Но он не успокоился, прижал голову к стеклу и пытался что-то разглядеть на палубе. Потом он вышел на крыло и скоро вернулся: «Да… Так я и думал. Трещина у третьего люка. Давайте вызывать всю команду наверх. Будем связывать судно. Не то…» Он не закончил фразы, но я понял, что́ должно было последовать дальше. Объявили аврал. Капитан развернул судно кормой к волне, чтобы не так ломало. Мы пошли «связывать» пароход. У третьего люка, через всю палубу, к борту, змеилась черная, зловещая трещина. Она «дышала» и увеличивалась в размерах.

Мы обкрутили кормовую надстройку и все кнехты тросами и огромными «закрутками» старались стянуть трещину. В какой-то мере это удалось сделать. Нас все время накрывало волнами и грозило смыть в океан, но никто об этом, кажется, не думал.

Американец отдалился от нас. И то показывался, то исчезал за водяными горами. Когда мы кончили работать и мокрые поднялись на мостик доложить капитану, что все, что можно, сделано, кто-то из моряков испуганно спросил: «Ребята, а где же америкаш?» Все повернули головы туда, где совсем недавно находился американский пароход. Его не было. Он не успел даже дать «SOS», переломился и утонул. Со всей командой. В какие-то считанные минуты. Мы были потрясены и угнетены своей беспомощностью. Шли недалеко и ничего не могли сделать. Погибли моряки…

Так, кормой к волне, «Владивосток» продержался еще некоторое время. Погода начала улучшаться, волны уменьшились, тогда капитан повернул, лег на прежний курс, на Балтимору. Дошли благополучно. В этом рейсе я получил большой опыт настоящего океанского плавания.

Я плавал на «Владивостоке» до самой его сдачи Дальневосточному пароходству. На «Севастополь» я пришел уже старшим помощником. Вы опять скажете, что рано? Так уж получилось.

Вероятно, у вас тоже есть судно, к которому вы питаете особенные, теплые чувства, и капитан — ваш наставник и учитель. Ему вы обязаны своей практической хваткой, вам он доверял то, чего не доверял ни один другой капитан, он прививал вам чувство самостоятельности и уверенности в себе. Так? Таким судном был для меня пароход «Севастополь», по конструкции ничем не отличавшийся от моего предыдущего судна «Владивосток».

Командовал «Севастополем» Федор Абрамович Погребняк. Опытный капитан и хороший человек. Именно на «Севастополе» я понял, что́ такое настоящий старший помощник капитана. Как-то Федор Абрамович сказал мне:

«Помни, Арам, что ты старпом и должен уметь и знать все, что знаю и умею я. Может быть, тебе придется заменить меня. Ты должен быть готовым к этому. Действуй самостоятельно, а если будут сомнения — спрашивай».

И я действовал. Там же, на «Севастополе», я стал секретарем комсомольской организации. Эта работа помогала мне лучше понимать людей. Приходилось не только как администратору, старпому, но и просто по-товарищески иногда помогать им, иногда осуждать. Мне нравилось быть в гуще молодежи, знать, что думает команда, чего хочет, чем недовольна. Опять же не как старпом, а как комсорг. Там же, на «Севастополе», я вступил в партию. Рекомендации дали мне капитан и первый помощник.

«Севастополь» делал длинные рейсы. Уходил из Ленинграда, шел в Мурманск или Архангельск, а оттуда в Арктику, чаще «сквозняком», выходил в южные моря и снова возвращался в Ленинград, но уже через Суэцкий канал.

Раньше я не бывал в Арктике, и это трудное плавание так пригодилось потом, когда я сам стал капитаном. Опыт накапливался. В пятьдесят втором году меня совсем неожиданно назначили капитаном на «Аскольд». Думаю, что Федор Абрамович приложил к этому назначению свою руку. Вот так я стал капитаном «Аскольда»…

— Скажите честно, вам было страшновато принимать такой большой пароход? Ведь тогда вы были совсем молодым человеком.

Арам Михайлович подумал.

— Пожалуй, нет. Вероятно, это произошло потому, что я не ощутил разницы в судах. Они были совершенно одинаковые, «Аскольд» и «Севастополь». А я досконально знал этот тип. Переход совершился как-то автоматически, что ли. Команда «Аскольда» была мне знакома, мы часто встречались в портах. Приняли меня очень дружелюбно. Нет, я не чувствовал страха. Надо сказать спасибо Федору Абрамовичу и тем капитанам, с которыми я плавал. Я уже кое-что знал и умел. Да и «Аскольд» такой пароход… Ну, в общем, не трудный…

Оганов улыбнулся, я понял, что капитан неравнодушен к своему пароходу.

— Не собираетесь, значит, уходить на другое судно?

— Пока не собираюсь… Но есть слух, что больше на нем сидеть не дадут. На «пассажир» хотят назначить.

— А вы что?

— Пойду. Готовлюсь. Я вам говорил, что мне нравится пассажирское дело.

— Ну а помощники, как они приняли такого молодого капитана? Часто бывает, что они считают такое выдвижение незаслуженным.

— Мне кажется, что мы сразу нашли общий язык. Я перенес на «Аскольд» метод капитана Погребняка. Я доверял помощникам. Доверял и внимательно наблюдал за ними. Многие из них числятся теперь моими учениками и сами плавают капитанами, — опять улыбнулся Арам Михайлович. — Петр Иванович Таиров, Никонов — он командует сейчас «Александровском», Владимир Дмитриевич Евсеев остался на «Аскольде»…

— И всегда все шло гладко?

— Ну что вы! Конечно, нет. Всякое бывало. Я старался передать им все, что знал сам. И прежде всего прививал чувство ответственности. Море не переносит легкомысленных людей. Капитан должен все предусмотреть, прежде чем он выйдет в море. Каждый рейс прорабатывали вместе, делали предварительную прокладку, много времени отдавали распределению груза. Мы часто брали руду, а я хорошо помнил тот рейс на «Владивостоке» и знал, что такое правильная погрузка… Требовал неуклонного выполнения моих указаний и объяснял, почему я этого требую. Конечно, бывали иногда и недосмотры…

— Представляю, как вы тогда разносили помощников!

— Неужели я кажусь вам таким? Нет, я не сторонник «разносов» и «раздолбов». По-моему, они малоэффективны. Надо, чтобы человек сознательно понял, к чему может привести халатность. Наверное, она недопустима везде, а в море особенно. В общем, меня понимали, и плавали мы дружно. Я рад тому, что они научились кое-чему, работая вместе со мной.

— А орден вам за что дали, если не секрет? — спросил я, дотрагивясь рукой до ленточки ордена Ленина, прикрепленной к груди пиджака вместе с другими «колодочками» от медалей.

Оганов пожал плечами.

— За работу на «Аскольде», — просто сказал он, — за систематическое большое перевыполнение плана, за безаварийное плавание, за отличное состояние судна… Ну я не знаю еще за что. За все, вместе взятое. Эта награда явилась для меня большой радостью и неожиданностью…

Тут нашу беседу прервал хозяин дома:

— Слушайте, братцы! Это никуда не годится! Совсем отбились от компании. Немедленно идите сюда!

Мы извинились и снова вернулись к столу.

К борту норвежского пассажирского теплохода «Осло фиорд», стоявшему у одного из лондонских причалов, подошел молодой человек в серой шляпе и сером костюме. Он внимательно оглядел сверкающие, без единого пятнышка, белые надстройки, блестящий черный борт, прошел к корме, постоял там, все так же внимательно разглядывая судно, и наконец поднялся по лакированному парадному тралу на палубу. Там его встретил вахтенный матрос и осведомился о том, куда он идет.

— Я хотел бы повидать вашего чиф-стюарда, если можно, — вежливо по-английски попросил молодой человек.

— Момент! — охотно согласился вахтенный и скрылся в надстройке.

Через минуту он появился снова вместе с высоким, элегантно одетым мужчиной.

— Пожалуйста. Чиф-стюард, — сказал матрос и отступил в сторону.

— Чем могу служить? — наклонил голову чиф-стюард, с любопытством оглядывая пришельца.

— Я с того советского парохода, который стоит вон там… — Молодой человек показал куда-то за корму «Осло фиорда». — Если вас не затруднит, я хотел бы ознакомиться с обслуживанием пассажиров на вашем судне. Чем и как вы их кормите, что они любят, как развлекаются, какие каюты? Все это меня очень интересует.