Все присутствующие присоединились к тосту. Моя мать и Кэте сидели по обе стороны выступавшего, и он тут же втянул мать в беседу. Рядом с Кэте сидела ее сестра Эрна. Я украдкой поглядывап на Рольфа, сидевшего рядом с отцом на другом конце стола. Но тот смотрел прямо перед собой, не удостаивая меня взглядом.

“Если оба что-нибудь сболтнут о нас, вот будет переполох!” - подумал я.

В выходном костюме, с приглаженными волосами старый Редлих выглядел почти элегантно. Рольф, одетый в форму “гитлерюгенда”, тоже имел внушительный вид.

“Что вы на это скажете?” - услышал я вопрос офицера, обращенный к матери.

“На что?” - непонимающе спросила та.

“Кэте могла бы стать для нас добрым гением, родной матерью. А здесь она готовит еду для наших потенциальных врагов. Как вы думаете, что сделали бы они с нами, если бы осмелились?”

“О да, я очень хорошо могу себе это представить”.

“Вот видите, и для этого сброда наша замечательная Кэте должна надрываться! Мы будем поставлять им капусту и картофель, а они пусть сами выберут поваром кого-нибудь из своих”.

“Думаю, к капусте и картофелю можно добавить и немного свинины”.

“Конечно. Почему бы и нет? А поставлять можно из Чехии”. Он засмеялся и поднял свою бокал за здоровье матери, даже не заметив, что ее рюмка оставалась нетронутой.

Я наблюдал за сестрами Нихоф. Прямые, как свечи, сидели они на своих стульях и неотрывно смотрели на мать.

“Кэте”, - обернулся в имениннице офицер. - “Ваша подруга совершенно со мной согласна. Бросьте вы эту кухню! Рано или поздно мы заберем отсюда весь немецкий персонал, кроме охраны”.

“Но ведь охрану тоже нужно кормить!” - вмешалась в разговор мать. - “Не можете же вы поставить поваром кого-нибудь из этих чехов?”

“Чехия всегда славилась своей кухней”, - сказала Эрна. - “Почти каждый чех может неплохо готовить”.

“И деревообделочники тоже?” - спросила мать. Глаза ее сверкали от возмущения. Что это вдруг на нее нашло? Может, мать еще помнит последний разговор с Эрной по телефону?

“Ну что ж, если чехи могут готовить сами, то здесь вас ничто не должно удерживать, Кэте”, - попытался уладить спор офицер. - “Раз чехи могут позаботиться о себе, то, без сомнения, обойдутся без вас, а вы будете кормить наших мальчиков”.

Однако Эрна не унималась. “Конечно, чехи могут готовить сами, но организовать все может только Кэте. Она делает все для того, чтобы хорошо кормить рабочих - ведь для тяжелой работы, которую они выполняют, нужно много сил!”

“Неужели вы думаете, что наши мальчики не нуждаются в таком же питании?” Голос офицера стал резким. От его приветливости не осталось и следа.

“Я думаю, что эти рабочие в конечном итоге работают для нас. В противном случае вы бы их сюда не привезли. И вы прекрасно знаете, что работа, которой заняты эти люди, отнюдь не сахар. А без мало-мальски приличного питания они вряд ли смогут работать продуктивно”.

“Мне странно слышать подобные высказывания от члена нашей партии. Чтобы они бездельничали в Чехии или организовывали там партизанские отряды? Вы забыли, что случилось с Гейдрихом?” В его громком голосе слышалось плохо скрываемое раздражение.

Гости прекратили есть и беседовать друг с другом. Повернув голову в мою сторону, Рольф показал глазами на Эрну, словно хотел спросить: “А это кто такая?”

Успокаивающим жестом мать коснулась руки офицера: “Ваши мальчики имеют неоспоримо больше прав на хорошее обслуживание. И Эрна тоже это знает. Она же хочет только, чтобы наши мужчины могли воевать, не беспокоясь об остальном. Ведь то, что здесь делают чехи, исключительно мужская работа. Или вы думаете, что женщины тоже могут с этим справиться? Таскать тяжелые бревна, распиливать их на доски? Однажды я видела, как четверо мужчин поднимали такое бревно на козлы, чтобы распилить. Как им было тяжело! Да вы, наверное, тоже об этом слышали”.

Рука матери по-прежнему касалась его руки. “Посмотрите на мои руки. Думаете, я справилась бы с подобной работой?” Ее слова, похоже, убедили офицера.

“Да, чехи должны работать дальше”, - сказал он. - “Я только хочу, чтобы Кэте Нихоф не тратила свои силы на этих дикарей. А чехи работают и будут здесь работать с полной нагрузкой. Имейте это ввиду!”

“Да, здесь забот каждый день по горло”.

“Можно сказать, так оно и есть”.

“И несмотря на это, вы хотите, чтобы Кэте перешла работать в Губен? Отказаться от такой поварихи! Наверное, вы питаетесь дома и ваша жена такая же искусная кулинарка, как Кэте”.

“Я не женат”, - ответил офицер. Он не спускал глаз с матери.

“Может, ему не по вкусу моя стряпня, и он хочет от меня избавиться”, - вмешалась в разговор Кэте.

“Разве я не говорил вам много раз, что ваши супы не имеют себе равных? А ваши котлеты? А жареный картофель? А кофе? Кстати, вы давно обещали дать мне рецепт вашего жареного картофеля”.

“Ладно, сделаю”, - ответила Кэте. - “Вы получите рецепт, а за это вы оставите меня здесь, в этой кухне. Видите ли, отсюда до Вальдесру я добираюсь на своем мотоцикле за пятнадцать минут. А в своем домике после напряженного рабочего дня я могу расслабиться и отдохнуть. Мне это необходимо. Для лагеря в Губене можно и других подыскать. Я знаю по меньшей мере дюжину таких. Превосходные поварихи! Готовят так, что пальчики оближешь!”

Мать по-прежнему держала свою руку на руке офицера.

“Я совсем не знал, что вам так хорошо здесь”. Его голос был теперь гораздо спокойнее. “А ведь вы наверняка тоже хорошо готовите!” - обернулся он к матери.

“Да, пожалуй. Во всяком случае, готовку я никогда я не считала своим злейшим врагом”.

“А кто же ваш злейший враг?”

“Вы это знаете”.

“Нет, не знаю”.

“С кем мы сейчас сражаемся?”

“Со всеми”, - засмеявшись, ответил офицер.

“Мои злейшие враги - англичане и американцы”, - сказала мать.

“Почему именно они?” Мне показалось, что ответ матери удивил его.

“Потому что они разрушают наши города. Потому что почти каждую ночь мы не имеем покоя. А теперь они совершают налеты даже днем!”

“Я хочу вам кое-что сказать”. Офицер ласково погладил руку матери. “Наши злейшие враги - русские. И англичане, и американцы имеют все-таки германские корни. Они некоторым образом приходятся нам родственниками. Наши враждебно настроенные к нам братья, если так можно выразиться. Фюрер уладит этот конфликт. Когда с русскими будет покончено, все снова встанет на свои места. Они опять станут нашими друзьями, потому что мы спасем их от большевистской чумы”.

“От еврейско-большевистской чумы”, - уточнила Эрна, взглянув на мать.

“Совершенно верно - от еврейско-большевистской чумы”, - повторил офицер. - “Если мы их раздавим, это решит все остальные проблемы. А мы раздавим их, можете не сомневаться”.

“Мы раздавим их”, - повторила мать. Ее лицо приняло решительное выражение. “Мы раздавим их”.

“Прекрасно, что вы так безоговорочно верите в нашу победу”, - восхищенно произнес офицер.

“Да. Я верю в нашу победу. Безоговорочно”.

“С поддержкой таких женщин с нами ничего не случится. Такие женщины, как вы, вливают в нас новые силы, поддерживают наш боевой дух”.

Он встал и поднял свой бокал. “За нашу окончательную победу!” - провозгласил он.

“За нашу окончательную победу!” - громко повторила его слова мать. Она поднялась и стояла рядом с офицером, держа в руке рюмку. Она залпом выпила свой коньяк, и я подумал: “Сейчас она, как всегда, закашляется. И между приступами кашля начнет ужасно хохотать”. Однако она проглотила содержимое рюмки, даже глазом не моргнув. Затем она разбила свою рюмку о стол и снова села на свое место.

Все зачарованно смотрели на мать. Старый Редлих с бокалом в руке рывком поднялся с места. Постояв так некоторое время, ни капли не выпив, он молча, медленно опустился на свой стул. “Ай да мама!” - подумал я. - “Замечательно! Молодчина!”

Посмотрев по сторонам, я увидел ошеломленное лицо Эрны и полные удивления глаза Кэте. Я перевел взгляд на Рольфа. Рольф неотрывно смотрел на мать. Даже когда половина гостей уже разошлась, она все еще сидел и почти с обожанием смотрел на нее. Выглядел он довольно глуповато.