Но если перевод денег был осуществлен, то Грош тут же мог избавиться от подельницы, которая наверняка начала требовать свою долю.

И это имело бы смысл.

Ага, не помню, говорила я уже тебе или нет, что счет, на который Кубацкий перевел деньги с собственного счета, полиции, что естественно, известен. Это счет именно Гроша. Тем не менее, счет этот совершенно пустой, поскольку денежки с него сразу же улетели куда-то дальше.

Ладно, вот, вроде, и все, что касается дел приземленных.

Если же говорить о делах надземных или даже надвременных, то и сюда ничего добавить не могу, разве лишь то, что я выкрасила ногти в пожарный красный цвет, и это манифестация того, что я нахожусь в замечательной форме, несмотря на все превратности судьбы.

С манифестационным приветом, как обычно,

Олька.

* * *

Оленька, дорогуша!

Что-то у меня тут не сходится. Ведь для перевода требуется хоть какое-то время, и я как-то не верю, чтобы Грош увел бабло в тот же самый день, в который Кубацкий его привел^[69].

Эти его бабки только поступили пятнадцатого, и потому могли быть переведены дальше тоже пятнадцатого, но какое-то время они шли, так что их должны были перевести ранее.

Тут следовало бы обратить на это внимание кого следует.

Ага, эти твои воеводские у меня были. Спрашивали про алиби на пятнадцатое июня.

И что тут поделаешь…

Пришлось сказать им правду.

Так что будет лучше, если ты узнаешь об этом от меня, чем если бы пришлось узнавать от Стемпневой.

Так вот, пятнадцатое июня я провела в Варшаве с Янеком…

Согласна, что звучит это не слишком хорошо.

Тем хуже, что сама ты находилась тогда на симпозиуме стоматологов в Гданьске.

Янек у нас личность подозреваемая, и его заявление, в качестве чуть ли не стопроцентного кандидата в убийцы швитезянки, что я тогда была с ним, мне пригодится не сильно.

Ведь все указывает на то, что девицу мы пришили компанейски. Но у меня относительно подтверждения алиби для Янека никто не спрашивал, во всяком случае, до сих пор. Отсюда делаем вывод, что Янек благородно ни в чем не признался, то есть — в отношении меня, хотя такое признание могло бы его сразу же спасти, по крайней мере, солнышка в его жизни было бы сейчас чуть побольше.

Хотя, может, и не было, ведь против него свидетельствует хотя бы то запасное колесо от тойоты.

Сама уже не знаю, что обо всем этом думать.

Время летит и ничего не происходит.

То есть, да, чего-то, конечно, и происходит, только из всего этого ничего не следует, к примеру — обвинения нет.

Сейчас, когда я гляжу на все это, сама не имею понятия, на кой ляд мы все так глубоко скрывали, хотя скрывать не было чего.

Мне кажется, человек сконструирован так, что когда делает нечто, что может показаться двусмысленным, он на всякий случай это скрывает, даже если его совесть чиста, как у младенца.

Это мне напомнило тот анекдот про корову, которая, размахивая хвостом, мешала хозяину себя выдоить. Ну, имеется в виду, что он не мог выдоить корову, а не себя самого.

Он пытался что-то с этим хвостом сделать, но был низким, так что встал за коровой на табуретку, и в этот момент с него упали штаны.

И тут их застала его жена.

Человек боится, что в самый неподходящий момент с него эти его штаны спадут, и потому, на всякий случай, застегивает их булавкой. А потом приходит жена, видит эту булавку, и ситуация точно такая же, как будто бы штаны все-таки спали.

Так что не стану заверять и тебя, и саму себя, что между мной и Янеком ничего не было.

Дела, как сама видишь, хотя и самые приземленные, несколько усложняются, делаясь вневременными.

Точно так же, наверняка, как и тебе, мне бы хотелось, чтобы все это, наконец-то, закончилось.

Пускай они, то есть, полицейские, возьмут того Гроша за шиворот и чего-то там из него вытащат. Мне этот тип совершенно не нравится, и я решительно предпочла бы Кубацкого.

Конечно, Поремба много чего мог бы еще добавить, но для этого уже слишком поздно.

С усталым и нетерпеливым приветом, всегда твоя,

Агнешка.

* * *

Хмм…

Вот меня только интересует, а чего такого вы могли с Янеком один другому сказать, чего я не должна слышать…

Ну да ладно, в конце концов, это дело ваше.

Но ты должна согласиться с тем, что использовать отъезд жены, чтобы встретиться с ее мужем — дело не совсем хорошее.

Понятное дело, в Гданьске подтвердили, что я была на симпозиуме. У них есть данные из администрации и с автомобильной стоянки.

Что же касается вашего с Янеком алиби, им следует принять его к сведению, поскольку оспорить его они не в состоянии. Кто-то должен был видеть вас вместе в Микрутах, вот тогда у вас еще были бы какие-то шансы подлететь лет на пятнадцать.

В конце концов, сама ты всегда могла бы защищаться таким образом, заявив, что не имела понятия о том, что швитезянка жива, и в озеро ее спихнула лишь затем, чтобы спасать Янека.

Могу даже предположить, что суд тебе поверил бы.

В качестве смягчающего обстоятельства он бы принял во внимание твою болезнь, ну а Янеку бы приписали побои со смертельным исходом под влиянием сильного волнения.

Одним словом, а точнее парой, ведь вас было двое: фигня на палочке.

С жарким, августовским приветом,

Олька.

* * *

Ну что же, шуточки отпускать ты право имеешь.

Думаю, что теперь уже Янека должны выпустить.

Одного запасного колеса слишком мало, чтобы его продолжать держать за решеткой.

С полным надежды и ободрения приветом,

Агнешка.

* * *

А я уже знаю, как там было с теми переводами между Кубацким и Грошем.

Так вот, никакие это переводы не были.

Кубацкий внес деньги непосредственно на счет Гроша, а швитезянка — опять же непосредственно с этого же счета — все деньги и сняла. Грош, наверняка, стоял за углом и следил, чтобы девица от него не смылась. Довольно хитро.

И вот тут всяческий след от денег обрывается.

Другими словами, снова только серый дым и сиреневый туман.

Грош, ты только представь, идет в так называемый отказ, и только молчит. То есть, опять же другими словами, он говорит нам, что полиция еще может к нему прицепиться.

Кубацкий тоже вроде бы притих.

Все замучены, не одна только ты. А больше всего — воеводские. Они уже не только замучены, но и все сильнее взбешены, так как их отпуска пропали.

Они ожидают так называемого перелома и изо всех сил разыскивают во всем целом какую-нибудь дырку. При этом они утверждают, что чего-то они явно упустили, потому расспрашивают каждого про одно и то же по двадцать раз.

И эти их нервы переходят и на меня.

Вчера меня все это подвигло на уборку.

И я нашла кое-что странное.

Ха! Как всегда!

Это кое-что — нечто вроде золотой пыли в подвале.

Только странной такой пыли, которая, даже и не знаю, как тебе описать, в каком-то смысле похожа на микроскопическую чешую.

Ну, ты же меня знаешь, я сразу же показала ее воеводским.

Воеводские на сей раз меня не высмеяли, а только вызвали своих специалистов и приказали все найденное «зафиксировать».

Если я права, то это осталось от Кубацкого.

Ты ведь сама меня научила, что только деньги являются достаточной причиной убить кого-либо.

В этом случае речь шла о бабках, намного больших, чем какие-то дурацкие двести тысяч — тебе не кажется?

Я, по крайней мере, думаю так.

С вновь возбужденным приветом,

Олька.

* * *

Удивительно, Оленька, что тебя до сих пор хоть что-то возбуждает.

Золотая пыль, говоришь.

А ты, будучи дантисткой, не вставляешь иногда золотые зубы?

Прости, но на сей раз моя сообразительность меня чего-то подводит.