Все это было, прямо скажем, на редкость приблизительно и спекулятивно, и последние года два у него появилось чувство, что подобные семинары долго не протянут.

Негоже забалтывать действительность, и ни ужасающие уличные беспорядки в телерепортажах из той или иной страны "третьего мира", ни столь же ужасные колебания курсов валют никак не укладываются в теоретические модели, разработанные в пятидесятые годы командой экспертов, поставивших перед собой простую — проще некуда — задачу: предсказать последствия продолжающегося промышленного роста.

В его собственном промышленно развитом отечестве уже не хватает средств ни на уборку снега зимой, ни на бифштекс или хоть какую-нибудь мясную пищу для рабочей семьи.

Почва уходит из-под ног у промышленно развитого мира, а тут какие-то болтуны прогуливаются по берегу.

В то время как другие плавают ради собственного кровообращения, а кое-кто упивается великой страстью под бумажной обложкой.

Завтра он уезжает в Джексонвилл и увозит американскую девушку. Ее самолет на Бостон (дался ей этот Бостон — но зачем-то ей туда надо) вылетает рано утром, а ему еще сидеть полдня с книжкой в аэропорту. Что его, видит Бог, не особенно огорчает.

У него было предчувствие, что если он останется еще на день-два, то окажется втянутым во взаимоотношения немецкого профессора и его молчаливой, сдержанно-послушной жены и будет вынужден играть роль свидетеля при этих двоих, вовлеченных на самом деле в скрытую войну не на жизнь, а на смерть, и что подобная роль — свидетеля — отвлечет его, измучит и отнимет немало времени, еще много недель кряду.

Они тепло, даже как-то настораживающе тепло простились на стоянке у административного здания.

Профессор намеревался остаться еще на две недели и заняться своим кровообращением.

На шоссе, пролегающем главным образом среди мангровых зарослей, с тех пор как они въехали на материк, машин было совсем немного.

В Джексонвилле он спокойно попрощался с американской девушкой, как только объявили ее самолет, и она весело помахала ему своей косметичкой и еще недочитанным романом в бумажной обложке про страсть.

Не удержавшись, он расхохотался — от некой радости, что вот бывает же такое, — и легким шагом направился в бар заказать большую чашку кофе.

Еще осталось время позвонить домой и сказать, что, по его расчетам, он прилетит часов через восемнадцать.

Было ощущение, будто он пережил один из тех романов, что не смогли осуществиться просто потому, что, хотя имелись все необходимые ингредиенты, никто не посмел привести их в более тесное взаимодействие.

О, эти горы, что родят мышей!

Вернувшись ноябрьской пятницей, он понял совершенно отчетливо, что будет снег; он ощущал, что снегопад готов начаться с минуты на минуту — так сух был воздух.

Прибыл он трехчасовым поездом; не было смысла брать машину в Арланде, спешить ему некуда.

Дома никого; он уселся у кухонного окна, чтобы быть как можно заметнее с дороги: если жена вернется не одна, у нее будет возможность сразу же увидеть его и избежать неудобных неожиданностей.

Вместо того чтобы объявиться вместе с любовником, она сама куда-то пропала. Он сидел час за часом, тихонько гудела батарея отопления, и ему вдруг захотелось глянуть, нет ли писем, но в последний момент расхотелось:

ему ничего не могло прийти, кроме счетов да приглашений на очередные конгрессы, каковые его уже ничуть не привлекают.

Знать хотя бы, где ее черти носят!

Он уже всерьез подумал обзвонить кое-кого из знакомых и родственников, но воздержался.

Легко показаться смешным.

Он дважды приложился к виски и отправился спать.

Заснуть было абсолютно невозможно. Что-то ныло в области диафрагмы, не обычное голодное подсасывание, а нечто другое, нет, не плач, плакать было бы ребячеством, скорее плач в его твердой, кристаллической форме. Чувства имеют свойство становиться банальными, едва прорвавшись наружу.

Он не мог отыскать той любви, которую когда-то, должно быть, питал к ней, — разные мелочи на кухне, следы ее возни с цветам на подоконнике, она, похоже, только что уехала, — все говорило ему, что когда-то он, должно быть, любил ее, — и взамен надо теперь найти что-то другое.

Словно Лючия в сцене безумия у Доницетти в "Лючии ди Ламмермур".

Обманутая вероломной любовью, словно бы весь мир, даже ветер, даже горы предали ее, она не может отыскать свою любовь.

Взамен она находит что-то другое, смешное, нечто пародийное, нечто банальное. Шлягерный мотивчик взамен великой песни.

Да и тот звучит недолго.

О. эти горы, они только мышей и родят!

Утро выдалось безветренным, холодным, сухой снежок хрустел под ногами.

Заснул он ближе к шести и, уже заснув, вспомнил, что она улетела с подругой чартерным рейсом на Родос.

Он натянул ботинки, тренировочный костюм, перчатки.

И выскочил на сухой ноябрьский воздух, как раз перед очередным снегопадом, и побежал легко и ритмично, и больше не знал уже, от чего, собственно, убегает.