– А вы-то тут при чем?

Сайрус с горечью рассмеялся.

– Думаете, мне простят такого тестя?

– Напротив, я полагаю, вам будут завидовать…

– А если Мерси еще кого-нибудь убьет? – с отчаянием в голосе прохрипел Сайрус.

– Чего ради?

Вконец расстроенный Лекок ушел, а Ромео, насвистывая «Санта-Лючию», завершил утренний туалет. Мотив напомнил ему о свадебном путешествии в Неаполь, о Джульетте прежних времен, о рождении старшей дочери, а потом остальных малышей… Короче говоря, Тарчинини с умилением погрузился в привычные грезы. Но скоро его блаженное забытье нарушил стук в дверь. В комнату твердой поступью завоевателя вошла мисс Черити Лекок. Лицо ее кривила недовольная гримаса, в глазах сверкало презрение. Следом плелся Анджело. Старая дева сразу повернулась к переводчику:

– Анджело, скажите этому человеку, что я пришла к нему от имени «Первопоселенок»!

И между Черити и Ромео завязался диалог, а дворецкий служил посредником в этом разговоре двух миров, которые, во всех значениях этого слова, не могли понять друг друга.

– Мы приняли вас, сэр, как приличествовало встретить отца женщины, вступившей в семью Лекок, но теперь вынуждены признать, что вы обесчестили нас, обесчестили Бостон, обесчестили Соединенные Штаты!

– То, что вы сказали, ужасно глупо, но зато вы изъясняетесь очень красиво.

Мисс Лекок долго сопела от возмущения и наконец потребовала объяснений.

– Вы назвали меня дурой?

– Не вас, синьорина! Глупость – то, что вы сказали.

– Но тот, кто болтает чепуху, неизбежно идиот! Разве не так?

– Вовсе нет! Глупостей можно наговорить под влиянием каких-нибудь сильных чувств. Скажем, от страха, от ярости или из-за любви!

– Я вас не боюсь, вы слишком ничтожны, чтобы рассердить меня, а уж насчет любви… «Первопоселенки» презирают эту отвратительную слабость. Мы оставляем се другим!

Глубокий вздох Тарчинини мог бы, кажется, запустить в небо космическую ракету. Мисс Черити снизошла до удивления.

– Что с вами?

– Я страдаю.

– Страдаете?

– Да, именно так! Слыша, как женщина, подобная вам, мисс Лекок, презрительно отзывается о любви, я не могу не страдать!

Впервые в жизни Черити услышала, как ее имя ставят рядом со словом «любовь». Не веря своим ушам, она все же почувствовала легкое волнение.

– Что вы имеете в виду, мистер Тарчинини? – уже мягче спросила старая дева.

– Представляю, скольких мужчин вы сделали несчастными!

Чувствуя, что мисс Лекок наблюдает за его реакцией, Анджело с трудом сохранял серьезный вид и лишь добросовестно передавал смысл слов Ромео. Черити покраснела.

– Вы что, смеетесь надо мной?

– О нет, мисс! Если Ромео Тарчинини что и уважает, если он над чем никогда не рискнул бы смеяться, – так это любовь! Впрочем, узнай кто-нибудь в Вероне, что я посмел так кощунствовать, меня бы по возвращении закидали камнями!

Искренний пыл Ромео произвел на старую деву сильное впечатление.

– Вы так хорошо разбираетесь в этом вопросе? – почти робко спросила она.

– Я? Ma que! Да всей Вероне известно, что Ромео Тарчинини – величайший эксперт! Поэтому, едва увидев вас, я подумал: вот женщина, рожденная только для любви, и, если бы она лишь пожелала…

– Вы… вы так считаете?

– Еще бы! О Мадонна, да я просто уверен в этом! Неужели вы станете отрицать, мисс, что когда-то из-за вас дрались поклонники, а по вечерам пели серенады под окнами?

– Честно говоря…

– Ни слова больше! Я уважаю целомудрие той, что сохранила чистоту только из-за слишком высокой требовательности!

И столь же лицемерным, сколь дрожащим от искреннего волнения голосом Ромео осмелился добавить:

– Я уверен, что если кто и может понять любовные страдания, то это вы, мисс Черити!

Старая дева уже почти не сомневалась, что когда-то юноши сражались из-за ее прекрасных глаз, и даже слышала томные стоны гитары и серенады, о которых говорил этот итальянец. Вся озлобленность этой мегеры куда-то пропала, и человек, рассказывавший Черити о том, чего она сроду не слышала, вдруг показался ей симпатичным.

– Я начинаю думать, мистер Тарчинини, что несколько ошибалась на ваш счет. А может быть, меня ввели в заблуждение сплетни и наветы? Вся эта странная история с освобождением Мерси…

– Я просто опередил вас!

– Вы меня…

– Да, ведь только мы с вами можем понять то, что случилось со Стивом Мерси, ибо здесь главное – не рассудок, а сердце!

И Ромео вдохновенно оживил перед глазами мисс Лекок печальный роман Стива и Деборы. По его версии, тут повторилась история Самсона и Далилы. Мисс Лекок, несмотря на неудобства перевода, несколько обеднявшего повествование и лишавшего его первоначального накала, слушала с замиранием сердца. Черити казалось, что эта Дебора, которой она никогда не видела, словно родная сестра походила на мисс Лекок в юности, ту мисс Лекок, какой она могла и должна была быть, а впрочем, конечно, была… Потрясенный Анджело наблюдал, как эта сухая, тираничная старая дева, не более чувствительная, чем какой-нибудь рассерженный тарантул, преображается у него на глазах. Веронские чары растопили лед, и Черити таяла, приобретая совершенно новый облик. Когда Ромео умолк, в глазах мисс Лекок впервые за последние двадцать лет стояли слезы.

– Мистер Тар… чи… нини… вы не… обыкновенный человек! – пробормотала она.

Итальянец поклонился.

– Позвольте воздать должное вашей редкой проницательности, синьорина!

– Вы поступили совершенно правильно! Этот несчастный мальчик… один со своей печалью, с воспоминаниями об этой неблагодарной, неверной… Нет-нет, его нельзя бросать на произвол судьбы! Я помогу вам спасти его, мистер Тарчинини!

– Правда?

– Клянусь флагом «Первопоселенок»!

Не раздумывая о последствиях, а может, потому, что это вообще соответствовало его характеру, Ромео сжал Черити в объятиях и пылко расцеловал. Анджело зажмурился, боясь увидеть, чем это кончится, но, не слыша никаких признаков грозы, снова приоткрыл глаза. Мисс Лекок, выпрямившись и глядя куда-то вдаль невидящим взором, тихонько гладила себя по щекам.

– Dear old boy… Dear old boy…[7] – бормотала она.

Ромео остался очень доволен собой. Забывая о возрасте Черити, он искренне радовался, что все еще пленяет женщин. Распрощавшись с мисс Лекок, он решил заглянуть к Мануэлю, шоферу-массажисту Паркера, от которого молодая вдова так стремительно избавилась, пожалуй, даже слишком стремительно… Адрес Мануэля раздобыл для Тарчинини Анджело – он воспользовался особой солидарностью, царящей среди слуг из хороших домов, и тем, что, работая у Лекоков, занимал в своем кругу видное положение.

Мануэль Аррибас снимал комнату у пожилой, но очень милой дамы. Тарчинини, не пуская в ход особых перлов красноречия, выяснил, что шофер-массажист сейчас у себя. Хозяйка дома воспользовалась случаем спеть хвалу жильцу и сообщить, что за долгие годы у нее ни разу не было повода жаловаться на мексиканца. Тем не менее она признала, что со вчерашнего вечера Мануэль чем-то озабочен. Да это и понятно – трудно найти такое хорошее место, как у Паркеров, где он прослужил столько лет.

Если неожиданный визит и удивил Мануэля, то он этого нисколько не показал – профессиональный долг требует от слуг из приличных домов видеть и слышать только то, что им полагается, и сохранять полную невозмутимость в любых обстоятельствах. Аррибас пригласил гостей в свое скромное жилище, и Ромео с удовольствием отметил, что там царит безукоризненный порядок.

– Я узнал, что вы ушли от Паркеров… Собираетесь искать новое место?

– Разумеется, месье. – (Тарчинини понравилась элегантность обращения, произнесенного по-французски). – Однако я не в таком уж бедственном положении… Я кое-что скопил за то время, что работал у мистера Паркера, – он всегда был очень щедр со мной. А с другой стороны, месье, вероятно, поймет, что, так долго пробыв в хорошем доме, я не могу хвататься за первое попавшееся предложение. Я должен поддерживать репутацию.