Литмир - Электронная Библиотека

В центре комнаты стоял массивный деревянный стол.

— Ждите здесь, — сказал стюард и вышел.

Гейл кипел от негодования. Ему не нравилось, что с ним обращаются так же, как обыкновенно знать и их лакеи обращаются с торговцами, но ведь он сам притворился торговцем, чтобы достичь своей цели, то есть обрек себя на подобную жизнь. Чтобы отвлечься от несомненно долгого ожидания, он начал рассматривать помещение.

Комната освещалась через высокие окна в одном ее конце. Двери деревянные, с большими стеклами. В этой стране производили много стекла и использовали его гораздо шире, чем в других странах. Двери открывались на балкон, выходящий во внутренний двор и сад. Света было достаточно, и он сумел рассмотреть странную меблировку комнаты.

На столе расположилась коллекция статуэток, изображавших людей и животных. Он взял одну и поднес ее к свету. Это была кошка неведомой ему породы, с изумительным мастерством вырезанная из красного коралла. Он поставил ее и взял другую, оказавшуюся обнаженным мужчиной, сделанным в незнакомом ему реалистичном стиле. Мускулистый человек лежал, как если бы только что рухнул на землю. Казалось, что он умирал, сладострастно сдаваясь. Гейл счел статуэтку отталкивающей и поставил ее на место.

На стенах висели картины. Он видел много прекрасных картин в Чиве и Невве, но там картины рисовали прямо на стенах, и они являлись неотъемлемой частью украшения комнаты. Здесь каждая была по отдельности, созданная глянцевыми красками на дереве или туго натянутом холсте. Они были заключены в рамы из резного дерева. Некоторые оказались портретами, потемневшими от вековых копоти и сажи. Очень большая картина изображала празднование или бал с людьми в костюмах невероятно тонкой работы и шокирующе неестественных позах, смысл которых от него ускользал.

Он отвернулся от картин. В углу на пьедестале стояла статуя человека. Его голова доходила Гейлу до груди, но, будучи массивным, он выглядел крупнее. На нем было длинное одеяние, оставлявшее открытыми широкие ступни и толстые, короткие ноги. Человек стоял в чопорной позе, одна нога перед другой, одна прямая рука опущена, другая согнута в локте, рукав обнажал мускулистое предплечье и узловатый кулак. Волосы и борода чересчур курчавы, глаза смотрели вперед, нос крючковатый, похожий на бритву. Несмотря на грубость и неподвижную позу, в нем чувствовалась неукротимая скрытая сила. Пьедестал был испещрен странными, похожими на палочки, письменами. Гейл встречал подобные статуи раньше. Она походила на Стража, колоссальную статую, стоявшую в горном проходе, ведущем из его собственной страны в южную пустыню, а оттуда в стальную шахту, бывшую источником его силы. Других памятников этой давно исчезнувшей цивилизации он не встречал.

В комнате находились и другие интересные предметы.

В центре стола стоял подсвечник из цветной керамики, сделанный в виде скрученных цветущих лиан, краски цветков изумительной яркости. Он узнал работу мастеров из Флории, города северной Неввы, почти совершенно разрушенном в результате нашествия Гассема и его островитян много лет назад. Гейл поразился, как такая тонкая вещь проделала длительное путешествие и осталась неповрежденной.

— Вам нравятся мои вещи? — он обернулся и увидел женщину в платье тонкой работы, каштановые волосы собраны в сложную прическу. Он официально поклонился ей, как научился много лет назад в Невве.

— Я Алза, странствующий торговец предметами изящного искусства, к вашим услугам, моя госпожа.

— Так мне и было сказано. Я наблюдала за вами с галереи. — Она указала сложенным веером на каменный балкон с занавесями, выступавший из стены с другого конца комнаты. — Вы продемонстрировали отличный вкус. Большую часть времени вы посвятили моим лучшим вещам. — Длинные рукава наряда оставляли открытыми ее плечи и верхние полушария грудей чуть ли не до сосков. Все это, а также лицо, было покрыто пудрой поразительного оттенка фуксина. Когда-то она была необыкновенной красавицей. Частично красота сохранилась, но годы и потакание собственным капризам превратили лицо в изможденное и полубезумное. Глаза чересчур широки, так же, как и улыбка, обнажавшая золотые зубы.

— Ну, разумеется, — сказал Гейл. — Произведения искусства — моя жизнь и средство к существованию. Ваша коллекция великолепна для… для…

— Для отвратительного города вроде Крэга, где высочайший стандарт красоты — это дымящаяся, вонючая штука вроде огненной трубки. Вам не следует бояться выражать свои чувства. Я первая соглашусь с тем, что мой народ знаменит отсутствием вкуса.

— Тогда я счастлив, что нашел одно исключение.

Ее улыбка стала еще шире.

— Я не единственное исключение, но, безусловно, я лучшее, с чем вы можете встретиться.

— Возможно, и нет. — Ее улыбка слегка увяла, а Гейл продолжал: — Для этой поездки я выбрал прекрасно сделанные практичные предметы, надеясь, что сумею отыскать здесь тех, кому они понравятся. Но тут, — и он жестом обвел комнату, — я обнаружил истинного ценителя красоты ради самой красоты.

Ее улыбка снова расцвела.

— В этом смысле я действительно уникальна. Но мне весьма нравятся такие вещи, как ваши.

— Возможно, вы позволите показать их вам?

— Безусловно.

Он поставил на стол коробку и открыл ее. На обивке лежала бронзовая вещь в форме ножниц. Одна сторона оканчивалась овальными петлями, другая выглядела, как странной формы крючки. Между петлями имелась стопорная защелка, предназначенная для того, чтобы неподвижно удерживать крючки на расстоянии друг от друга в открытом состоянии. Все поверхности, за исключением крючков и стопора, покрывала композиция из листьев, каждый крошечный листочек покрыт золотом или серебром, с прекрасно выписанными деталями вплоть до стебельков и последней прожилки.

— Это великолепно, — объявила госпожа Утренняя Птичка. — Я могу сказать, что это инструмент, но для чего? Ни один инструмент простого рабочего не заслуживает такого исключительного украшения.

— Он из Чивы, и это инструмент хирурга. Когда нужно сделать большой разрез, крючки цепляют за края раны и удерживают ее в открытом положении, чтобы хирург мог работать внутри. Его также используют во время религиозных жертвоприношений, когда священнослужитель извлекает орган у живой жертвы.

— Человеческие жертвоприношения? — прошептала она.

— О, да. Они считают, что некоторые боги достойны только их. Можно определить, какому богу, по украшениям. Эти листочки посвящены Земному богу Ичотли.

— Абсурдно, — сказала она, — но возбуждает. — Кончики пальцев одной руки слегка прикасались к напудренной груди. — Нам не хватает хотя бы скучных религиозных церемоний, а те немногие, что мне довелось увидеть, проведенные подневольными людьми, были скучны. Хотела бы я увидеть такое жертвоприношение. До чего я дошла — нуждаюсь в возбуждающих сенсациях!

Кажется, он не зря осуждал этих людей.

— Теперь вот это, — продолжал Гейл. — Это совсем другое. — Из другой обитой коробочки он вынул статуэтку длиной в фут, стоящую на шарнирной подставке. Она изображала стройную нагую женщину, стоявшую, выгнувшись, на цыпочках, вытянув руки над головой во всю длину. Между ладонями она держала линзу двух дюймов в диаметре.

— Прелестно, — сказала Утренняя Птичка, проводя рукой по маленькому позолоченному туловищу, задержавшись на округлостях груди и бедер, и скользя рукой дальше по стройным ногам. — Но как это работает?

— Для этого нужно выйти на балкон. Надеюсь, света еще достаточно.

Они вышли наружу и установили статуэтку на каменную балюстраду. Солнце снижалось на западе, но Гейл надеялся, что для демонстрации света хватит. На подставке была крохотная ручка, и он потянул. Вперед выскользнула маленькая прямоугольная тарелочка на вращающемся стержне. Гейл вынул крошечный конусообразный кусочек ладана из поясного кошеля и положил его на тарелочку, затем наклонил линзу под нужным углом, сфокусировав ее на расстоянии дюйма от конуса.

— Теперь смотрите. — Через минуту или две из центра конуса взвился ароматный дымок.

17
{"b":"23312","o":1}