“Я это уже умею”, - перебил я.

“И совсем маленьких отличишь?”

“Нет”.

“Ладно, я тебя научу”.

“Еще ты должен заботиться о том, чтобы малыши получали специальные добавки в корм и чтобы у них было достаточно воды. Когда опилки в загонах загрязнятся, ты должен смести их в кучу и вывезти из загона на тачке. Я покажу тебе место, куда их нужно сваливать. Мешки со свежими опилками ты найдешь позади бараков”. “А что мне нужно делать с цыплятами?”

“Хороший вопрос! В загоне есть большая деревянная задвижка, которую можно выдвигать, затем ты загоняешь цыплят в заднюю часть барака и закрываешь их задвижкой. Сделав это, ты убираешь переднюю часть, посыпаешь ее свежими опилками, наполняешь кормушки зерном и водой, задвигаешь обратно задвижку, впускаешь цыплят, а потом убираешь заднюю часть. В бараке две двери - спереди и сзади. Через эти двери ты можешь провозить тачку. Понятно?”

“Понятно”.

“Сейчас придет моя жена и принесет тебе завтрак”.

“Я уже позавтракал”.

“Прекрасно, позавтракаешь еще раз. Первое время клиентов буду обслуживать я. Ты можешь посмотреть, как я это делаю. А потом ты сам будешь обслуживать клиентов. Бояться их не нужно - они очень приятные люди. А под военной формой у них такая же задница, как у всех остальных. Если они спросят о твоем прошлом, можешь им наврать с три короба. Да смотри, не проболтайся случайно! Ну, как тебя зовут?”

“Макс Гемберг”.

“Отлично”.

“Я жил в Целендорфе. Наш дом разбомбило”. “В каком месте Целендорфа ты жил?”

“Мексикоплац. Вероникаштайг, 11”, - ни секунды не задумываясь, ответил я.

“Ну что ж, ты прекрасно подготовлен”.

Во время нашего разговора я исподтишка разглядывал Радни. “У него слишком коротко острижены волосы. Даже кожу на голове видно!” - размышлял я. А вслух сказал: “Вдруг они меня про “гитлерюгенд” спросят! Я скажу, что я член отряда “гитлерюгенда” в Кепенике”.

“А вот это говорить не нужно. У меня очень много клиентов из Кепеника, и может случиться неприятность, если кто-нибудь из них знает тамошний “гитлерюгенд”. Ты лучше скажи, что помогаешь здесь только временно, а отряд твой находится в Целендорфе и ты не хочешь из него выходить. Это звучит вполне правдоподобно и даже патриотично, в национал-социалистическом духе. Именно то, что нравится “золотым фазанам”. Ладно, Макс, поешь и принимайся за работу. И никогда не забывай говорить нашим клиентам “хайль Гитлер!”

В кабинет вошла фрау Радни и протянула мне сверток с бутербродами. “Меня зовут Зигрид, моего мужа - Гюнтер. Мы оба знаем тебя с пеленок. Поэтому говори нам “ты”.

Она налила из термоса чашку горячего куриного бульона. Я медлил в нерешительности. “Давай ешь, набирайся сил!” - подбодрила меня Зигрид. У нее были очень светлые волосы, заплетенные в две толстые косы. Таких густых волос я еще никогда не видел.

Потом она ушла. Я неспеша выпил горячий бульон, и Гюнтер Радни приступил к моему обучению.

“Ты немного похож на итальянца”.

“Да уж, за викинга меня никто не примет”.

Радни поднялся. “Именно такое выражение лица - уверенное и немного дерзкое - должно быть у тебя при работе с клиентами”. Он поставил на стол мою пустую чашку, взял меня под руку, и мы отправились в бараки, где содержался молодняк. Пол бараков покрывало множество желтых комочков - крошечных цыплят.

“Как же я вообще смогу ходить здесь?”

“Не бойся - они уступят тебе дорогу”.

Он уже на практике показал мне приемы, о которых рассказывал в своем кабинете, и оставил меня одного, не забыв напомнить о том, что сегодня нужно убрать помещение.

“С этим мне никогда не справиться”, - подумал я и осторожно открыл маленькую деревянную дверь загона. Цыплята устремились назад. Я быстро закрыл дверь загона и проверил, не убежал ли какой-нибудь цыпленок. Потом я осторожно стал пробираться сквозь кучу копошащихся и пищащих желтых комочков. Несколько цыплят даже умудрились взобраться на мои ботинки.

Я до половины вытянул из загона задвижку и загнал цыплят в заднюю половину. Двух совсем маленьких мне загнать не удалось. Я поймал этих цыплят - они были очень теплые на ощупь, их сердечки учащенно бились, - и бережно опустил в общую кучу. Потом я задвинул обратно задвижку и принялся чистить загон. Это была адская работа! Боль в мышцах еще долго давала о себе знать.

Через пару недель я уже мог различать породы кур и безошибочно называть их. Гюнтер хорошо натаскал меня, а после того, как я повозился немного с утками и гусями, совсем освободил меня от ухода за цыплятами.

Первый “золотой фазан”, которого я обслуживал, сразу спросил: “Ты хорошо различаешь здешних кур?”

“Ясное дело!” - ответил я.

“Можешь выйти со мной?”

“Да, конечно”.

“Скажи - это куры-несушки?”

Он показал на кур, бегающих по участку.

“Это курогуси”, - сказал я.

“Куры или гуси?”

“Оба”, - ответил я. Краешком глаза я заметил появившегося позади меня Гюнтера. И осмелел. В моем голосе послышались нахальные интонации. “Если на несколько дней оставить кур и гусей одних, случается неприятность, и в результате получаются курогуси”.

Гюнтер подошел поближе. Мне показалось, что наша беседа очень заинтересовала его.

“Такого не может быть”, - засомневался “золотой фазан”.

“Почему же, вполне может. Это как смешение рас. Но, слава Богу, они не евреи и не цыгане”.

“Золотой фазан” сначала посмотрел на Гюнтера, потом снова на меня. “Парень говорит ерунду?” - спросил он Гюнтера.

“Ну почему же. Правда, он несколько сгущает краски, но в основном верно”.

После этой беседы Гюнтер снова отвел меня к цыплятам. “Мы же договорились, что ты не будешь упоминать ни о своем происхождении, ни о своем прошлом”, - упрекнул он меня.

“Но ведь я не сказал об этом ни слова”.

“Перестань вообще говорить о евреях. Ты можешь наткнуться на какого-нибудь дурака, который начнет тебя расспрашивать”.

“Но я же продал ему кучу цыплят. И все - будущие несушки”.

“Они приходят, чтобы покупать. И покупают много, на всю катушку. Нынче ведь не клиент король, а продавец. Поддерживай в бараке чистоту. Можешь немного пошутить с клиентами. И все будет нормально”.

Мне доставляло удовольствие разговаривать с этими людьми и притворяться, что я такой же, как они. Иногда мне снились кошмары: я проговорился, и шеренга “золотых фазанов” целится в меня из пистолетов. Но утром я начисто забывал об этих видениях, а работа нравилась мне все больше.

Я часто получал подарки. Однажды клиент даже подарил мне наручные часы, которые я с гордостью носил, пока их не украли.

На столе в кабинете Гюнтера лежали книги с рекомендациями по уходу за домашней птицей. Эти книги мне разрешалось брать домой. Теперь я знал, что существует 260 пород кур: большеногие куры, куры-производители, куры-гокко, фазанообразные куры, к которым относились и наши домашние куры. Узнал я и о том, что у кур водятся блохи, которые чаще всего сидят в перьях на крыльях.

Гюнтера просто трясло, когда я рассказывал клиентам о куриных блохах. После моих рассказов они начинали рыться в перьях купленной курицы, выискивая блох. Я помогал им в этих поисках, в результате чего клиенты приходили к выводу, что на нашей птицеферме за курами прекрасно ухаживают. У моих постоянных клиентов выискивание блох вошло в привычку. Иногда, когда Хотце заезжал за мной или был в гостях у Гюнтера, тот исподтишка демонстрировал Карлу наши занятия.

Некоторые клиенты вытаскивали из карманов маленькие гребенки, чтобы поискать блох с их помощью. Это произвело большое впечатление на других покупателей, и Гюнтер уже подумывал - хорошо бы делать маленькие гребенки и продавать их клиентам.

Однажды один из постоянных покупателей, кажется, обергруппенфюрер, попросил меня помочь ему доставить покупки к нему домой. Я сел в его “мерседес” и вместе с ним доехал до Эркнера. Его жена настойчиво приглашала меня остаться у них обедать. Я остался и мог внимательно рассмотреть это “львиное логово”.