в чем ты виноват, и чем заслужил такую ужасную и позорную казнь. Над тобой даже не было суда. Соображения государственной пользы, о которых бормочет Пизон, меня не убеждают. Я – человек старой закалки и верю в римскую юстицию. Ты как-то сказал, что я солдат, а не палач. Вот я и хочу поступить как солдат.
Акива. Руф, я благодарю тебя за готовность помочь мне, но не могу принять твое предложение. Дело не в опасности, которой ты себя подвергаешь. Я знаю, что ты – воин, и не боишься риска. Но я должен остаться здесь. Если я убегу, получится, что я признаю себя виновным. А это не так, я убежден, что я прав. Если я буду скрываться, выйдет, что прав Пизон: евреи трусливые, жалкие душонки, боящиеся наказания. А я вижу мой народ смелым и мужественным, отважно глядящим в глаза смерти. Пойми, Руф, убежать – это значит отступить перед врагом. Разве ты отступил бы в таком положении?
Руф. Никогда!
Акива. Вот и я не могу. Уверен, ты понимаешь меня.
Руф. Понимаю. Что ж, поступай так, как велит тебе твой долг. Могу ли я хоть чем-то тебе помочь?
Акива. Да. Я не хочу, чтобы меня волокли и тащили люди Пизона. На арену я выйду сам.
Руф. Хорошо, я все устрою. Сюда никто больше не зайдет. Когда услышишь звук труб, знай, что надо выходить. Акива, тебя все называют утешителем. Скажи мне напоследок что-нибудь хорошее.
Акива. Скажу. Жил как-то один прославленный мудрец. Царь той земли пригласил его к себе и попросил благословить его. Мудрец пришел и написал на стене: Дед умер, отец умер, сын умер. «В чем же здесь благословение?»- спросил царь. «В правильном порядке»,- ответил мудрец. Проклятием было бы нарушение этого порядка, когда сын умирает раньше отца, а внук раньше деда. Царь понял его. Вот и тебе, Руф, я желаю правильного порядка вещей в твоей жизни. Когда у твоей дочери родятся сыновья, воспитай внуков похожими на деда, людьми чести, солдатами, а не палачами.
Руф. Благодарю тебя, Акива. Будь мужественным! Салютует Акиве, как салютовал императору и уходит.
Видение Рахили.
Рахиль. Акива, ты видишь меня? Ну, посмотри же!
Акива. Рахиль! Как ты хороша в этой диадеме!
Рахиль. Эта – моя любимая, потому что ее подарил мне ты. А ты знаешь, почему я надела ее сегодня?
Акива. Конечно! Разве я могу забыть? Сегодня день нашей свадьбы!
Рахиль. У тебя будет возможность отпраздновать?
Акива. Вряд ли. Я сегодня буду занят другим.
Рахиль. Чем-то очень важным?
Акива. Быть может, самым важным в моей жизни.
Рахиль. Ты будешь выступать перед людьми?
Акива. Да.
Рахиль. Тогда надень хороший хитон, тот, с золотым шитьем из Дамаска, помнишь? Ты в нем выглядишь солиднее всего. Прошу тебя, не ходи в повседневной одежде, ладно?
Акива. Обещаю тебе, моя козочка, облачиться сегодня в лучшее свое одеяние.
Рахиль. Акива, мне отсюда не очень хорошо видно… Что там происходит? Много людей… Какой-то праздник?
Акива. Римляне устраивают в цирке представление. Они мастера на такие штуки, ты же знаешь. Тебе не следует смотреть на это, Рахиль. Иди, скоро мы уже будем вместе.
Рахиль. Ты сможешь найти меня?
Акива. Конечно! Обещаю! Разве я когда-нибудь не исполнял, того, что обещал тебе?
Рахиль. Нет, ты всегда делал то, что говорил. Но разве такое возможно?
Акива. С Божьей помощью все возможно! Я обязательно разыщу тебя.
Рахиль. Акива, ты помнишь, ты посватался ко мне на следующий день после того, как впервые меня увидел. Ты не жалеешь о такой своей поспешности?
Акива. Жалею! Я до сих пор жалею о том, что потерял целый день!
Рахиль. Я жду тебя.
Акива. Уже скоро, моя голубка.
Последний монолог.
Акива. Господи, Боже мой, Тебе передаю я дух свой. Готов я ныне предстать перед судом Твоим. Тебе, Господи, одному Тебе, известны мысли мои. Ты знаешь, что делал я и зачем совершал это. Да завершится успешно предпринятое мной! Не вмени мне в грех гордыню ума и высокомерие учености. Я старался быть верным рабом Твоим и добрым пастырем народу Твоему. Да свершится ныне правосудие Твое! Мне ведомо, что в правосудии нет милосердия. Не милосердия жду я от Тебя, но справедливости и принимаю с покорностью приговор Твой. Господи, Царь вселенной! Всю жизнь просил я Тебя удалить от меня мысль, что я все могу. Ныне же прошу Тебя: приблизь ко мне мысль эту! Внуши мне, что я все могу, дай мне силы с достоинством перенести испытания. (За сценой ревут трубы). Шма, Исраэль! Слушай, Израиль, Господь Бог наш, Господь Един! Я иду к Тебе, Господи! Я иду к Тебе!
