– Какая очаровательная комната! – воскликнула она, рассматривая обои и старинную мебель мягких пастель­ных тонов. – Боже мой, Ева, это Моне?!

Ева посмотрела на картину, выполненную в той же цветовой гамме.

– А хрен его знает!

– Конечно же, это он! – благоговейно сказала Мира, подойдя к картине и внимательно рассматривая ее. – Да, как я завидую вашей коллекции…

– Она не моя.

Повернувшись к Еве, Мира понимающе улыбнулась:

– Какая разница, кому она принадлежит! Ведь вы можете каждый день наслаждаться ею! Можно, я присяду?

– Да-да, конечно! Извините. И простите за то, что я столько всего на вас вывалила за такое короткое время.

– Мы обе привыкли работать в быстром темпе, а эти убийства подняли настоящую бурю в нашем управлении. Находиться в эпицентре такой бури наверняка очень тяж­кое испытание.

– Я к этому привыкла.

«Да, но здесь есть что-то еще!» – подумала Мира. Она слишком хорошо знала Еву, чтобы не обратить внимания на ее состояние, о котором говорили почти незаметные для постороннего глаза внешние признаки. Но она реши­ла, что это может подождать.

– Должна сказать, что мои выводы совпадают с ваши­ми: обе жертвы убиты одним и тем же человеком. Почерк, несомненно, одинаков: монеты, полицейский значок, ле­жащий в крови, способ заметания следов…

– Я почти не сомневаюсь, что убийца – полицей­ский, – сказала Ева. – Или отставной полицейский.

– Очень похоже. Ваш убийца действует с крайней жестокостью, но ему хватает хладнокровия, чтобы позабо­титься о своей безопасности. Судя по всему, его ярость носит личный, я бы даже рискнула сказать, интимный ха­рактер. Из этого можно сделать вывод, что речь идет об убийстве полицейского полицейским.

– Как вы думаете, он убил Миллза и Коли, поскольку считал их продажными? Или потому, что он сам коррум­пирован?

– Мне кажется – первое. Это не похоже на акт само­защиты. Похоже, ваш убийца действует по какой-то сис­теме, полагая, что вершит правосудие. Он хочет, чтобы его жертвы были заклеймены как Иуды, хочет, чтобы их пре­ступления стали всем известны.

– Но почему в таком случае просто не разоблачить их? Найти и обнародовать факты их преступлений?

– Этого мало! Что им за это светит? Потеря полицей­ского значка, увольнение… Ему этого недостаточно… Воз­можно, он понес незаслуженное и несправедливое наказа­ние, связанное с работой. Если против него было сфабри­ковано ложное обвинение в нарушении правил или закона, он больше не доверяет системе.

– Как по-вашему, жертвы знали убийцу?

– Да, в этом я уверена. И не только потому, что они оба оказались совершенно не готовы к нападению. При­чиной такой жестокости могла являться только тесная связь. Очень вероятно, что они работали когда-то вместе с ним. Возможно, какие-то их действия или поступки при­вели – по крайней мере в глазах убийцы – к той несправедливости, которая была допущена в отношении его. Ко­гда вы его найдете, Ева, вы легко обнаружите эту связь между ними.

– Как вы полагаете, убийца обладал какой-то вла­стью?

– Любой человек с полицейским значком обладает властью.

– Я имею в виду, не занимал ли он какой-нибудь ру­ководящий пост?

– Возможно. Но потеря поста для него не главное, нет. Им движет гнев, порожденный разочарованием в сис­теме, которую он представлял. В системе, служить кото­рой верой и правдой присягнули его жертвы.

– Но если система предала его, а они оба предали сис­тему, в чем же их можно обвинять?

– В том, что они использовали эту систему, а ему не удалось.

Ева кивнула. Ситуация стала проясняться.

– Мы уверены, что кто-то из сотрудников Сто двад­цать восьмого отдела связан с организованной преступно­стью, с Максом Рикером.

– Да, в вашем докладе это доказано с полной очевид­ностью.

– Должна сообщить вам, доктор Мира, что уже совер­шенно точно установлено: детектив Коли был чист, он участвовал в операции против Рикера.

– Ясно. – Светлые глаза Миры подернулись дым­кой. – Ясно…

– Мне неизвестно, знает ли уже об этом убийца, но думаю, что пока нет. Какой может быть его реакция, когда он узнает, что Коли был чист?

Мира встала со стула. Профессия требовала от нее умения влезать в шкуру убийцы, проникать в его созна­ние. Но всякий раз это было непросто. Размышляя над от­ветом, она подошла к одному из многочисленных окон гостиной и посмотрела в парк, усеянный множеством тюльпанов. Они переливались океаном различных оттенков и цветов, как на картине Моне. «Ничто так не успо­каивает, как вид ухоженного сада», – подумала Мира.

– Сначала преступник этому просто не поверит. Он ведь не прирожденный убийца, а слуга правосудия! Но ко­гда это выяснится на сто процентов, он придет в ярость. В ней – его единственное спасение. Система вновь преда­ла его, заставив отнять жизнь у невиновного человека, а значит, кто-то должен заплатить за это. Может быть, следующей жертвой станет кто-нибудь из отдела внутренних расследований, с которого все и началось. А может быть, этим человеком станете вы, Ева, – сказала она, повернув­шись к Даллас. – Потому что вы одна из тех, кто, хоть и не напрямую, заставил его пережить этот ужас. Теперь он опять начнет мстить – уже не только за себя, но и за Ко­ли. Да, я не сомневаюсь: как только он узнает и осознает все это, он вновь начнет убивать. И он будет убивать до тех пор, пока его не схватят.

– В таком случае пусть уж он выберет меня. Скажите, как я могу специально привлечь его внимание к себе?

Мира покачала головой:

– Вы полагаете, я буду вам помогать в таком деле, да­же если бы и могла?

– Лучше знать точно его цель, чем искать ее в потем­ках предположений.

– Да, вы должны рассуждать именно так, – задумчиво сказала Мира. – Но вы не можете управлять его сознани­ем, Ева. У него своя собственная логика, и он уже выбрал очередную цель. Правда, эта информация, когда он ее узнает, может изменить его планы. Он погорюет – и вне­сет коррективы в свою схему.

Ева нахмурилась.

– Как можно защитить каждого полицейского в горо­де и его окрестностях, особенно если все они смотрят на тебя, как на личного врага? – пробормотала она.

– Вас только это беспокоит? Вы не можете избавиться от того, что это касается лично вас?

– Нет. – Ева пожала плечами. – Нет. С этим я справ­люсь.

– А с чем вы боитесь не справиться? Вот что, Ева. Те­перь, когда мне больше нечего вам сказать по поводу пси­хологического портрета убийцы, я хотела бы знать, что вас беспокоит.

– Ничего серьезного, уверяю вас. – Ева поднялась, давая понять, что беседа закончена. – Я благодарна вам за то, что вы нашли время прийти сюда. Я знаю, что достави­ла вам неудобства.

Однако она забыла, что в этой комнате не только у нее есть характер.

– Сядьте, я еще не закончила. – Удивившись требо­вательному тону Миры, Ева подчинилась. – Я просила рассказать о том, что вас волнует. Вы выглядите несчаст­ной и расстроенной. И я подозреваю, что причина этого кроется в вашей личной жизни.

– Да, это носит личный характер, и мне не хоте­лось бы…

– Ваши ночные кошмары усилились в последнее вре­мя? Вас опять мучают видения?

– Нет, черт побери! Это не имеет ничего общего с мо­им отцом и моим прошлым. И вообще это мое личное дело!

– Вы должны понять кое-что. Вы мне далеко не без­различны, Ева.

– Доктор Мира…

– Успокойтесь! – Приказание, отданное таким теп­лым, спокойным и доброжелательным тоном, возымело свое действие. – Я скажу об этом, даже если вас это поко­робит: я отношусь к вам, почти как к дочери. Мне жаль, что вас это смущает, – добавила Мира, увидев, как по ли­цу Евы пробежала тень. – Вы не знаете моих детей, но они могли бы вам рассказать, какой я бываю беспощадной, когда меня беспокоит их благополучие. Я стараюсь не вмешиваться в их личную жизнь, но причины возмож­ных неприятностей я должна знать.

Ева была ошеломлена. В ней боролись столь противоречивые чувства, что она не могла вымолвить ни слова. У нее никогда не было матери, и теперь она не знала, как вести себя с этой женщиной.