Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я пошарил в голове и не нашел нужных слов.

— Ну, вот так вот оно, — получилось у меня.

Норри слегка улыбнулась.

— Ни фига себе ты простыл.

— Мой нос забился через двадцать часов после того, как я приземлился.

Боюсь, я не был ему достаточно признателен, а следовало бы. Ты имеешь хоть какое-то представление о том, как ужасно воняет эта планета?

— Мне казалось, что замкнутая система воняет больше. Я покачал головой.

— У космоса есть запах, я имею в виду космические станции. И р-костюм может основательно протухнуть. Но Земля — это духовка с вонью, которая так и шибает в нос.

Она рассудительно кивнула.

— Никаких дымовых труб в космосе.

— Никаких мусорных свалок.

— Никаких сточных вод.

— Никакого навоза.

— Как она умерла, Чарли?

Уфф.

— Величественно.

— Я читаю газеты. Я, правда, знаю, что это ерунда, и… и ты был там.

— Ага.

Я рассказывал эту историю за последние три недели больше сотни раз — ноя ни разу не рассказал ее другу и понял, что мне это нужно. И Норри, ко— нечно, заслуживала того, чтобы знать, как умерла ее сестра.

Так что я рассказал ей о появлении чужаков, о догадке Шеры, что их общение происходит на языке танца, о ее мгновенном решении им ответить.

Я рассказал ей, как Шера почувствовала, что эти существа враждебны, агрессивны, полны решимости использовать нашу планету как место для раз— множения. И я рассказал ей, как только смог, о «Звездном танце».

— Она изгнала их своим танцем за пределы Солнечной системы, Норри.

Она показала все, что было в ее душе — а в ней были все мы. Она своим танцем открыла им, что есть ее душа и что есть человек, и они до смешного напугались. Они не боялись военных лазеров, но она устрашила их так, что они вернулись в глубокий космос. О, они вернутся когда-нибудь — я не знаю почему, но чувствую это всеми печенками. Возможно, не при нашей жизни.

Шера рассказала им, что значит быть человеком. Она дала им «Звездный танец».

Норри долго молчала, а потом кивнула.

— Угу. — Ее лицо внезапно передернулось.

— Но почему ей пришлось умереть, Чарли?

— Она завершила свой путь, дорогая, — сказал я и взял ее руку. — К этому времени она полностью привыкла к невесомости, а это — дорога с односторонним движением. Она никогда не смогла бы теперь вернуться ни на Землю, ни даже к одной шестой g в Скайфэке. О, она могла бы жить в невесомости. Но в невесомости реем владеет Кэррингтон — всем, кроме военных железяк, — а у нее не было больше причины принимать что-либо от него. Она сделала свой «Звездный танец», я записал его на пленку, и для Шеры все было кончено.

— Кэррингтон, — сказала Норри, и ее пальцы яростно стиснули мою руку.

— Где он теперь?

— Я только сегодня утром сам это выяснил. Он попробовал захватить все фильмы и все деньги для «Скайфэк инкорпорейтед», то есть для себя. Но он пренебрег заключением контракта с Шерой, а Том Мак-Джилликади обнаружил спрятанную голограмму завещания в ее работах. Она оставила все нам с тобой пополам. Так что Кэррингтон попробовал было подкупить стажера-судью, но выбрал не того. Это попало бы сегодня в новости. Он не смог вынести саму мысль о приговоре к заключению даже на короткий срок при одном g. Я думаю, он в конце концов убедил себя, что действительно любил Шеру, так как попытался скопировать ее смерть. Ему не удалось. Он ничего не знал о том, как покидать вращающееся Кольцо, и слишком поздно отцепился. Самая типичная ошибка новичка.

Норри удивленно посмотрела на меня.

— Вместо того, чтобы сгореть над Землей метеоритом, как она, он полетел куда-то в направлении Бетельгейзе. Я думаю, что это уже передали в но— востях. — Я взглянул на часы. — Собственно говоря, по моим оценкам, у него прямо сейчас кончается воздух. Если только у него хватило силы воли подождать.

Норри улыбнулась, и пальцы разжались.

— Это интересно представить, — промурлыкала она.

Если вас возьмут в плен, постарайтесь, чтобы вас не отдали женщинам.

Тут прибыл салат. «Тысяча островов» для Норри и французский для меня, как раз то, что мы бы заказали, если б хорошенько подумали. Порции были неравные, и в каждой было ровно столько, сколько каждому хотелось съесть.

Не знаю, как Толстяку Хэмфри это удается. В какой момент опыт становится телепатией?

Мы болтали во время еды, но ничего серьезного не обсуждали. Кухня Толстяка Хэмфри требовала уважительного внимания. Главное блюдо прибыло, как только мы закончили салат, а в тот момент, когда мы почувствовали, что наелись, тарелки оказались пусты и кофе достаточно охладился, чтобы пить. Кусочки свежего абрикосового пирога принесли прямо из духовки, и мы отдали им должное. Налили еще кофе. Я принял псевдо-эфедрин от насморка. Беседа мало-помалу возобновилась. У Норри оставался только один вопрос, который она могла бы мне задать, так что я спросил ее первым:

— Ну, и что происходит с тобой, Норри?

Она скорчила гримасу.

— Ничего особенного.

«Вот тебе и ответик. Давай, настаивай».

— Норри, в тот день, когда в твоей жизни не станет происходить ничего особенного, в Оттаве придет к власти честное правительство. Мне говорили, будто ты однажды простояла на одном месте больше часа — но тип, который болтал об этом, был знаменитый лжец. Выкладывай, ты же знаешь, что я вообще был не в курсе дела все это время.

Она нахмурилась, и это послужило для меня стартовым сигналом. Я бешено размышлял с тех самых пор, как вышел из своей тупой заторможенности в объятиях Норри в ее студии, и уже во многом разобрался.

Но зрелище того, как она нахмурилась, завершило процесс; мгновенно вся путаница в моем подсознании с почти слышимым щелчком обрела форму.

Так бывает, вы знаете. Вспышка озарения. На середине предложения, за микросекунду, вы совершаете квантовый прыжок в понимание. Вы смотрите назад на двадцать лет слепой тупости без содрогания и воспринимаете непосредственное будущее в подробностях. Позже вы будете этим восхищаться, но в тот момент воспринимаете все, как должное. Сицилийцы определяют этот феномен, как «гром среди ясного неба». Говорят, что он приносит глубокую невозмутимость и сосредоточенность. Меня это заста— вило рассмеяться.

— Что тут забавного?

— Не знаю, смогу ли я объяснить, крошка. По-моему, я только что догадался, как это получается у Толстяка Хэмфри.

— Ну?

— Расскажу позже. Ты говорила…

Она вновь нахмурилась.

— В основном я не говорила. Рассказать, что со мной происходит, в двадцати пяти словах или меньше? Я сама себя довольно долго об этом не спрашивала. Возможно, слишком долго. — Она глотнула кофе. — Ладно. Ты знаешь тот коммерческий альбом Джона Кернера, тот последний, что он вы— пустил? «Бегом прыгая стоя спокойно»? Это я и делала, наверное. Я потратила много энергии, делая вещи, которые казались мне нормальными, но я не удовлетворена. Я… Я почти заскучала.

Она совсем запуталась, и я решил сыграть роль адвоката дьявола.

— Но ты сейчас там, где всегда хотела быть, — сказал я и начал сворачивать сигарету.

Она состроила гримасу.

— Может, в этом и беда. Возможно, мечта всей жизни не должна быть достигнута — ибо что ты будешь делать потом? Ты помнишь фильм Кернера?

— Да. «Звук сна». Картина что надо.

— Помнишь, что там сказано о смысле жизни?

— Конечно. «Делайте следующее дело». — Я подкрепил слово действием, скрутил сигарету, заклеил ее языком, а затем закурил. — Всегда думал, что это был отличный совет. Он мне помог преодолеть несколько по-настоящему крутых моментов.

Она затянулась, задержала дым и выдохнула перед ответом.

— Я готова делать следующее дело, но в чем оно? Я была в турне с группой, я солировала в Нью-Йорке, я занималась хореографией, я руководила всей этой чертовой школой, а теперь я — художественный директор. Я получила полную независимость; могу даже снова обучать класс, если захочу. Каждый год, начиная с этого момента и до тех пор, пока не замерзнет ад, в репертуар ТДТ будет включаться что-нибудь из моих вещей, и у меня всегда будут прекрасные партнеры. Я осуществляла свои детские мечты всю жизнь, Чарли, и вот дошла до того предела, дальше которого в детстве не думала! Я не знаю, что такое «следующее дело». Мне нужна новая мечта.

20
{"b":"23298","o":1}