— И я слышал, — согласился я. — Предпоследний альбом был потрясающим.

— Чарли, разве можно так говорить!

Рауль бешено заморгал.

— Нет, он прав. Последний — просто мусор. Я был должен фунт и заплатил.

— Ну, а мне он понравился. Я — Норри Драммон.

— Вы — Норри Драммон?

Норри приобрела обычный вид.

— Да. Ее сестра.

— Норри Драммон из ТДТ, которая сделала постановку «Переключая передачи» и танцевала вариации на тему «Спросите танцора» на съезде в Ванкувере, которая… — Он замолчал, и его очки скользнули вниз по носу. — О Господи Боже! Шера Драммон — ваша сестра? О Господи Боже, ну ко— нечно. Драммон, Драммон, сестры. Придурок!

Он совладал со своим возбуждением, поправил очки и опять попытался выглядеть достойно.

По-моему, ему это удалось. Я знал кое-что о Рауле Бриндле, и он произвел на меня впечатление. Он был известным композитором-вундеркиндом, а потом, когда учился в колледже, решил, что музыка — неподходящий способ зарабатывать на жизнь, и стал одним из лучших специалистов по спецэффектам в Голливуде. Сразу после того, как «Тайм» опубликовал колонку на полстраницы о его работе в «Детях объектива» — которой я в высшей степени восхищался, — он выпустил видеокассетный альбом, полностью составленный из экстраординарных видео, лазерных и цветовых эффектов, с собственным аккомпанементом на синтезаторе. Это было как «Иеллоу субмарин» в кубе и имело бешеный успех, а за ним последовало еще полдюжины блестящих альбомов. Он разработал и запрограммировал легендарную миллионодолларовую систему светового шоу для воссоединения «Битлз» в знак уважения к Маккартни, а одна из его аудиозаписей сопровождала меня во всех поездках. Я решил, что сам заплачу за его обед.

— Так откуда вы меня так хорошо знаете, чтобы узнать в ресторане, Рауль, и зачем вы подслушивали?

— Я не узнал вас в ресторане. Я пришел сюда следом за вами.

— Вот сукин сын, а я тебя и не заметил. Ну так зачем ты шел за мной следом?

— Предложить вам свою жизнь.

— Чего?

— Я видел «Звездный танец».

— Видел? — воскликнул я, по-настоящему изумленный. — Как тебе это удалось?

Он поднял глаза к потолку.

— Прекрасная погода, не правда ли? В общем, я видел «Звездный танец» и поставил себе целью найти вас и следовать за вами. А теперь вы возвра— щаетесь в космос, чтобы танцевать, и я с вами вместе. Даже если мне придется идти пешком.

— И что ты будешь делать?

— Вы сами сказали, что вам будет нужен администратор сцены. Но вы еще всерьез над этим не задумывались. Я создам для вас новый вид искусства.

Для вас я разобью свои мозги в арахисовое масло. Я буду разрабатывать декорации для танца в невесомости, и спецэффекты, и музыкальное сопровождение, и все это будет единым целым. Я буду работать за кофе с булочкой и вы даже можете не использовать мою музыку, если не хотите, но я непременно должен разрабатывать эти декорации.

Норри заставила его умолкнуть, мягко и сочувственно закрыв ему рот рукой.

— Что ты подразумеваешь под декорациями для невесомости? Она убрала руку.

— Это — невесомость, разве вы не понимаете? Я разработаю для вас сферу из трамплинов, с камерами в точках соединения, а рамой будут разноцветные неоновые трубки. Для работы в открытом космосе я сделаю вам кольца из металлических хлопьев с лазерным освещением, круги люминесцирующего газа, невероятные пироэффекты, помещу в космосе огромные шары цветной жидкости, вокруг которых и внутри которых можно будет танцевать… О Господи Иисусе, специалист по спецэффектам! Я всю свою жизнь мечтал о невесомости. Это — это сделает «Дикстрафлекс» устаревшим, понимаете?

Он так сильно моргал, что задевал ресницами очки, и бросал быстрые взгляды то на Норри, то на меня. Я был ошарашен, и она тоже.

— Послушайте, у меня с собой микрокассетник. Я дам его вам, мистер Армстед…

— Чарли, — походя исправил я.

— …вы возьмете его домой и послушаете. Это всего лишь несколько дорожек, которые я записал после того, как увидел «Звездный танец». Это только аудио, только первые впечатления. Я хочу сказать, это даже не наброски музыкального сопровождения, но мне показалось, что это… Я хочу сказать, что вы, может быть… ну в общем, это так, ерунда. Вот, возьмите,

— Ты принят на работу, — сказал я.

— Вот так сразу?

— Ты принят. Эй, Толстяк! У тебя где-нибудь здесь есть «Бетамакс»?

Итак, мы пошли в заднюю комнату, где живет Толстяк Хэмфри Пападопулос, я вставил кассету со «Звездным танцем» в его телевизор, и мы вчетвером смотрели ее вместе, пока Мария управлялась в ресторане, и когда кассета закончилась, прошло полчаса, прежде чем кто-либо из нас смог заговорить.

Итак, конечно же, теперь нам ничего больше не оставалось, как отправиться на Скайфэк.

Рауль настаивал, что оплатит свой проезд сам. Это меня удивило и обрадовало.

— Как могу я просить вас покупать кота в мешке? — рассудительно спросил он. — Я вполне могу оказаться одним из тех людей, у которых кос— мическая болезнь так никогда и не проходит.

— Я собираюсь поддерживать хотя бы небольшую гравитацию в жилых модулях, Рауль. А ты имеешь хоть малейшее представление, во сколько обой— дется полет наверх штатскому лицу?

— Я могу себе это позволить, — сказал он просто. — Вы это знаете. И я не принесу вам пользы, если буду оставаться дома все время. Я войду в вашу расчетную ведомость с того дня, когда мы будем уверены, что я гожусь для этой работы.

— Это глупо, — возразил я. — Я собираюсь платить за проезд прибывающих наверх учеников. У них гарантий будет не больше, чем у тебя, но они наверняка не будут платить за свои билеты. Почему ты должен подвергаться дискриминации за то, что ты не бедняк?

Он упрямо покачал головой, и очки оставили отпечатки по бокам его носа.

— Потому что я хочу сделать именно так. Благотворительность предназначена для тех, кто в ней нуждается. Я уже достаточно пользовался ею и благословляю людей, которые помогали мне, когда я нуждался в помощи. Но больше мне это не нужно.

— Хорошо, — согласился я. — Но после того, как ты докажешь свою пригодность, я возмещу тебе убытки, хочешь ты этого или нет.

— Это справедливо, — сказал он, и мы заказали себе билеты.

Коммерческие перевозки на орбиту находятся в ведении SIC, «Спейс Индастриз Корпорейшн», филиала Скайфэка, и я должен поздравить их с одним из превосходнейших нечаянных каламбуров, которые я когда-либо видел. Когда после нескольких часов унижения таможенным и медицинским осмотром мы нашли нужный нам шлюз в космопорте, я был настроен весьма ядовито. Я все еще не полностью переадаптировался после времени, прове— денного в невесомости вместе с Шерой, и максимум, что мне удалось вымолить у медиков корпорации, было три недели — мои связи в руководстве для дежурного медэксперта ничего не значили. Так что я был занят тем, что злился на медиков и на нехватку времени и собирался с силами в преддверии старта, когда повернул за последний угол и очутился перед вывеской, которая сообщила мне, что я пришел, куда нужно.

Там было сказано: S.I.C. TRANSIT gloria mundi — добавил я от себя* . Я так смеялся, что Норри и Раулю пришлось помочь мне войти на корабль и пристегнуть меня, и я все еще продолжал смеяться, даже когда ускорение вжало нас в кресла.

Разумеется, как только выключили двигатель, с Раулем случился приступ космической болезни, — но у него хватило ума пропустить завтрак, да и укол быстро помог ему. Этот малорослый забавный паренек обладал феноменальной выдержкой: к тому времени, как мы состыковались с Кольцом-1, он уже пытался отрабатывать рифы на своем «Саундмастере».

Белый, как бумага, и абсолютно ничего вокруг не замечающий, взгляд стороной обходит видеоэкран с видами космоса, пальцы не отрываются от клавиатуры «Саундмастера», а уши надежно заткнуты наушниками. Если Рауля еще когда-либо и беспокоила тошнота, он в этом не признавался.

У Норри не было вообще никаких проблем. У меня тоже. На всякий случай мы назначили встречу с начальством на час позже нашего прибытия. Так что, запрятав Рауля в отведенной ему комнате, провели время в холле, наблюдая за звездами на большой видеостенке. Холл не был переполнен; туризм резко сократился после появления чужаков и больше не восстановился. Новые земли казались не такими привлекательными, когда где-то в них таились индейцы.