— Враги! — почти крикнул Богдан. — Но украинцев мы перевоспитаем, сделаем сознательными.

— Это можно! — бодро согласился Тарас. — Это в два счета!

— А кто не захочет принять национальную идею, с теми у нас разговор короткий. Для таких у нас эсбе есть.

— Это что, вроде гестапо?

— Еще лучше.

Тарас засмеялся:

— Ну, тогда дело пойдет! Вешать их будем или расстреливать?

— Как придется…

— Я понимаю, друже Богдан, что под рукой окажется — веревка пли винтовка. Вот потеха будет. У немцев от смеха животы полопаются.

— Почему?

— Ну как же! Немцы хотели наш народ уничтожить. Скажем правду — побили многих, но все–таки всех отправить на тот свет не сумели. Времени им не хватило. А теперь мы сами своих будем вешать и расстреливать. Комедия!

Тарас ожидал всего. Сотник мог разозлиться, заехать ему кулаком по физиономии, ткнуть прикладом в грудь или даже пустить в него пулю. Но Богдан только строго и грустно посмотрел на него.

— Друже Карась, если ты ляпнешь такое кому–нибудь из наших, то я уже не смогу спасти тебя от смерти. А я тебе смерти не желаю. Ты мне нравишься. Я люблю веселых людей.

Это было сказано с искренней тревогой за судьбу Тараса.

Однако Тарас догадался, что еще одно чувство тревожит душу отважного, но малограмотного крестьянского хлопца. Сотенный УПА не был полностью уверен, что выбрал для себя единственно правильный и возможный путь в жизни. Почти подсознательно он искал других, более верных путей, и боялся, страшился таких поисков.

8. Гелена

Командир партизанского отряда, известный Оксане под кличкой Пошукайло, оказался совсем не таким, каким она его представляла. Это был худощавый, болезненного вида человек, одетый в приличный серый спортивный костюм, белую сорочку с заправленным на ворот пиджака отложным воротником. Если бы не ремень, на котором спереди, на немецкий манер, висела кобура с пистолетом, его можно было бы принять за сельского учителя или представителя какой–либо иной самой обыкновенной мирной профессии. Он и держался так, точно сидел не в землянке, а принимал у себя в скромном кабинете нового, молодого, только что прибывшего к нему на работу специалиста.

Поначалу разговор шел вежливый и незначительный. Пошукайло расспрашивал Оксану, бывала ли она раньше в этих местах, знает ли историю края, его особенности, какими языками владеет. Он все поглядывал и поглядывал на Оксану и, хотя в его темных, хорошо зашторенных глазах не появлялось ни удивления, ни разочарования, ни досады и, тем более радости, разведчица поняла ход его мыслей. Командир отряда, видимо, не был свободен от ревнивого чувства: как–никак дело пойманной ими лазутчицы передано другому специально посланному к ним с Большой земли человеку. Однако сейчас его, очевидно, тревожила не столь так называемая честь мундира, как то, что шансы на достижение успеха малы. Перед ним молоденькая, никогда не бывавшая в этих местах девушка. Он догадывался, что Седой прислал к нему лучшую свою разведчицу, но ведь не наделена же, в самом деле, эта девушка каким–то необыкновенно чудесным даром, и что может сделать она, если его люди и сам он ничего не добились от Гелены? Следовательно, дело безнадежное, и эта девушка напрасно рисковала, добираясь сюда. Впрочем…

— Как вы представляете себе выполнение вашего задания?

Оксана поняла, что ее испытывают на самоуверенность и апломб.

— Пока ничего конкретного, — откровенно призналась она. — На первом этапе я подчиняюсь вам лично и ничего не делаю без вашего согласия. Седой сказал, что вы разрабатываете план действий и, возможно, предложите несколько вариантов на выбор. После этого я действую самостоятельно, вернее, на свой страх и риск, однако, при возможности консультируюсь с вами. Связь через вас. Вот исходные данные.

Командир потер пальцем подбородок.

— Все это предусматривалось в лучшем случае. К глубокому сожалению, на этот раз случай такой, что… Короче говоря, мы пока что ничего не можем предложить вам.

Вот как! Он не надеется на успех. Было похоже, что Пошукайло что–то скрывает от нее.

— Она что–нибудь вам рассказала?

— Ничего. В том–то и дело. Только назвала свое имя — Гелена.

— Но, возможно, это кличка?

— Больше ничего не смогли добиться. Я сам допрашивал. Боюсь, что из этого ничего не получится.

У Оксаны появилось подозрение, что захваченной в плен лазутчицы уже нет в живых.

— Эта женщина… жива? — тихо спросила Оксана.

— Конечно! — удивился командир и тут же нахмурился: — А кто вам рассказал, что она пыталась покончить с собой?

— Вы, — невинно улыбнувшись, ответила Оксана. — Только что… Задав этот вопрос.

Командир отряда ничем не проявил своего смущения. У его глаз появились веселые морщинки.

— Отлично, — сказал он. — Но почему вы спросили, жива ли она?

— Очень просто, — пожала плечами девушка. — Я поняла так, что вы не верите в то, что мы сможем узнать тайну Гелены, а тайну похоронить может только смерть. Пока человек жив…

— Это правда, — согласился командир отряда. — Что же, допросим ее в вашем присутствии.

— Как вы думаете, почему она пыталась покончить с собой?

Пошукайло пожал плечами:

— Фанатичка. Очевидно, имелись соответствующие указания на этот счет… Она очень напугана.

— Разрешите, я с ней поговорю с глазу на глаз?

Пошукайло бросил на девушку пристальный взгляд. Очевидно, он счел ее слишком самонадеянной, и это огорчило его. Но он сказал вполне корректно:

— Пожалуйста. Желаю вам удачи.

Через несколько минут Оксана в сопровождении ординарца командира отряда подходила к низенькой землянке, у входа в которую под могучим дубом стоял часовой. Было теплое утро; подернутый дымкой лес пронизывали солнечные лучи. Невдалеке куковала кукушка, щедро отсчитывая кому–то годы жизни.

Предстоящая встреча с Геленой вызывала волнение в душе Оксаны. В те годы многие женщины даже сам полет в пассажирском самолете считали чем–то необычайным, почти героическим. Гелена пролетела над линией фронта, над странами, заполненными вражескими войсками, над сотнями стволов зенитных батарей, зорко следящих за тем, что делается в небе. Уже сам по себе этот полет был для нее подвигом. Вторым подвигом был прыжок с парашютом на землю, где Гелену подстерегала чуть ли не на каждом шагу опасность. Гелена не избежала опасности, она попала в руки тех, кого считает своими врагами. Упорное молчание, попытка покончить с собой… Очевидно, она хотела наложить на себя руки из–за боязни, что враги сумеют заставить ее рассказать о той цели, ради достижения которой она прибыла сюда в тыл немцев на Восточном фронте. Гелена предпочитала смерть, как верный залог сохранения тайны. Кто же она такая, эта женщина, назвавшаяся Геленой, в чем заключается тайна, ради которой она готова умереть, что придает ей силы — ненависть или любовь, жажда подвига или жажда мщения, слепой фанатизм или холодный точный расчет?

Оксана чувствовала, что ей необходимо получить ответы на эти вопросы, но еще не знала, каким образом сумеет она сделать это и вообще сумеет ли.

И вот перед ней эта молодая женщина. Она лежит на постеленном поверх еловых ветвей белом рядне, на боку, подтянув согнутые в коленях ноги, со связанными полотенцем позади спины руками.

— Добрый день, пани Гелена!

Женщина подняла голову, свет упал на ее мягкое, нежное лицо. Она испуганно, недоверчиво смотрела на неожиданно появившуюся девушку, заговорившую с ней по–польски, и, очевидно, старалась припомнить, не видела ли она когда–нибудь ее раньше. Удостоверившись, что не видела, молча отвернулась. Оксана зашла в землянку, присела на корточки и развязала пленнице руки. Гелена села на рядне и, растирая затекшие руки, снова внимательно и враждебно посмотрела на незнакомую девушку. У Гелены было полное, не потерявшее румянца лицо с искусанными, распухшими губами, большие серые ожесточенные глаза, над которыми нависали густые мягкие каштанового отлива волосы.