Вышли на улицу. Рассветало. Но по дороге безостановочно проносились машины. К утру усилился поток. Чувствовалось приближение старта. Отовсюду доносились несвязные звуки. Неусыпен космодром.

Мы поднялись на холмик. Отсюда видна ракета и пристыкованный к ней корабль. Сергей Павлович стоял молча, смотрел. Из-за горизонта брызнули первые лучи солнца, упали на ракету, и она вся засветилась, засияла.

— Знаете, вчера я летал, — заговорил он. — Часа полтора сидел в корабле. В иллюминаторы светило солнце. Казалось: я в космосе… Ну, ладно. Пора возвращаться. Скоро — полет.

Солнце в полную силу вставало над космодромом. Начиналось утро полета, утро необычного, потрясшего мир дня, утро космической эры.

Это новая, рожденная нашим временем профессия — испытатель космической техники. В недавнем прошлом ее не было и в помине. Так же, как и другой славной, героической профессии — летчик-космонавт. Они дети космической эры. Два прочных, самостоятельных звена в одной цепи. А цепь эта гигантская: «Земля — космос».

Летчики-космонавты сразу же заявили о себе в полный голос, на весь мир. У испытателей космической техники скромная судьба. Они были и остались в тени. Их не слышно и не видно — словно невидимки. Они разделили судьбу тех незримых и пока неизвестных героев, которые подняли космонавтов на орбиты, а сами остались на Земле.

Испытатели — разведчики неведомого, авангард космического наступления. Они проложили и прокладывают дорогу для взлета космонавтов. Эти люди все время в пути, держат суровые экзамены, всю тяжесть которых не передашь словами. Каждый эксперимент — это новый бой с неведомым, новое проявление мужества, упорства, воли…

Что они за люди, испытатели космической техники? Давайте познакомимся с одним из них, типичным представителем этого мужественного племени.

Типичный представитель? Откровенно говоря, вначале я был немного разочарован. По рассказам космонавтов, инженеров, врачей у меня сложилось наивыгоднейшее представление об испытателях. Мне казалось: в какой-то мере это необычные люди. Разве может обычный человек, такой же, как мы, выдержать всю тяжесть невиданных испытаний? Начальник испытателей сказал:

— Есть у нас универсалы. Все прошли. Например, Богдан. Кстати, он испытывал космические корабли «Восходы». Подолгу сидел в них, работал, приземлялся…

Это «кстати» меня заинтересовало. Какой он, испытатель кораблей? И вот представьте мое удивление — вижу невысокого, худощавого, с вихрастой шевелюрой, любопытными, по-озорному поблескивающими глазами паренька. Ничего такого в нем нет, что привлекает взгляд. Да, первое чувство — разочарование.

Я встретился с Богданом не один раз и скоро стал смотреть на него уже другими глазами. И не только на него. Понял: у меня было приблизительное представление об испытателях. Но интерес к ним не уменьшался, а, наоборот, возрос. Полезно спускаться с небес на землю. Тогда начинаешь по-иному видеть и настоящее в людях, и их многотрудные дела.

Мне хочется передать, ничего не убавляя и не прибавляя, наш первый разговор с Богданом. Вот что я записал в блокноте.

— Расскажите о своей жизни.

Богдан мнется, пожимает плечами.

— Все слишком просто, не знаю, что и рассказывать, — наконец отвечает он. — Вырос в рабочей семье. Отца у меня нет — вернулся с войны и вскоре умер. Работали мать, брат, сестра и я немного. Я больше учился и занимался спортом. Боксер первого разряда. Что еще? Мне кажется, жизнь моя началась, когда я стал испытателем. Нашел, что ли, сам себя. До самозабвения люблю свое дело. Я весь в нем. Без него вроде и не могу жить.

— А что в нем привлекает?

— Все! — воскликнул Богдан. — Наша работа — это хождение в неизвестное. Идешь на эксперимент и не знаешь, какие ждут неожиданности. В общем и целом многое представляешь. Но ведь все не предугадаешь. Бывает, что и самому надо на что-то решаться. Конечно, без партизанщины. Советуешься с врачами, инженерами. Тут сама обстановка, как нигде, заставляет собрать в кулак силу воли, быть сосредоточенным, хладнокровным. Тут романтика.

— Романтика у вас тоже в почете?

— А как же. Без нее все тускнеет. И дело наше может показаться повседневной, будничной работой. А мы идем на эксперимент, как на праздник. С окрыленной душой.

Часто весь полет в корабле проигрываешь. Нередко с запасом: космонавты летят, скажем, на сутки, как экипаж Владимира Комарова, а мы намного дольше «летали» на земле… Чтобы проверить возможности и техники, и человека.

— После вас в испытанные корабли садились космонавты?

— Я испытывал «Восходы», а «Востоки» — мой друг Сергей, — уточнил Богдан. — Он первый начал, и ему, конечно, было труднее. Первый ведь… Сами понимаете. Я перенимал у него опыт, как бы шел по готовым следам!

Тут я должен сделать маленькое отступление от разговора, передать свое отношение к этому откровенному и честному признанию Богдана. У меня всегда появляется чувство особого уважения к людям, которые не зачеркивают, а, наоборот, возвышают заслуги своих предшественников. На мой взгляд, это самый высокий признак цельности, чистоты, мужественности человека. Поднимая предшественника, он как будто снижает свои заслуги: шел, мол, по готовым следам. На самом деле ничего не теряется в его облике. В моих глазах он лишь возвысился. Теперь я знаю: Богдан и сам, испытывая «Восходы», оставался первопроходцем. Правда, несколько по-иному. Но об этом позже. Вернемся к нашему разговору. Я поинтересовался, что пригодилось Богдану из опыта своего друга.

— Прежде всего — моральный фактор, — убежденно ответил он. Видимо, сам не раз размышлял о примере товарища и пришел к этому мнению. — Тогда, перед полетом Гагарина, было много сомнений. Техника есть техника. А вдруг откажет какая-то система? Тогда космонавту придется летать уже не виток, а длительный срок. Он должен запастись и огромной волей, и силой, и выдержкой, и выносливостью… В общем, показать себя крепчайшим человеком.

Можно ли в корабле провести, скажем, с десяток суток? На этот вопрос и давал ответ Сергей. Его «полет» продолжался длительное время. Он не просто сидел там, а проиграл длительный полет. В корабле повышали и понижали температуру. Он был весь мокрый, потом белье отжимали. Потерял шесть килограммов веса. На своих плечах вынес всю тяжесть полета. И ничего, вышел оттуда с улыбкой. Все его обнимали. Ученые признали: человек способен на многое, ему открыта дорога в космос. Вот что значит моральный фактор!

В чем же показал себя первопроходцем Богдан, испытывая корабль «Восход»? На этот вопрос он сам не ответил — из скромности, возможно: А может, и не видел в своих экспериментах какого-то открытия. Испытал корабль — и все.

— Мое дело — проверить, как ведет себя корабль при земной работе, — сказал он. — Ну, и при посадке. Я приземлялся на «Восходе». «Контрольный эксперимент» — назывался этот полет. Конечно, важны были моя работа, мое поведение. Я был вместо космонавта. А все основное — требования к кораблю, к системам, к приборам, в том числе и мои замечания, рекомендации, — учитывали конструкторы, инженеры, врачи. Вот тут, понятно, были открытия.

Можно рассказать, как Богдан вначале один испытывал корабль, потом вместе с молодым конструктором, с которым и познакомился тут же, «в отсидке», как после трех суток, когда уже оба настроились выходить, им продлили эксперимент еще на несколько дней («сложен был психологический барьер. Требовалось его преодолеть», — говорил Богдан), можно рассказать, как они переступали другие грани… Все это далеко не просто и требовало немалого мужества. Но Богдан видит венец «полета», самое сложное испытания при посадке. Раньше человек не приземлялся в корабле. Впервые такое свершалось. И это сделал Богдан. Вот как он рассказывает о своем приземлении.