Сарказм его действовал мне на нервы.
— У него были и другие причины, Павел. Не только тоска по родным.
— Ни одна из этих причин не убедит меня, что это надежный человек.
Я оставил его в покое, решив вернуться к этому разговору завтра, чтобы у него было
время поразмыслить. Варнава пытался меня предостеречь.
— Но таить обиду — это же грех, Варнава! — Мы быстро подмечаем чужие
недостатки, не видя их в себе самих.
— Да, но дело в том, что Павел, более чем кто-либо, кого я знаю, руководим
решимостью нести повсюду слово о Христе. Поэтому, он не всегда понимает людей, не столь
к этому устремленных.
Пропустив мимо ушей его мудрый совет, я сделал новую попытку. Я решил не ходить
вокруг да около.
— Ты так красноречиво говорил о благодати, Павел. А для Иоанна Марка у тебя ее нет?
— Я простил его.
Тон его вызвал у меня раздражение.
— Очень мило с твоей стороны!
Как легко забыть, что едкие слова только разжигают пламя гнева.
Павел посмотрел на меня. Взгляд у него был мрачный, щеки пылали.
— Он бросил нас в Пергии! Я могу простить, но не могу позволить себе забыть его
трусость.
— Иоанн Марк — не трус!
41
— Я бы больше уважал его, если бы он сам говорил за себя!
Что бы я ни делал, все становилось только хуже.
*
Сразу же по прибытии в Сирийскую Антиохию я зачитал письмо Церкви. Христиане из
язычников вздохнули свободно, узнав о постановлениях Иерусалимского совета. Некоторые
же христиане из иудеев принялись спорить. Когда семя гордости уже пустило корень, вырвать его непросто. Мы с Иудой остались проповедовать учение о благодати Христовой
всем, уверовавшим в распятие, погребение и воскресение Иисуса. Некоторые иудеи не
желали слушать и ушли. Мы же продолжали наставлять тех, кто не обманывался
человеческой гордыней, внушаемой добрыми делами. Мы надеялись утвердить их в вере, чтобы им устоять перед лицом гонений: мы ведь знали, что они приближаются.
Я часто слышал проповеди Павла. Он был великолепным оратором, подкреплявшим
свою речь доказательствами из Писания. С какой легкостью он переходил с греческого на
арамейский. В спорах никогда не уступал, но с помощью своего выдающегося ума
завоевывал новые души — или же возбуждал ярость толпы! Не существовало вопроса, который поставил бы его в тупик.
Я начал понимать затруднения Иоанна Марка. Рядом с человеком, пережившим столь
драматичное обращение, обладающим таким могучим умом и образованием, даже самый
ревностный христианин мог почувствовать себя совершенно не приспособленным к
служению. Если бы не преимущества, полученные мною в юные годы, возможно, это
смутило бы и меня. Я не боялся Павла, но его пылкость нрава и всегдашняя уверенность в
собственной правоте нередко раздражали и меня. То, что он на самом деле всегда оказывался
прав, вызывало у меня уважение, но не способствовало привязанности. Только позже, ближе
познакомившись с ним, я полюбил его, как брата.
*
Из Иерусалима пришло письмо.
Павел наблюдал, как я читаю свиток.
— Что случилось?
— Ничего. — Я скатал его, внутренне удивляясь, почему известие о том, что пора
домой, так расстроило меня. — Нас с Иудой вызывают назад в Иерусалим.
— Когда уладишь там свои дела, возвращайся в Антиохию.
Его приказ меня озадачил. Мы мало разговаривали после спора, касавшегося Иоанна
Марка. Хотя оба мы относились друг к другу с уважением и были едины в вере в Иисуса
Христа, между нами всегда оставалась преграда. К тому же, чтобы разрушить ее, ни один из
нас не прилагал больших усилий.
— Ты хороший учитель, Сила.
В ответ на эту похвалу я приподнял брови и наклонил голову.
— Ты тоже, Павел. — Я не льстил ему. — Никогда не слышал, чтобы кто-либо так
продуманно и убедительно защищал дело Христово. Если бы вера шла от разума, весь мир
бы уже уверовал, что Иисус — Господь.
— Нужно делать то, что Иисус повелел! Мы должны идти и научить все народы!
— И научите — вы с Варнавой. — Я слабо улыбнулся. — И другие, — добавил я, имея
в виду Иоанна Марка.
— Ты хорошо подходишь для этого, Сила. В совете двенадцать членов, и они могут
избрать еще кого-нибудь из знавших Иисуса и сопровождавших Его три года, когда Он
проповедовал. Пусть совет бросит жребий, кто будет вместо тебя.
Всякому нравится считать себя незаменимым…
— Я не думаю…
— Не думаешь, что можно решать, не спросив Божьей воли? Я прочел ее на твоем лице, когда ты читал письмо, которое держишь в руках. Тебе больше по душе учить, чем управлять.
42
— Но об управлении я знаю больше.
— Когда мы утешаемся Богом, Он исполняет желание нашего сердца. Так говорит
Писание. А твое желание — идти в мир и проповедовать. Ты что, будешь это отрицать?
— У каждого из нас свое место в теле Христовом, Павел. Я должен служить там, где во
мне нуждаются.
Он хотел сказать что-то еще, но сжал губы. Покачал головой, развел руками и удалился.
Мы с Иудой вернулись в Иерусалим и в Совет. Я беседовал с Иоанном Марком и видел
его разочарование.
— Я сам пойду в Антиохию и поговорю с Павлом. Может, тогда он увидит, что я уже не
боюсь.
Я подумал, что это мудро. Молодой человек приходился родственником Варнаве.
Возможно, Варнава уговорит Павла дать ему еще одну возможность. Что до моего
собственного желания вернуться в Антиохию, я предоставил это Господу. Я знал, что
найдутся и другие, кто может сопровождать Павла, люди с большей мудростью, чем у меня, способные сносить его крутой нрав. Но мне этого хотелось. Он будоражил мою веру. В его
обществе невозможно было закоснеть в самодовольстве.
Через некоторое время, после того как Иоанн Марк покинул Иерусалим, из Антиохии
пришло письмо для Петра и Иакова.
— Сила, Павел просит освободить тебя от обязанностей в Совете, чтобы ты мог
отправиться с ним в Сирию и Киликию. Он хочет посетить основанные им церкви и
посмотреть, как там дела.
Такая просьба удивила меня.
— А Варнава? Он что, заболел?
— Они с Иоанном Марком отплыли на Кипр.
Можно было себе представить, что произошло между Павлом и Варнавой. Павел так и
не смягчился, а Варнава не мог позволить юному родственнику окончательно упасть духом.
И правильно сделал.
Петр посмотрел на меня:
— Павел говорил с тобой об этом в Антиохии?
— Да. — Я почувствовал на себе пристальные взгляды. — Я сказал Павлу, что буду
служить там, где во мне больше нуждаются.
Иаков изучал мое лицо.
— Ты ведь молился об этом, верно?
— Не переставая.
Члены совета начали обсуждение. Некоторые не хотели отпускать меня из Иерусалима.
Мои способности к управлению приносили пользу Церкви. Но я знал: Павел прав. Мое место
могут занять и другие — люди, проявившие силу характера и веры, выстоявшие в гонениях.
— Ты провел много времени в путешествиях, больше других, Сила. Ты будешь Павлу
хорошим спутником. Чувствуешь ли ты призвание от Бога на этот труд?
— Да. — Я просил Господа, если это Его воля, дать мне явную возможность, — письмо
Павла и решение Совета лишали меня последних сомнений.
Другие вопросы подождут, пока мы не встретимся с Павлом в Антиохии.
Мы помолились и прибегли к жребию. На мое место был избран Варсава. Это был
честный трудолюбивый брат, многократно доказавший свою любовь к Иисусу и Церкви.
На следующее утро я отправился в Антиохию.
*
Павел приветствовал меня холодно:
— Это ты его прислал, так ведь?
Можно было не спрашивать, что он имеет ввиду. Все читалось на его лице. Неужели
гнев его так велик, что помешает нам трудиться вместе?
— Иоанн Марк сказал мне, что намерен поговорить с тобой. Он думал, что тогда ты