— За руки? — с удивлением переспросил капитан «Грасса». — Теперь я уже не помню. Кажется, да…

— Вспомните, капитан, это очень важно, — с настойчивостью произнес Виктор Дельо.

— Суд позволит мне выразить удивление, — язвительно сказал мэтр Вуарен, — по поводу того упорства, с которым защита пытается подвергнуть сомнению свидетельские показания, добросовестность которых очевидна…

— Речь здесь идет не о добросовестности, дорогой собрат, — воскликнул Виктор Дельо, — а о человеческой жизни! Все имеет значение! Малейшие детали! Если я настаиваю на этом частном пункте, то просто потому, что, держась за руки, оба супруга могли переговариваться незаметно для комиссара Бертена и капитана Шардо.

— И что дальше? — заметил генеральный адвокат Бертье. — Даже если супруги Вотье и переговаривались, как это может отразиться на ходе процесса?

— Это могло бы существенным образом все изменить, господин генеральный адвокат! Я попытаюсь показать это в ходе процесса, но я хотел именно к этому пункту привлечь внимание господ присяжных.

Виктор Дельо сел.

— Что произошло далее в тюрьме, — спросил председатель, — когда волнение супругов улеглось?

— Я тотчас же приступил к допросу, протокол которого вел комиссар Бертен. Мадам Вотье переводила вопросы. Жак Вотье отвечал, используя пуансон, картонную бумагу и трафарет, — все это его жена всегда имела в сумочке при себе. Ответы, написанные собственной рукой Жака Вотье, приложены к протоколу комиссаром Бертеном.

— Все эти документы находятся в распоряжении суда, — заявил генеральный адвокат Бертье.

— Какие вопросы вы задали Жаку Вотье, капитан? — спросил председатель.

— Первый вопрос: «Вы признаете, что убили Джона Белла?» Ответ: «Это я убил этого человека. Я признаю это и ни о чем не жалею». Второй вопрос: «Чем вы его убили?» Ответ: «Ножом для бумаги». Третий вопрос: «Что это был за нож?» Ответ: «Тот, что лежал на ночном столике, они есть в каждой каюте. Такой же есть в моей каюте». Четвертый вопрос: «Что вы сделали с этим ножом? В каюте его не оказалось». Ответ: «Я избавился от него, выбросив через иллюминатор в море». Пятый вопрос: «Зачем же вы его выбросили в море, если так легко признаетесь в своем преступлении? Ваш поступок был бессмысленным». Ответ: «Этот нож внушал мне отвращение». Шестой вопрос: «Были ли вы знакомы с жертвой до убийства?» Ответ: «Нет». Седьмой вопрос: «Тогда почему вы его убили?» На этот вопрос Жак Вотье не ответил. «Для того чтобы ограбить?»— спросил я. Ответ: «Нет». Восьмой вопрос: «Может быть, потому, что Джон Белл был виноват перед вами или нанес вам тяжелый ущерб?» Опять Жак Вотье не ответил и, начиная с этой минуты, не отвечал больше ни на один мой вопрос. Нам с комиссаром Бертеном не оставалось ничего другого, как удалиться, пригласив мадам Вотье присоединиться к нам. Она покорно согласилась, поцеловав мужа.

— Вы давали разрешение мадам Вотье видеться с мужем во время дальнейшего следования теплохода? — спросил председатель.

— Она виделась с ним ежедневно в моем присутствии и в присутствии комиссара Бертена. Мы нуждались в ней как в переводчице, поскольку она была единственным человеком на борту, знавшим алфавит для глухонемых и письмо Брайля для слепых. Но по совету доктора Ланглуа я соблюдал осторожность и не оставлял мадам Вотье наедине с мужем. Хотя доктор и полагал, что у Жака Вотье нет никаких признаков психического расстройства, можно было допустить, что он совершил преступление в приступе внезапного помешательства и что возможен рецидив в отношении его жены.

— Как проходили эти свидания?

— Мадам Вотье все больше и больше впадала в отчаяние. Я пытался задавать и другие вопросы ее мужу, но он не отвечал. Жена напрасно его умоляла, становилась на колени, пыталась его убедить в том, что в его интересах было давать ответы, что мы были не судьями, а почти друзьями… Ничто не помогло. Последнее свидание было за три часа до прибытия в Гавр. Я еще слышу слова, сказанные мадам Вотье мужу: «Жак! Ведь они тебя осудят! А ты не убивал, я в этом уверена!» В этот раз я хорошо помню, как пальцы мадам Вотье лихорадочно бегали по фалангам пальцев мужа. Тот высвободил свои руки из рук жены, давая тем самым понять: он уже сказал все, что хотел сказать, и мало придает значения последствиям совершенного. Спустя три часа я сам передавал заключенного в руки инспектора Мервеля с жандармами, поднявшимися на борт вместе с лоцманом…

— Суд вас благодарит, капитан. Вы можете быть свободны. Пригласите четвертого свидетеля.

Это был корабельный доктор Ланглуа.

— Защита запросила вашего свидетельства, — сказал председатель Легри, — чтобы ознакомиться с результатами медицинского освидетельствования трупа Джона Белла, которое вы произвели в каюте.

— Придя с капитаном Шардо и комиссаром Бертеном в каюту, я тотчас установил, что орудием преступления разорвана сонная артерия. Смерть последовала через несколько секунд. Рана не оставляла никакого сомнения относительно использованного оружия: остроконечный, в виде стилета, нож для бумаги. Когда комиссар Бертен предъявил мне один из тех ножей для бумаги, которые есть в каждой каюте на теплоходах Трансатлантической компании, я смог утверждать, без малейшего риска ошибиться, что преступник использовал именно такой нож.

— Вы не думаете, доктор, что смерть могла быть вызвана другой причиной?

— Нет. Смерть наступила почти мгновенно из-за остановки кровообращения — сонная артерия, подающая кровь от сердца к мозгу, была перерезана. К тому же покойный был молодым, совершенно здоровым человеком.

— Капитан Шардо просил вас обследовать Жака Вотье после первого допроса в корабельной тюрьме? — спросил генеральный адвокат Бертье.

— Да. Первый осмотр был довольно беглым, — признался свидетель, — но затем я осматривал его каждый день на всем протяжении оставшегося пути и не обнаружил никаких симптомов, указывающих на болезненное состояние. О своих наблюдениях я рассказал доктору Буле, судебно-медицинскому эксперту, поднявшемуся на борт в Гавре вместе с инспектором Мервелем. Из холодильника, куда я сопровождал Буле для осмотра трупа, мы направились в тюремную камеру к Вотье, где уже был Мервель. Тщательный осмотр с помощью переводчика, приглашенного инспектором Мервелем и задававшего вопросы исключительно медицинского характера, подтвердил мои первоначальные наблюдения: несмотря на тройной врожденный дефект — зрения, слуха и речи, Жак Вотье совершенно здоров умственно и физически. Все органы функционируют нормально.

— Обращаю внимание господ присяжных, — сказал генеральный адвокат, — на весьма существенное показание свидетеля, слово в слово зафиксированное письменно в медицинском освидетельствовании, составленном совместно свидетелем и известным судебно-медицинским экспертом доктором Буле. Следовательно, мы располагаем не только формальным признанием обвиняемого в совершении преступления. Очень важно, что это признание — отнюдь не следствие расстроенного воображения свихнувшегося человека, непонятно из каких соображений взвалившего на себя ответственность за преступление, которого он не совершал. Это достоверная истина, высказанная человеком, контролирующим свое душевное состояние. Суд оценит…

Виктор Дельо не шелохнулся и, казалось, почти не придавал значения показаниям доктора Ланглуа.

— Суд благодарит вас, доктор, — сказал председатель Легри. — Вы можете быть свободны. Перед тем как заслушать показания следующего свидетеля, секретарь, зачитайте медицинское заключение, подписанное докторами Буле и Ланглуа.

Секретарь монотонным голосом прочитал заключение: оно по всем пунктам совпадало с показаниями доктора Ланглуа. Когда чтение было закончено, председатель произнес:

— Пригласите старшего инспектора Мервеля.

— Будьте любезны сообщить нам, инспектор, что вы констатировали, когда поднялись на борт «Грасса» в Гавре.

— Сначала я присутствовал при осмотре трупа в холодильной камере, затем направился в каюту, где было совершено преступление. Я велел снять отпечатки пальцев в разных местах, в частности с ночного столика, простыни и подушки, запятнанных кровью. Угол простыни убийца использовал для того, чтобы вытереть окровавленные после преступления руки, — отпечатки, снятые с простыни, были особенно ценными. Когда эта работа была закончена, я решил воспроизвести картину преступления, основываясь на показаниях стюарда Анри Тераля, комиссара Бертена и доктора Ланглуа.