— Совершенный метаболизм? — неуверенно повторил Де Ла Торре.

— Это вещество представляет собой совершенное симбиотическое дополнение к человеческому организму.

— Но… но… Но как?..

— Вы надеваете это, как вторую кожу, и живете нагими в космосе, — просто сказал Рауль. — Оно входит в тело через рот и ноздри, распространяет миллион микроусиков по всему телу и выходит через отверстие заднего прохода, смыкаясь с самим собой. Оно покрывает вас внутри и снаружи, становится частью вас в общем метаболической балансе.

Чен Тен Ли выглядел так, словно получил обухом по голове.

— Совершенный симбиот… — выдохнул он.

— Вплоть до микроэлементов, — согласился Рауль. — Все было запланировано таким образом миллиард лет назад. Это — наша Вторая Половина.

— Как это делается? — прошептал Чен.

— Нужно всего лишь войти в облако этого вещества и снять шлем.

Выходящий воздух служит для него химической командой вызова: оно вхо— дит внутрь, распространяется и размножается. С момента, когда оно впервые входит в контакт с обнаженной кожей, и до момента полного поглощения и впитывания, завершенного синтеза, проходит секунды три. Через полторы секунды после этого вы перестаете быть человеком, навсегда. — Он вздрогнул. — Теперь вы понимаете, почему мы закричали?

— Нет! — вскрикнул Силвермен. — Нет, я не понимаю! В этом всем нет ни капли смысла! Значит, эта красная фигня — живой скафандр, биологически приспособленное нечто, как вы сказали. Вы даете ему углекислый газ, оно дает вам кислород, вы даете ему дерьмо, оно дает вам клубничный джем.

Просто замечательно; вы всего лишь избавились от всех потребностей, кроме топлива и средств проведения досуга. Очень милые ребята, эти чужие. Каким образом это делает вас нелюдьми? Эта фигня захватывает контроль над вашим разумом или как?

— Оно не имеет собственного «разума», — ответил Рауль. — О, это в высшей степени сложный организм для растения, у него более чем раститель— ная способность осознавать. У него, как у вьюна, имеются некоторые весьма непростые тропизмы, но его нельзя назвать ощущающим. Оно вроде как устанавливает партнерство с нервной тканью, но редко подбирается хотя бы так близко к предсознанию, как рефлексы. Оно только выполняет свою функцию, в соответствии с биологической запрограммированностью.

— Что же тогда делает вас нелюдьми?

Мой голос звучал странно, даже для меня самого.

— Вы не понимаете, — сказал я. — Вы не знаете. Мы никогда не умрем, Силвермен. Мы больше никогда не будем испытывать голод или жажду, ни— когда не будем нуждаться в каком-либо месте, чтобы избавляться от наших выделений. Мы никогда больше не будем бояться жары или холода, никогда не будем бояться вакуума, Силвермен; мы больше никогда не будем ничего бояться. Мы приобретем мгновенный и полный контроль над нашей автономной нервной системой, получим доступ к клавиатуре ощущений самого гипоталамуса. Мы достигнем симфизиса, телепатической общности, станем единым разумом в шести бессмертных телах, бесконечно грезящих и никогда не спящих. По отдельности и вместе мы станем не более похожи на человека, чем человек похож на шимпанзе. Мне не стыдно признаться вам в том, что мы все шестеро испачкали наши «подгузники» там, в космосе. Мне до сих пор немного страшно.

— Но вы готовы… — мягко сказал Чен.

— Нет еще, — сказала Линда за всех нас. — Но скоро будем. По крайней мере это мы знаем.

— Все эти телепатические штучки, — спросил Силвермен. — Это все «единый разум», точно?

— О, это не зависит от чужих, — уверила его Линда. — Они показали нам, как добраться до этого уровня, но способность к этому всегда присутствовала в каждом человеческом существе. Каждый святой, который когда-либо спускался с гор просветленный, говорил: «Мы все едино». И каждый раз люди принимали это за метафору. Симбиот помогает нам немного, но…

— Каким образом он помогает? — перебил ее Силвермен.

— Ну, в основном он устраняет отвлекающие факторы. Я хочу сказать, у многих людей бывают вспышки телепатических способностей, но существует так много отвлекающего «шума». Тем, кто живет на планете, конечно, гораздо хуже, но даже в Студии мы чувствовали и голод, и жажду, и раз— дражение, и усталость, и скуку, и утомление, и злость, и страх. «Тварь у нас в головах», — назвали мы это. Наша животная часть, препятствующая прогрессу ангела: Симбиот освобождает вас от всех животных потребностей.

Вы можете испытывать их, если вам захочется, но никогда больше вы не будете подвержены произволу их власти. Симбиот действует также и в качестве некоторого усилителя телепатических «волн», но он помогает гораздо больше тем, что улучшает «отношение сигнала к шуму» в самом источнике этих «волн».

— Что я хочу спросить, — сказал Силвермен, — если бы я, упаси Господи, мог позволить этому грибку заразить меня, стал бы я хоть немного теле— патом? А также бессмертным и не испытывающим потребности посещать ванную комнату?

— Нет, сэр, — сказала Линда вежливо, но твердо. — Если бы вы уже были немного телепатом до того, как вступить в симбиотическое партнерство, вы бы стали значительно более сильным телепатом. Если бы в этот момент вы оказались в поле полностью функционирующего телепата, вы бы стали телепатом в превосходной степени.

— Но если взять среднего человека с улицы и поместить его в симбиотический скафандр…

— …вы получили бы среднего бессмертного, который никогда не испытывал бы потребности посещать ванную комнату и был бы в большей степени эмпатически восприимчив, чем до того, -закончил я.

— Эмпатия, сочувствие — это что-то вроде младшего брата телепатии, — сказала Линда.

— Скорее похоже на зачаточную стадию телепатии, — исправил я.

— Но два средних парня в симбиотических скафандрах не будут обязательно способны читать мысли друг друга?

— Только после того, как они поработают долго и интенсивно, чтобы научиться, — ответил я. — Но они практически наверняка этим займутся. В космосе очень одиноко.

Он замолчал, и наступила пауза, пока остальные дипломаты разбирались в своих мнениях и эмоциях. Это заняло некоторое время.

У меня было в чем разбираться и самому. Мной по-прежнему владела та же самая внутренняя уверенность, которую я чувствовал со времени своего пробуждения в Лимузине; я испытывал почти пророческое чувство неизбежности, однако времени почти не оставалось. «Что, если ты умрешь?»

— шептал животный голос у меня в черепе.

Так же как и в момент встречи с чужими, я чувствовал себя по-настоящему живым.

— Господин Армстед, — сказал Де Ла Торре, качая головой и слегка хмурясь, — мне кажется, вы говорите, что всем человеческим нуждам при— ходит конец?

— О нет, — торопливо сказал я. — Мне очень жаль, если мы случайно создали такое впечатление. Симбиот не может жить в земной среде.

Атмосфера, гравитация и тому подобное уничтожили бы его. Нет, симбиот не принесет Рай на Землю. Этого ничто не может сделать. Магомет должен пойти к горе — и многие откажутся.

— Возможно, — мягко предложил Чен, — земные ученые смогли бы генетически изменить дар чужих?

— Нет, — категорически ответил Гарри. — Не существует способа дать услышать симфонию и показать закат солнца зародышу, который настаивает, что останется в матке. Облако симбиота над Титаном принадлежит каждому человеку по праву рождения, но сначала они должны заслужить его тем, что согласятся родиться.

— А чтобы сделать это, — согласился Рауль, — они должны будут оторваться от Земли навсегда.

— В этой концепции есть привлекательная симметрия, — задумчиво сказал Чен.

— Черт возьми, да, — сказал Рауль. — Нам следовало ожидать чего-то подобного. Вся эта история с адаптацией в невесомости, которая возможна, но необратима… смотрите, в момент вашего рождения за один миг произошло потрясающее чудо. Минуту назад вы были, по сути, рыбой, с рыбьей двухкла— панной системой кровообращения, паразитировали на матке. Затем мгновенно щелкнул переключатель. Хоп-ля, и вы превратились в млекопитающее, в самостоятельное существо с четырехклапанным сердцем.