Лишь к полудню добрался до судоремонтного завода. На душе было поганей, чем во рту, а в мозгу тупо пульсировала единственная мысль: «Перебрал… Получился перебор…» Хотел незаметно проскользнуть к себе в каюту, но возле салона налетел на капитана и старпома. Бирин критически оглядел его небритую физиономию, помятую куртку, запыленные туфли. Потом холодно сказал:

— Прошу привести себя в порядок и явиться ко мне.

Через полчаса он так же жестко говорил:

— Проект приказа о вашем безобразном, порочащем заполярных рыбаков поведении у меня есть. Советую позаботиться, чтобы он остался только проектом. Мы не дети и понимаем, что людям на нашей работе нужна разрядка. Но я не намерен краснеть перед командой и ремонтниками, когда мой второй помощник опаздывает на вахту, проспав до полудня у портовой проститутки! Прошу к вечеру представить мне объяснительную. А сейчас возьмите трех рабочих и погрузите на машину шлюпку. Отвезите ее вот по этому адресу.

Эта отремонтированная и свежепокрашенная шлюпка уже давно стояла на палубе. Когда кран перенес ее на широкую платформу МАЗа и Игорь полез проверить прочность крепления, он увидел новый двигатель и большой комплект запчастей к нему. В кабине рядом с ним оказался пухленький человечек по фамилии Морозов.

— Документы оформили?

— Да, да, конечно… — заторопился человечек.

Игорь заглянул в них и присвистнул, в пропуске значилась «шлюпка типа «шестивесельный ял», к употреблению непригодная, проданная… гр-ну Морозову П. А. для разделки на дрова…».

В дороге разговорились. Пухленький охотно объяснял, что нет, сам он не рыбачит, а вот Марк Анастасович очень это уважает, что и дача, где сгрузят шлюпку, не его, а Бирина, что строили они ее на паях, потом капитан дал откупного, но кое-что вместе они еще делают… Игорь слушал Морозова и думал: «Действительно, умеет кэп жить. Но верно и то, что другим тоже жить дает…

Со штурманом Тимофеем Крыловым у Пятунина была если не дружба, то уж тесное знакомство — во всяком случае. Нередко оказывались по праздникам в одной компании. Жены и сейчас бегают друг к дружке. А вот мужчины в последние годы встречались редко. Да и когда встречаться? Крылов — в море. Пятунин же… Когда он заикнулся было о приближающемся уходе на пенсию, в кадрах его и слушать не стали. «Семен Семенович, мы предложили вашу кандидатуру на новую работу. При отделе охраны рыбного порта нужно создавать группу ОБХСС. Вам будут даны самые широкие полномочия… С вашим опытом… Полномочия ему, конечно, дали. Комплектуя группу преимущественно молодыми инспекторами, он не раз обращался за помощью к руководству — и не встречал отказа. Но подбор еще не был завершен, а дела наплывали одно за другим. Флотские работники, со многими из которых Пятунин был давно знаком, не ждали, когда он сформирует группу. Почувствовав крепкую поддержку в борьбе против расточительства, порой — непредумышленного, иногда — преступного, они шли к нему за помощью. И Пятунин работал теперь не только днями и вечерами, но и с прихватом ночных часов…

Сейчас он сидел у Крылова. Тот неуклюже хлопотал, изображая опытного хозяина, и на ходу рассказывал:

— Ну, не сработались — и не сработались… Какой интерес ходить под капитаном, которому на каждом шагу перечить хочется. Не последняя я спица во флотском колесе. Найдут мне коробку.

— Но вот пока ведь не нашли?

— Не нашли… Ты перекинь колбасу-то на тарелочку. Вот так… Да я не беспокоюсь пока. Выходных накопил на месяц, отпуск еще не кончился…

— И все же в чем не сработались?

— Ну, ты, Семен, не человек, а лист банный. Чего пристал, спрашивается?.. На, выпьем.

— Погоди, выпью. А раз пристал — значит, надо.

— Держи стакан-то… Вызвал бы повесткой, если уж так надо.

— Придет время — вызову.

— Ты что, всерьез?

— А ты думаешь — в шутку?

Крылов помолчал. Опустил руку, поставил стакан на стол.

— Вон оно как…

Он неловко двинул локтем, уронил открытую бутылку, выплеснув на стол водку. Завозился, разыскивая тряпку.

— Чертова баба, вечно куда-то засунет… Да, дела… Вот же она, проклятая… Всерьез, значит. Та-ак… Сигналы были? А я думал — только мне показалось…

— Что ж не пришел, если показалось?

— Да пойми ты, Семен, ну с какими глазами я пойду в милицию? Списанный с корабля штурман идет в ОБХСС сообщать, что у него подозрения на капитана. Если у меня здесь не хватает, — он постучал пальцем по виску, — то здесь-то, — он ткнул в грудь, — совесть есть!

— Ну-ка, ну-ка, стукни еще раз!

Тимофей недоуменно посмотрел на Пятунина:

— Это зачем?

— У тебя партбилет в корочках или без? Не простукивается?

Тимофей нахмурился:

— Потому и не пошел, что простукивается.

— Ну и… — Пятунину захотелось выругаться. — Слушай, тебе никогда не приходило в голову, что преступления у нас есть еще и потому, что не перевелись такие совестливые… гм, люди, как ты? Бирина он, видите ли, побоялся обидеть! А государство, которому биринский ремонт влетает в четвертый миллион, не страшно обижать? Или ты мальчик и не понимаешь, что такая сверхсметная стоимость, как на вашей плавбазе, чистыми руками не делается? Или запамятовал, под какой монастырь он Афоню Титова подвел?

Дело Афанасия Титова, с которым и Пятунин, и Крылов очень хорошо знакомы, было прекращено из-за отсутствия состава преступления… Он плавал с Бириным вторым штурманом (его-то и сменил Крылов), когда в отдел поступило заявление о присвоении им денег. Два матроса-новичка должны были получить подъемные и уже в ведомости расписались. Но случившийся (случай ли это?) рядом Бирин вдруг запротестовал: «А этим зачем выдаешь? Я их списываю с судна — а ты им еще подъемные? Отставить. Вернем в бухгалтерию». Увел за собой матросов, а деньги положил в сейф. Только полтора месяца спустя матросы догадались сообщить об этом факте в милицию.

Из бухгалтерии на запрос ответили, что никаких денег с плавбазы не получили.

Бирин же только тогда «вспомнил»: ах, да! Надо, мол, вернуть…

Тимофей Крылов знал, конечно, обо всем этом.

— Может, ты и прав. Понимаешь, у него на каждого есть компрометирующий материал. Вот и мои две объяснительные у него лежат. Хода он им не давал, но держал меня, как на крючке. Прихватывал на формальных пустяках, но каждый из них, сам понимаешь, раздуть можно на парткоме. Не пойму я, что происходит с мужиком. Может, власть ему не по плечу оказалась? Ведь в море он, сам знаешь, по уставу — полнейший единоначальник. Без санкции капитана ни одна общественная организация даже собрания не проведет… Надо бы ему помполита крепкого — так не было такого на нашей базе. Нестеренко, правда, толковый, принципиальный был. Так Бирин сумел и от него отделаться. Не сработались… А может, большие деньги развратили его? Вспомни: всегда план давал, всегда в передовиках ходил. Какой ценой — это мало кого интересовало. А раз план давал, то и его карман пустым не оставался. Ну и хватит бы, кажется. И себе на черный день отложил, и детям хватит, и внукам еще кое-что останется… Так нет же! В последнее время… Словом, я не стал спорить: уезжать так уезжать.

— А сейчас там кто вторым?

— Есть один штурманец… Молодой. Может, и лучше, что неопытный. Бирину строптивые не нужны, ему надо в рот заглядывать. Тогда все хорошо будет, — с нажимом на «все» сказал Крылов.

— Значит, что у тебя «нехорошо» было, не хочешь все-таки рассказать? — голос Пятунина был официально сух. Сердился он еще и потому, что не говорить о деле не мог, а дело исключало и этот стол, и эти рюмки. Ему претило насильственно менять тон на более дружественный. Само собой же — не получалось. Напротив, на язык так и лезла фраза, которая окончательно поссорит их.

Крылов догадался:

— И раз я не говорю, то вроде бы как соучастник. Так, что ли?

— Так.

Помолчали. Потом Тимофей поднялся:

— Ну, выпить я тебе больше не предлагаю. Извини, Семен, холостяцкого ужина у нас не получается.