Миссис Фэй сопровождал муж - неудачливый адвокат, надеявшийся приобрести состояние на Востоке. Судно, на котором они прибыли, принадлежало христианину, поэтому ему был запрещен заход в Западную гавань, и им пришлось высадиться на берег недалеко от того места, где в более просвещенные дни будет заканчиваться трамвайная линия Рамле. Все здесь было варварским, если не считать двух больших обелисков: стоящего и поваленного; то были Иглы Клеопатры, еще не перевезенные в Нью-Йорк и в Лондон. В этом унылом месте английскую чету встретил прусский консул, некий мистер Бренди; он нашел им жилье, но сообщил плохие новости, - «прискорбную историю», как пишет миссис Фэй своей сестре. Между Каиром и Суэцом, на том самом пути, по которому они собирались ехать, был ограблен караван и несколько человек убито. Миссис Фэй это взволновало самым серьезным образом, но от осмотра достопримечательностей она не собиралась отказываться. Если она приехала в Александрию, то уж полюбуется ею! В первую очередь Иглами Клеопатры. Что означают нанесенные на них иероглифы? Она обратилась с этим вопросом к мистеру Бренди; но консул, в лучших традициях левантийцев, «видимо, знал не больше, чем мы». Его любезность была безграничной. На следующий день он добыл ослов - так как приезжие были христиане, лошадей им не полагалось - и вся компания, возглавляемая янычаром с обнаженной саблей, быстро проехала три мили по пустыне до колонны Помпея. На современных людей колонна Помпея не производит особого впечатления. Вокруг все имеет запущенный вид, турникет приводит в уныние; известно, что колонна относится не ко временам Помпея, а к эпохе Диоклетиана[65]. Миссис Фэй отнеслась к колонне с большим великодушием.
Хотя колонна ничем не украшена, ее пропорции так совершенны, что внушают каждому благоговение, которое переходит в тихую печаль, когда подумаешь о том, что прославленный герой, чье имя она носит, был на этом самом берегу предательски убит лодочниками, переправлявшими его в Александрию. Его несчастная жена стояла на только что покинутом им судне и, как мы легко можем себе представить, с невыразимым волнением наблюдала за его отплытием. Каковы же были ее страдания при виде ужасного события!
Придет время, и сама миссис Фэй, будет наблюдать без особого волнения за убийством мистера Фэя. Ее Энтони - ибо именно так его звали - доставлял ей одни неприятности, и в конце концов она была вынуждена развестись с ним. Но от этих серьезных тем давайте перейдем лучше к «уморительному происшествию», случившемуся с мистером Бренди по дороге к развалинам дворца Клеопатры. Это был очень крупный и тучный мужчина, и осёл, воспользовавшись удобным случаем, выскользнул из-под него, а консул остался сидеть на песке, расставив ноги! Что же касается дворца Клеопатры, то он не был подлинным, но подлинным было внушаемое им чувство.
Я не помню, чтобы подобное зрелище приводило меня когда-нибудь в такое волнение. Я стояла посреди развалин, предаваясь размышлениям, которые породила во мне столь унылая картина, и в конце концов мне стало казаться, что я вижу прежнюю владелицу дворца среди роскошных пиршеств со своим страстным возлюбленным, Марком Антонием, который ради нее пожертвовал всем.
Письмо заканчивается описанием приема в доме у Бренди - откровенно ядовитым, злым описанием. Элиза - дитя своего века: притворно-возвышенные чувства прикрывают интерес к бытовым мелочам и сатире.
Нас очень любезно приняла миссис Бренди, уроженка здешних мест; она немного говорит по-итальянски, поэтому нам удалось вести нечто вроде разговора. По случаю нашего приезда она надела забавнейший пестрый наряд; темнолицая, низенькая, настоящая коротышка, она показалась мне каким-то никогда дотоле невиданным, причудливым, роскошно украшенным чурбаном. Голова у нее была повязана косынкой, расшитой шнурами с очень крупными блестками, перемежающимися жемчужинами и изумрудами; шея и грудь были украшены так же. Прибавьте ко всему этому вышитый пояс с двумя золотыми пряжками, величиной, по-моему, не меньше четырех квадратных дюймов, огромные серьги и большую брильянтовую ветку на лбу - и вы, бесспорно, согласитесь, что фигуру она являла собой весьма блестящую. Нам представили и их славную дочку - девочку лет семи, украшенную в том же стиле, но, несмотря на нелепый пышный наряд, она все равно выглядела хорошенькой. В общем, я была довольна обеими, и матерью, и дочерью; выражение их лиц и их поведение отличалось добротой, а чужеземца в чужой стране (а ведь именно таковыми мы и были) любые незначительные знаки внимания утешают и успокаивают; в особенности, когда чувствуешь вокруг себя враждебность, которую поневоле ощущает здесь каждый европеец. По сравнению с неотесанными, грубыми людьми, управляющими этой страной, я чувствовала себя запросто среди уроженцев Франции и, сказала бы даже, Италии.
Перед расставанием наш хозяин подал нам книгу, содержавшую записи, которые свидетельствовали о его вежливости и внимании к путешественникам; они были подписаны многими влиятельными лицами. Мистеру Фэю и мне было тоже предложено поставить свои подписи в этом списке, Мы исполнили его просьбу, но были удивлены, что джентльмену в его положении приходится прибегать к такому приему, который не может не унизить его в глазах гостей.
Последнее замечание довольно язвительное, если принять во внимание, как много консул сделал для нее. Но ведь она и есть язва, энергичная, наблюдательная, но язва.
II
Невзирая на погоду и слухи об ограбленных караванах, Элиза заставила своего мужа как можно скорее отправиться вглубь страны, и теперь пришло время немного рассказать об их приключениях. Нашим путеводителем будет ее перо. Оно прокладывает себе путь сквозь препятствия; единственное, что сдерживает его хозяйку, это страх перед турецким цензором и желание скрыть от друзей на родине дурные предчувствия. Стоит случиться несчастью, и она его описывает. Но к будущему она всегда относится с доверием, оптимистически, и ее доблестная решимость мириться с трудностями придает очарование характеру этой особы, в иных обстоятельствах несимпатичной.
Супруги Фэй избрали путь по реке. Так как канал Эль-Махмудия еще не был прорыт, им пришлось морем добираться до Розеттского устья Нила[66]. Они чуть не потонули на мелководье, но едва они его миновали, как от берега внезапно отделилась лодка с грабителями, и мистеру Фэю пришлось стрелять в них сразу из двух пистолетов. Они ушли от преследователей и быстро достигли Розетты, в те времена более значительного и, по-видимому, гораздо более опрятного города, чем Александрия. Элиза пришла в восторг. На нее сразу же нахлынули мысли об Англии и библейские образы:
Розетта поражает своей чистотой, тем более отрадной, что здесь редко когда удается встретить ту чистоту и опрятность, к которым мы привыкли дома. Окружающая местность интересна своей новизной, в особенности, когда вспоминаешь, что здесь когда-то временно пребывали сыны Израиля.
В моей памяти возникла прекрасная, я сказала бы, ни с чем не сравнимая история Иосифа и его братьев, я любовалась берегами, где на старости лет нашел себе убежище глава рода, а его раскаявшиеся сыновья склонили голову перед младшим братом. Мне казалось, что я во сне, так удивительно было, что я нахожусь здесь.
То, что Иаков когда-то жил в провинции Бихеира, - это, конечно, новость. Миновав ее, а затем пирамиды, которые супруги Фэй видели только издали, последуем за ними в Булак, «порт Великого Каира», где их бедственное положение усугубилось. Ввиду того, что ограничения для христиан здесь были еще более суровыми, чем в Александрии, миссис Фэй, чтобы вступить в город, должна была одеться, как одевались местные женщины. «Прежде всего, мне пришлось надеть шаровары и желтые кожаные полусапожки, а поверх них комнатные туфли»; затем длинное атласное платье, другое платье, с короткими рукавами, шелковый халат, напоминавший стихарь; со лба до самих ног свисала кисея, а поверх всего накидывалось черное шелковое покрывало. «В таком одеянии, спотыкаясь на каждом шагу, я двинулась вперед; с большим трудом взобралась на свое благородное животное, но так как вуаль мешала мне свободно дышать, я чуть не умерла по дороге». Она въехала в европейский квартал, где царили ужас и смятение. Слухи относительно каравана оказались ничуть не преувеличенными. Только что были получены подробные сведения. На караван напали между Каиром и Суэцем, всех путников поубивали или же бросили умирать на солнце; хуже того, турецкие власти так расстроились из-за последовавшего скандала, что грозили уничтожить всю европейскую колонию, если только вести об этом просочатся за пределы района. Решили, что миссис Фэй будет в безопасности у итальянского врача. Когда она, спотыкаясь, брела к его дому, у нее с лица соскользнула вуаль, и какой-то прохожий упрекнул ее в непристойном поведении. К тому же она заболела.
