– Миссис Клуни, я вынуждена задать вам вопрос: не появлялся ли здесь ваш муж в последние несколько часов? Может быть, он звонил вам?

– Нет, он не появлялся. И не появится. Я уже сказала это другому детективу. И еще я ему сказала… Мне кажет­ся, произошла какая-то чудовищная ошибка. – Она машинально убрала со лба каштановый локон – такой же выцветший и блеклый, как ковры и обивка на стульях. – С Артом уже давно не все в порядке, он словно сам не свой, но он не мог совершить те чудовищные вещи, которые ему приписывают.

– Почему вы так уверены в том, что он здесь не по­явится, миссис Клуни? Ведь вы его жена, а это его дом.

– Да. – Женщина опустилась на стул, словно ноги от­казались ей служить. – Так оно и есть. Но он будто забыл об этом или перестал в это верить. Он заблудился, сбился с пути, потерял надежду и веру. С тех пор как умер Тад, все у нас переменилось.

Желая расположить к себе женщину, вызвать ее на от­кровенность, Ева подалась вперед, показывая, что она вся внимание.

– Миссис Клуни, я хочу спасти вашего мужа, протя­нуть руку помощи, в которой он сейчас так нуждается! Ку­да он мог направиться?

– Раньше я могла бы ответить на этот вопрос, но сей­час… – она на секунду задумалась, – даже не представ­ляю. – Из кармана застиранного фартука женщина выта­щила смятый платок и поднесла его к глазам. – Арт давно перестал разговаривать со мной, и я не знаю, что у него на душе. Сначала, после того как убили Тада, мы сблизились еще больше, вместе оплакивали сына. Он был таким чу­десным мальчиком, наш Тад…

Она посмотрела на фотографию в рамке из полиро­ванного серебра, с которого смотрел молодой человек в парадной полицейской форме.

– Мы так любили его, так им гордились! А когда поте­ряли, эта любовь и гордость помогали нам справляться с горем. Мы старались поддерживать его жену; нам было легче от того, что рядом с нами растет внук.

Миссис Коли встала и взяла с комода еще одну фото­графию. На ней Тад был изображен рядом с улыбающейся молодой женщиной и розовощеким малышом.

– Какой они были замечательной семьей!

Женщина любовно погладила лица на снимке, затем поставила его обратно и села.

– Потом, через несколько недель после того, как мы потеряли Тада, Арт начал меняться – стал замкнутым, раздражительным, все время думал о чем-то своем. Он не делился со мной своими мыслями, перестал ходить к мес­се. Мы ссорились, но затем и это закончилось. Мы уже не жили, а существовали в этом доме.

Она обвела взглядом вещи, которые на протяжении многих лет окружали ее, так, будто теперь они принадле­жали чужим людям.

– Миссис Клуни, вы не могли бы вспомнить, когда именно начались эти перемены в вашем муже?

– Почти четыре месяца назад. После того, как прожил с человеком почти тридцать лет, должно казаться, что это смехотворный срок, правда? Но мне эти четыре месяца показались вечностью.

«Да, по времени все совпадает», – подумала Ева. Ку­сочек головоломки с первым убийством встал точно на свое место.

– Иногда он вообще не возвращался вечерами домой, а если ночевал, то в спальне Тада. Потом Арт уехал. Он сказал, что очень сожалеет, но должен закончить кое-ка­кие дела и только тогда сможет снова быть мне мужем. Никакие уговоры не смогли поколебать его решения, и, пусть простит меня всевышний, в тот момент я была на­столько измучена и опустошена, что мне было все равно. «Пусть поступает, как хочет», – решила я.

Женщина плотно сжала губы и сморгнула слезу.

– Я не знаю, ни где он находится, ни что он натворил, но я хочу, чтобы мой муж вернулся ко мне. Если бы мне было известно что-нибудь, что помогло бы мне вернуть мужа, я бы рассказала вам.

На этом беседа закончилась. Ева обошла соседей, по­говорила с ними, и в итоге в ее мозгу сложилась странная картина: по словам всех, кто знал Клуни, это был верный друг, любящий муж и отец, а также добропорядочный гражданин. За последние сутки никто о нем ничего не слышал – по крайней мере, так все говорили.

– Вы им верите? – спросила Пибоди, когда они воз­вращались в город.

– Я верю его жене. Она слишком напугана и сбита с толку, чтобы лгать. Клуни знает, что его дом, друзья и родственники у нас под колпаком, он достаточно умен, чтобы не соваться ни к кому из своих знакомых. И все же, когда вернемся в управление, нужно будет на всякий случай еще раз просмотреть его досье. А вдруг мы что-то упустили?

Однако два часа упорной работы с информацией по Клуни не принесли никаких новых результатов. Ева при­жала кончики пальцев к глазам, думая о том, что надо бы выпить еще кофе, а когда снова открыла глаза, увидела в дверном проеме доктора Миру.

– Ева, вы слишком много работаете!

– Да, откровенно говоря, у меня скоро пар из ушей пойдет. Простите, доктор, разве у нас с вами была назна­чена консультация?

– Нет, просто я подумала, что на этой стадии рассле­дования вам может понадобиться мое профессиональное мнение относительно Клуни.

– Да, конечно. Спасибо, доктор. – Ева обвела взгля­дом свой кабинет. – Извините за беспорядок. В послед­ние несколько дней я не пускала сюда уборщиков в связи с режимом секретности.

– Пусть вас это не беспокоит, – Мира пристроилась на уголке письменного стола. – Я не верю в то, что у Клу­ни могли измениться планы. Его внимание по-прежнему сфокусировано на вас, и, следовательно, он будет оставаться где-то неподалеку.

– Однако он обещал также, что не будет больше уби­вать полицейских, и все же, не колеблясь, воткнул нож в Вебстера.

– Это было скорее импульсивное, нежели обдуманное действие. Тем более, что он целился в вас, а потом, несо­мненно, оправдывал бы этот поступок необходимостью самозащиты. Вы ведь пришли за ним – вы и сотрудник отдела внутренних расследований. Я полагаю, Клуни все еще в городе, готовится к новым действиям и использует при этом все свои профессиональные навыки.

– Да, наверное. Я тоже скорее всего действовала бы именно так, если бы решила довести до конца какое-ни­будь дело, а потом умереть. – Ева много думала об этом, в очередной раз пытаясь забраться в мозги Клуни. – Ведь он собрался умереть, не так ли, доктор?

– Думаю, что так. Клуни будет ждать до тех пор, пока не истечет срок, который он вам отвел. И если вы не упра­витесь за это время, не сможете доказать свою невинов­ность, он попытается вас убить. Впрочем, последним штрихом в его крестовом походе может стать попытка убить Рикера, но затем он непременно покончит с собой. После всего случившегося он не сможет смотреть в глаза жене, коллегам, своему священнику. Зато он будет чувствовать, что с чистой совестью может предстать перед своим сыном.

– Я не допущу, чтобы это случилось!

Поначалу Ева намеревалась отправиться прямиком домой, но по дороге позвонила в больницу, выяснила, что состояние Вебстера остается прежним, и этот лаконичный ответ ее не удовлетворил. Она все привыкла перепрове­рять сама.

Ева шагала по полутемному коридору, который вел к отделению реанимации. Ей был противен больничный за­пах, но еще более отвратительно незримое прикосновение больницы, которое она ощущала почти физически. Когда ее остановила дежурная сестра и спросила, является ли она родственницей раненого, Ева не колебалась ни секун­ды. Она солгала. А уже через несколько секунд стояла в крохотной стеклянной кабинке, в которой было еще тес­нее от каких-то сложных приборов, окружавших кровать, и смотрела в белое лицо Вебстера.

– До чего же ты любишь выпендриваться! – говорила она. – Или ты сделал это специально, чтобы меня разо­злить? Ты же знаешь, как мне неприятно стоять здесь и видеть тебя полуживым! Черт бы тебя побрал, Вебстер!

Она умолкла и накрыла ладонью его руку. Рука была холодной, слишком холодной.

– Думаешь, мне некуда девать время, как только тас­каться по больницам и навещать всяких охламонов? У ме­ня работы по горло, а ты, вместо того, чтобы помочь мне, прикидываешься дохлым и лежишь тут на всем готовень­ком! Встал бы лучше, чем в коме валяться!